Страница 3 из 13
Большего по зеркалам разглядеть не удалось. Дорога изогнулась в новый поворо т, мастодонт с заносом вписался в него, оставив попутчиков на произвол судьбы.
Стиснув зубы, Андрей Николаевич подумал о том, что отставшим мало не покажется. Хорошо, если автоматной очередью убило сразу всех троих…
Передний пассажир матерился как завзятый сапожник, что совсем не вязалось с его солидным обликом. Тогда как второй мужчина на заднем сиденье молчал, будто немой. Все трое находились в состоянии крайнего нервного возбуждения, ожидая неизбежной погони. Но, кажется, им удалось оторваться.
В сознании Савельева сумасшедшим калейдоскопом мелькали недавние образы прорыва. Какие-то странные ощущения донимали его, но из-за стрессовой ситуации он не мог сосредоточиться на этом.
Километров через десять от места засады, убедившись, что погони нет, собравшись с мыслями, он понял, чему именно так поразился. Среди бандитов находился один из братьев – Фёдор. Ошибки быть не могло.
« Что и следовало от него ожидать, – с большой досадой подумал Андрей Николаевич. – Как ни прикидывался овечкой, а истинная натура всё равно вылезла».
Савельев остановил машину и обратился к своим спутникам:
– Влип Юрий Петрович с остальными. Убили их, судя по всему, – сказал он и удивился, как обыденно это прозвучало. Будто каждый день приходилось попадать в засады и терять людей.
– Теперь смысл нашей поездки утрачен полностью, – заметил молчавший до сих пор пассажир на заднем сиденье.
– Я тоже так считаю, – согласился Савельев. – Придётся возвращаться ни с чем. Хоть я и знаю дорогу до этой базы, но без Артемьева искать кого-то бесполезно. Да если и найдём, он с нами разговаривать не станет. Даже не представляю, как теперь сообщить родственникам о случившемся, – вздохнул он, трогая джип с места.
– Надеюсь, возвращаться будем по другой дороге? – высказал общую мысль передний пасс ажир.
Никто ему не ответил. Это и так было очевидно.
//-- * * * --//
На обратном пути Андрей Николаевич думал о Фёдоре. Вспоминал своё и его детство, юность, зрелый возраст и недавнее время, когда отчуждение между ними – наполовину родными братьями, усилилось. Этому в немалой степени способствовал сам Фёдор, завидуя карьерному успеху Андрея.
Бывает так, что среди близких людей пробегает чёрная кошка, навсегда разделяя их и даже делая врагами.
Рождённые от разных отцов одной матерью, они всегда и во всём были соперниками, часто ссорились и дрались по любому пустяку.
Отец Андрея Николаевича трагически погиб – разбился на машине ещё в семьдесят восьмом году, когда младшему Савельеву едва стукнуло пара годиков. Поэтому он не помнил своего родителя. А фотографий мать не сохранила.
Повзрослевшему Андрею удалось выяснить, что против фотог рафий другого мужчины в доме был второй муж матери, его отчим и отец Фёдора, давший ему свою фамилию – Трошин и отчество – Павлович.
Его маленький Андрей тоже не помнил. Тот ушёл из семьи в восемьдесят первом году, через год после рождения Феди, оставив жену с двумя карапузами на руках.
Фёдор рос завистливым и каким-то озлобленным, импульсивным, вспыльчивым, обидчивым. В зрелом возрасте он стал чем-то напоминать этакий гриб-боровичок: лицо округлое, упитанное, сам плотный, кругловатый, энергичный, ростом под метр семьдесят пять. Волосяной покров слабый, поэтому голову брил «под ноль». Когда женился, то почти сразу в своей семье стал тираном, да ещё был не дурак выпить и гульнуть на стороне.
Держал Фёдор свой небольшой бизнес, занимался поставкой разной мелочёвки для начинающих строительных фирм, мечтая выйти на уровень вагонных поставок для крупных компаний. О чём неоднократно разговаривал со старшим братом, просил позна комить с серьёзными людьми, ворочающими миллионами долларов.
Но Андрей Николаевич, зная о ненадёжности брата, всякий раз уходил от его просьб, хотя и мог реально помочь, так как действительно был накоротке со многими бизнесменами. Да и те, чтобы поддержать добрые отношения с большим краевым чиновником, запросто приняли бы в свой круг его родственника.
Своими отказами он крайне раздражал Фёдора. Тот считал, что старший брат зазнался, задрал нос на своём высоком посту. Положа руку на сердце, Андрей Николаевич признавал, что это не так уж далеко от истины. Но не снобизм был тому причиной. Просто положение обязывало надеть такую маску, и снималась она лишь в необходимых случаях при непосредственном контакте с народом.
Не любил Фёдор и младшего брата – Ивана. Не просто не любил, вообще терпеть не мог. Если с Андреем ещё как-то пытался строить отношения из корыстных соображений, то Ваньку, как хронического уголовника – именно так Федька называл младшего брата – не переносил на дух.
Да и то сказать, Иван действительно с малолетства пошёл по стопам непутёвого родителя. Тот был идейным сидельцем, бόльшую часть жизни провёл по зонам – от общего режима до «крытого», как его называют сами «жулики», а на официальном языке такой режим именуется тюрьмой [1 - Не путать с СИЗО – следственными изоляторами. Официально на 2010 г. в РФ функционировало семь тюрем (прим. автора).].
Он недолго сожительствовал с матерью двух маленьких сыновей, считавшей, что пусть хоть такой мужик будет. А то какому нормальному мужику, не приживальщику, она нужна с двумя-то «спиногрызами»?
Но и этот получил очередную судимость за очередную кражу и надолго поехал «в командировку».
Иван родился в восемьдесят втором году, уже без своего непутёвого папаши, который из зоны ни строчки не написал своей бывшей сожительнице. А она слала ему длинные письма, изл ивая на тетрадные листки тяжёлую долю одинокой бабы, едва тащившей на себе трёх малолетних детей, кое-как обувая и одевая их, кормя, чем придётся.
Никитин Иван Петрович унаследовал от своего папаши фамилию и отчество. Да в довесок несчастливую судьбу: первый раз он сел в пятнадцать лет за то, что с друзьями ограбил павильон. Собственно, Ванька и не грабил. Так, в сторонке стоял, пока другие, пользуясь темнотой, безлюдьем и беспомощностью молодой, напуганной до смерти продавщицы, дербанили содержимое железного киоска. Но срок получил вместе со всеми, хоть и поменьше организаторов преступления – четыре года.
Три года чалился на «малолетке», а как исполнилось восемнадцать, был этапирован на «взросляк», где досидел оставшийся по приговору год. Освободился «звонком», то есть, отбыл весь срок до конца.
Вернулся домой, решил начать честную жизнь, тем более что сел по глупости. За время отбывания наказания о многом передумал и п онял, что не хочет идти по стопам непутёвого родителя. Да и мать на редких свиданках переживала, плакала, говорила, что Иван весь в своего папашу пошёл.
Второй раз Иван сел в двадцать четыре года. Сел опять по глупости – за хранение угнанного авто. Подставили старые кореша, попросившие подержать временно в его гараже автомобиль, клятвенно заверив Ивана, что тачка «чистая». Не хотел этого Ванька, чувствовал, темнят дружки, и всё же не смог отказать. Арестовали его через несколько дней после этого. И закрутилось всё по-новой… Дружки пошли в отказ: мол, знать ничего не знаем. Пришлось Ивану отвечать за их подлость и собственную глупость. Опять схлопотал четыре года общего режима.
Со своей будущей супругой Еленой он познакомился по переписке, как с «заочницей». Дело дошло до того, что она начала приезжать к нему на краткосрочные свидания, а потом, когда расписались в зоне, два раза приезжала на длительные.
Елена выглядела «серой мышкой», по характеру была очень доброй и отзывчивой. Жена и мать из неё получилась хорошая. Она верно ждала мужа, слала ему передачи и письма. Ожидая освобождения супруга, одна воспитывала сына Ромку от первого неудачного брака. Рождённая от Ивана дочь Вика появилась на свет уже после освобождения отца.
На зоне парень твёрдо решил «завязать», освоил профессию каменщика. Вернулся молчаливым, прежде чем что-то сказать, тщательно обдумывал, что говорить и как. Эта привычка появилась в неволе, где за каждое слово спрос серьёзный.