Призрачный путник

Женщина из последних сил окликнула свою лошадь. Благородное животное в ответ заржало — звук донесся со стороны дороги, где её ждал конь.

Послание содержало крайне срочные новости: Анддрет и его солдаты не могут в одиночку справиться с людьми Грейта, им необходима помощь.

Сейчас капитан мог оказаться мёртв или попасть в плен к Лорду Певцу, и Амра молилась, что хотя бы её подчиненные из Дубового Дома спасутся от длинных рук Грейта. Она надеялась, что друиды смогут защитить себя до её возвращения.

Коснувшись рукой шеи своего скакуна, Амра ощутила нечто иное, нечто, причиной чему не являлось её состояние.

Женщина задрожала от непонятного страха, и в тот же миг почувствовала, как вокруг становится холодно и пусто. Будто сама жизнь, которую она почитала священной, медленно покидала лес. Казалось, что папоротники начали вянуть и умирать, деревья гнить и каменеть изнутри. Быстрый взгляд по сторонам показал, что ни одно из растений неподалеку не изменилось — нападению подверглась её связь с окружающей природой. Власть Сильвануса слабела и погибала, как будто сама природа задыхалась в тесноте.

— Помоги мне, Отец Дубов, — пробормотала Амра. Молитва сорвалась с губ облачком тумана. Конь заржал, замотал головой от страха и завращал глазами.

Обманщица, —раздался внутри призрачный голос. —Слабачка. Позорище.

Амра развернулась вокруг своей оси, но никого не увидела. Она отшатнулась от лошади, и та, без хозяйки, запаниковала и бросилась галопом. Когда лошадь сбежала, стал заметен серый туман, струившийся с того места, где только что стояло животное. В этом тумане золото и багрянец сплелись в пару огненных глаз, и те впились в душу Амры.

— К-кто ты? — спросила полуэльфийка. Она попыталась схватиться за кинжал, но руки дрожали слишком сильно.

Та, что ведает силу, в поисках которой проходит твоя ничтожная жизнь, — без слов сказал туман. —Та, что знает тебя, карающий бич, тебя и твою человеческую кровь. Та, что знает твое сердце и скрытую в нем ложь, ложь природе, которой ты якобы служишь.

— Прочь от меня, — выдавила Амра. Она споткнулась и стала отползать, прикованная взглядом к этим жгучим глазам.

Я твоя власть и твое очищение, твоя судьба и твое искупление, твоя тьма и твой дух.

Туман стал ближе. Тонкие струйки ветра вцепились в волосы Амры и потянули её к пылающим глазам.

Я твой враг и твоя надежда.

И тогда пришло понимание.

— Боги… Но Орден… они же изгнали тебя столетие назад! Они тебя уничтожили!

Призрачный шепот превратился в чудовищный смех, который заставил Амру беззвучно закричать, напрасно прижимая ладони к ушам. Её мозг чувствовал себя так, будто исходил кровью.

Я сила природы, — сказала Гилтер’йель в сознании Амры. —Меня нельзя уничтожить, пока я не избавлю весь мир от грязи вашего людского рода.

Амра почувствовала, как её поглощает холодная земля; но это было непохоже на те друидические заклинания, действие которых ей доводилось ощущать, скорее, это была сила самой призрачности, сила, таким же образом относившаяся не-жизни, как сила Амры принадлежала жизни. Женщина не нашла способа сражаться с этим, лишь закричала напрасно, призывая своего бога, Сильвануса Отца Дубов.

А затем её взяла оборвавшая крик тьма.

* * *

Гилтер’йель потянулась, вызвав прокатившуюся по эфирному плану рябь. Тени деревьев склонялись в её присутствии, духи в ужасе бежали прочь. Перед ней билось тёплое, желто-оранжевое сияние жизни, принадлежавшее полукровке, которую она только что победила и заточила в плен.

Призрачный друид сощурилась. Только две вещи она ненавидела сильнее представителей человеческой расы: их преступления против природы и тех людишек, кто изображал поклонение естественному порядку. Амра Чистоводная, с эльфийскими предками и своей верой, представляла из себя и то, и другое. И все равно Гилтер’йель колебалась перед её убийством. Она не желала марать свои руки кровью людей, даже такой полукровки — получеловека — как Амра.

Гилтер’йель решила оставить женщину в живых на время. Возможно, она найдет для Амры более подходящее применение в будущем.

Затем она вспомнила о другой, более слабой жизни, пульсировавшей неподалеку под древесным силуэтом.

Гилтер’йель полностью перешла на материальный план. Цвета стали насыщенными, тени исчезли. От ярких оттенков она сощурилась, но лишь на мгновение. Вернулись запахи и звуки птичьих трелей, но на это Гилтер’йель не обратила внимания. Она прошла по мягкой лесной почве к неверному биению жизни.

— Мой бедный маленький Странник. Ты странствуешь слишком далеко, — улыбнулась она.

Мерис, окутанный лозами, представлял собой беспомощную цель. Его тело не двигалось, но Призрачная Леди знала, что юноша все еще жив. Ей стало интересно, изменится ли такое положение, если она зачерпнет чуть-чуть призрачной силы и наполнит лозы теневым огнем.

Гилтер’йель протянула тонкую, обманчиво изящную руку, чтобы влить свою силу в опутавшие грудь Мериса стебли…

Только призрачный друид собралась сделать это, как ей пришло в голову, что лучше будет сжечь мальчишку живьем. Тогда она поднялась и напрягла острое ухо. Что-то привлекло её внимание, Гилтер’йель отвернулась от Мериса, широкий серый плащ взметнулся вокруг тонкого тела, и она превратилась в призрачного ворона. Птица взмыла в воздух и полетела прямо в сторону собиравшейся бури.

Будь Мерис в сознании, он услышал бы вой одинокого волка.

Глава 18

30 Тарсах

Сверкнула молния, хлынул ливень, превращая поросшую травой землю в гибельную трясину. Был полдень, но это могла быть и полночь — вся сокрытая сила солнца не могла пробиться сквозь толстый слой туч. В роще Путника стояла одинокая, безымянная могила. Кровь, наконец, перестала смешиваться с потоками воды, но лужицы остались алыми, и следы клинков, и отпечатки ног устилали землю, превращая мирную поляну в поле боя. Три тела — одно раздробленное и еще два других, из ран которых извлекли ножи, лежали, скрючившись, и смотрели в пустоту.

Пугающая тишина снизошла на рощу. Олениху и оленят, которые часто посещали спокойную поляну, нигде не было видно. Затихли даже птицы и сверчки. Иногда раскаты грома разрывали смертельную тишину, но не было слышно ни звука жизни.

Только одинокий дух, Тарм Тардейн, присутствовал в роще. Он, как всегда молча, обходил могилу — и занимался этим вот уже полдня. Наконец, дух поднял глаза к небу, будто услышав свыше призрачный голос. Тогда он опустился на колени, широко раскинул руки, и обратил вверх лицо, позволив дождю пронзать его нематериальное тело.

Может быть, он молился богу правосудия, которому служил при жизни. Может быть, застыл в моменте тишины, погрузившись в размышления.

Или, может быть, он просто ждал.

Улыбка, редкий гость, осветила его лицо, принадлежавшее человеку среднего возраста, и дух прошептал слова благодарности. Тарм приложил руку к земле, как будто пытаясь помочь кому-то.

Лишь один звук ответил ему: вой одинокого волка, звук отчаяния, гнева, потери, и…

Мести.

* * *

Левая рука вырвалась из земли, пальцы, смахивающие на когти, были покрыты смесью крови и глины. Грязь заляпала даже серебряное кольцо на безымянном пальце, но не единственный сапфир на нем, ярко сверкавший во вспышках грозы. Рука встретилась с протянутой рукой Тарма и на мгновение остановилась, словно почувствовав призрачную плоть.

Затем, пройдя сквозь эту плоть, рука стала царапать поверхность почвы. Наконец вцепилась в грунт. Мускулы, как веревки, вытащили из рыхлой земли облаченное в стальной наруч предплечье. Затем вторая рука присоединилась к первой, и второе плечо тоже. Вместе руки напряглись и вытащили все тело.

В дожде и смерти Странник вытаскивал себя из могилы. Его рубаха висела клочьями на бледных плечах и груди, где к остальным ранам присоединились длинный, вспухший разрез и похожие на ротовое отверстие шрамы. Пояс для меча висел на талии, но сам меч пропал; зато метательные ножи были на месте. Пропитанные кровью волосы прилипли к голове, и лицо его было окрашено кровью, грязью и слезами, но глаза горели так же яростно, как и камень его кольца. Полыхнула молния.