Страница 2 из 10
А я вот домосед — как попал пятнадцать лет назад в эту контору, так и сижу. Привык уже, сросся со своим стулом, прикипел к любимому столу… К тому же мне служба нравится — делаю рекламные проекты. Работа не пыльная, творческая, требует выдумки и мастерства. А что платят мало… Так я к этому привык.
Собственно, мне много и не надо — и в еде, и в питье я весьма умерен: джинсы ношу по пять лет, свитера — и того больше. Пороков (как явных, так и тайных) у меня нет — не пью, почти не курю, посторонними женщинами не интересуюсь. Единственная моя страсть — чтение: люблю приключенческие романы всех видов и жанров, глотаю их, как горячие пирожки, по несколько штук в месяц. Конечно, книги сейчас недешевы, и их покупка пробивает серьезную брешь в нашем семейном бюджете, но моя жена, кажется, с этим давно смирилась — учитывая, что у других мужчин есть куда более дорогостоящие пристрастия…
Так что в некотором плане я идеальный муж. Наверное, поэтому моя Ленуля и не разводится со мной, хотя каждый месяц, когда я приношу ей зарплату, заявляет: «Все, Собакин, терпение мое лопнуло: или ты ищешь другое место, или я с тобой развожусь!» И отлучает на несколько дней от своего тела, белого и мягкого.
Я обычно отмалчиваюсь — а что скажешь, права она! Но проходит три-четыре дня, и все возвращается на круги своя. Супружеские отношения (в том числе постельные) налаживаются, и мы опять живем душа в душу — до следующей зарплаты.
…Я посмотрел на монитор, где красовался очередной эскиз, вздохнул и принялся за работу.
В вагоне метро народа было мало — час пик давно прошел, все, кто хотел, были уже дома. Я шлепнулся на свободное сиденье и открыл книгу. У меня имелось по крайней мере двадцать минут, чтобы спокойно почитать. Вагон мягко покачивался, и я углубился в роман…
«…Я бежал по темному лесу. Мокрые ветви хлестали по лицу, но я не чувствовал боли. Скорее бы добраться до спасительной чащи, укрыться под густой сенью деревьев! Сзади раздавались крики — преследователи не отставали. Воины князя Редрика пустили по моему следу самых злобных псов и гнали меня, как осеннего зайца. Рана на руке уже почти перестала кровоточить — подействовал лечебный эльфийский заговор, которому научила меня матушка, но и сил я потерял немало. В голове билась только одна мысль: только бы добежать до оврага, границы Запретного леса, только бы передать известие о подлости низкорожденных, устроивших коварную засаду и перебивших весь отряд! А там и помирать не страшно — за меня, без сомнения, отомстят, да так, что этим жалким людишкам, считающим себя хозяевами на нашей земле, придется очень несладко! Заплачут они кровавыми слезами, ох, заплачут…»
— Ну, чего расселся-то, — послышалось над самым моим ухом, — подвинься чуток! Не видишь что ли — женщина с тяжелыми сумками стоит.
Я поднял глаза — надо мной нависала здоровенная бабища, вся увешанная котомками. Спорить с такой тушей и что-то доказывать бесполезно — если даже рядом есть свободные места, она непременно встанет перед тобой и будет требовать, чтобы ты уступил место. Я молча подвинулся, давая тетке сесть. Та шлепнулась толстым задом на продавленное сиденье и шумно отдышалась:
— Читают тут, а женщину не видят. Умные все стали, а работать некому!
Ну, что тут скажешь? Быдло — оно быдло и есть. Главное, не обращать на него внимание. Я забился в самый угол и перевернул страницу…
«…Вот наконец и овраг, спасительная граница, отделяющая Запретный лес от нейтральной территории. Дальше начиналась наша земля — вековая земля благородных. Люди и гномы сюда даже не суются — знают, что могут получить в сердце длинную эльфийскую стрелу с тонким и острым, как жало, наконечником.
Я с ходу перескочил овраг, упал на траву и немного отдышался. Люди остановились на той стороне и начали шумно совещаться, решая, что делать дальше. Слышно было, как одни настаивают на продолжении погони, а другие, более опытные (или более умные) предлагают вернуться. Правильно, жить-то всем хочется…
Потоптавшись немного, преследователи все же повернули назад — осторожность взяла верх над охотничьим азартом. Собаки недовольно залаяли, намереваясь гнать добычу, но их взяли на короткий поводок. Вскоре все стихло — люди убрались, лишь сверху слышалось привычное пение птиц.
— Что, Альмир, испугался, небось? — услышал я над ухом насмешливый голос.
Я резко вскочил и приготовился к бою, но тут же взял себя в руки — это был Эльтер, мой старший брат.
— Немного, — честно признался я, убирая в ножны кинжал. — Слушай, Эльтер, надо немедленно сообщить Клаару и старейшинам, что люди нарушили Договор — напали на наш отряд. Всех убили — мне одному удалось скрыться…
— Идем, — приказал Эльтер, — это важно, и я сам отведу тебя к вождю клана.
Мой старший брат с прошлого года считается главой семьи — после того, как в бою погиб наш отец, отважный Тирель. И теперь Эльтер представляет интересы нашей семьи в Совете старейшин, что позволяет ему в любое время входить в дом к Клаару и лично докладывать обо всем.
Через некоторое время мы уже шли к Святилищу. Лес расступился, и я снова увидел его — огромное дерево, на вершине которого находился наш Храм. Внизу, у подножия, примостилось несколько простых хижин — там жили члены Совета, в том числе и глава клана, храбрый и могучий Клаар…»
«…Осторожно, двери закрываются!..» Я оторвался от книги и резко, как спринтер, рванул с места. Надо же, чуть было не проехал родную станцию. В дверях вагона едва не сбил здоровенную бабищу с сумками — она, оказывается, тоже выходила здесь.
— Ишь, упьются, и не видят ничего! — донеслось мне вслед. — Алкаши проклятые!
А вот это неправда — я к алкоголю равнодушен. Ну, почти. Конечно, выпить бутылочку пива после работы или тяпнуть водочки за праздничным столом — святое дело, но чтобы регулярно ужираться до безобразия…
Хотя нет, каюсь — было… Значатся в моей светлой биографии два-три позорных случая, когда я укушивался до состояния почти полной невменяемости. Последний — почти год назад, на нашей корпоративной вечеринке в честь Рождества.
Тогда я в очередной раз выполнял срочный заказ и пришел в ресторан, где гуляла наша братия, уже ближе к концу. Все были изрядно навеселе и мне тут же преподнесли штрафную — здоровенный бокал водки, пожалуй, граммов на двести. Я толком не пообедал, лишь проглотил наспех пару бутербродов, и все. Поэтому на голодный желудок водочка пошла очень даже хорошо.
Я сразу почувствовал в теле легкость необыкновенную, с души свалился тяжелый камень забот и огорчений, а руки-ноги обрели подвижность и гибкость чрезвычайную. Немедленно захотелось музыки, песен, танцев и тесного общения с женщинами. Короче, понеслось! Потом Славка, давясь от смеха, рассказывал нашим в курилке, как я провел тот достопамятный вечер.
Оказывается, я нагло клеил Людочку прямо на глазах изумленного донельзя Пал Палыча, приставал к бухгалтерше, почтенной Раисе Сергеевне, и обещал официантке развестись с опостылевшей женой и немедленно на ней жениться. И даже плакался, размазывая по щекам слезы и сопли, на плече у нашей Верочки.
О Верочке надо сказать особо. Это тихое, безобидное существо служит в конторе на должности рисовальщицы, а, по сути, выполняет просьбы типа подай-принеси. Ее все шпыняют, особенно Юля и Катя — наши злобные дамы. Они просто проходу Верочке не дают, вечно прикалываются над ее немодной одеждой и дурацкой прической «под мальчика».
Издеваются они, судя по всему, в отместку за то, что их наши мужики (да и другие тоже) в упор не замечают. Как же — обеим уже под тридцать, давно «уж замуж невтерпеж», а женихов подходящих все нет. Да что там подходящих — даже самых завалящих на горизонте не наблюдается. Что только они ни делали, куда только ни обращались — и в брачное бюро, и к профессиональной гадалке, и к колдунье, чтобы снять венец безбрачия, — и все без толку. Больше двух раз с ними почему-то мужики не встречаются…