Страница 99 из 128
Павел понимал, что Маркелов его покупает, чтобы убрать из Москвы. Все-таки странная логика у этих «новых русских». Ради собственной прихоти они готовы организовывать любые предприятия, бросать деньги там, где можно просто плюнуть и пройти мимо. Ведь Маркелов в глубине души понимает, что дело не в графе и не в его любви к Татьяне. Просто не способен Илья Сергеевич совладать с этой стервой. Ну и плюнул бы. Ан нет. Пыжится из последних сил.
Поскольку Павел готовился к длительной борьбе с ним, то отказываться от предложения было не резон. Но и сразу соглашаться — тоже не с руки. Он видел, что Маркелов не сомневается в успехе переговоров, и, чтобы доставить себе удовольствие, мягко ему возражал и уходил от конкретных ответов.
Так они провели несколько часов и поняли, что успевают лишь переодеться; нужно было торопиться в античный театр на финал конкурса.
Благодаря рекламе и весне, особо остро ставящей вопрос о женской красоте перед мужским населением Афин, подступы к входу в театр Геродота Аттика были забиты народом. Античные развалины, вмещавшие около двух тысяч человек, подсвечивались со всех сторон; еще незаполненный амфитеатр, с каменных скамеек которого древние греки наблюдали за героями трагедий Эсхила и Еврипида, волновали сердца и души участниц конкурса, в последний раз репетирующих проходы.
Леонтович, стоявший возле подиума, говорил спокойным голосом, но акустика подхватывала его и разносила по всей получаше театра. Хуже всех дела обстояли у Любы. Казалось, она мысленно вообще отсутствует и с трудом воспринимает реальность. Вспыхнули фонари и прожектора. Задняя стена сцены, представлявшая собой три этажа каменных арок, осветилась и стала совсем невесомой. На ее фоне девушки из неестественно напряженных красавиц превратились в легкокрылых богинь.
— Ладно! Черт с вами. Мне нравится. Одна — со сцены. А Люба — ко мне.
Она подошла и независимо грубо спросила:
— Чего еще?
— Твоя жизнь в конкурсах только начинается, — принялся распекать ее шоумен.
— Ой, не надо мне ваших конкурсов, — протяжно заявила Люба. — С меня графа Нессельроде вполне хватает. И вообще, больше на меня не рассчитывайте. С завтрашнего дня плевала я на вас и видеть вас не желаю.
От подобного хамства уголки повисших усов Леонтовича зашевелились. Но выяснять отношения не позволяло время.
— Идите в гримерку, — сдерживая злость, тихо произнес он и отправился за сцену.
Шоумен решил после финала поговорить с Павлом. Девчонка набралась наглости и пользуется его именем без всяких на то оснований. Люба же не из вредности принялась со всеми ругаться. Она создавала ситуацию, при которой все должны были от нее отвернуться. Делалось это для Антигони. Ей же будет проще. Ни с кем не придется общаться. И никто не узнает об их подмене. Единственно, что смущало девушку, так это то, что гречанка почти не скрывала желания воспользоваться каютой графа как своим убежищем. Но с другой стороны, она же любовница Апостолоса. Значит, граф как мужчина ее интересовать не будет. Так успокаивала себя Люба и с нетерпением ждала, когда, наконец, начнется и закончится этот идиотский конкурс.
Представление началось вовремя и с поразительным успехом. Леонтович восхитил всех знанием нескольких греческих слов, которые он удачно комбинировал, пересыпая их английскими выражениями, и быстро превратился для экспансивных зрителей в своего парня.
Девушки вели себя превосходно. Переругавшись за кулисами, на подиуме они смотрели друг на дружку невинными взглядами. Поставленные проходы выполнялись грациозно и без вульгарности. Поистине красота завоевала амфитеатр. Маркелов не удержался и прошептал графу, прикрывая рот красочным буклетом:
— На такой сцене и обезьяны покажутся венерами милосскими.
— Обезьяны вряд ли, — не согласился Павел. — Просто за несколько тысячелетий здесь произошло столько выдающихся поэтических и драматических событий, что сама атмосфера способна высветить в человеке нечто возвышенное.
— Да? — вскинул тяжелые брови Маркелов и замолк.
Девушки меняли наряды, а зрители, особенно мужская половина, затаив дыхание, ждали того заветного момента, когда нимфы появятся в купальниках.
И этот долгожданный момент настал. Амфитеатр ахнул. Крупные звезды, мерцавшие на черном вечернем небе, казалось, были готовы слететь на обнаженные плечи, руки, ноги девушек. Многие из них предпочитали купальники-бикини, и среди таких оказалась Люба. Она смотрелась просто неотразимо. Таким застенчивым полуподростком-полуженщиной, погруженной в себя. Приветствовавших зрителей она не удостаивала даже улыбки. И это только подзадорило эмоциональных греков, привыкших к улыбкам на женских лицах, как к парусникам на Эгейском море.
— А хороша! — прокомментировал Маркелов. — Со вкусом у вас, граф, полный порядок. Слышал, между вами и девушкой пробежала кошка? Если что, Лавр давно на нее глаз положил. Я его насилу сдерживаю. Нам еще только дуэлей на борту не хватало.
Известие о притязаниях Лавра резануло графа.
— Вы насчет Лавра серьезно?
— А что ж он, не человек? Мужик в соку. Да и с этой Любой они, кажется, давние знакомые. Не жадничайте граф, полакомились — передайте другому.
Судьба Любы решилась моментально. Павел ни за что не позволит мерзавцу с каменными губами прикоснуться к ее еще нерастленному телу. Пока они не вернутся в Одессу, он будет вынужден опекать ее.
— Пусть Лавр не рассчитывает. Люба давно перебралась в мою каюту, и до Одессы я ее не выпущу. А там посмотрим.
Маркелов дружески ткнул его локтем в бок. И прошептал:
— А с остальными разобраться не хочется?
— Нет. Ими пусть и займется ваш Лавр.
— Хорошо, передам. Правда, ему придется столкнуться с конкуренцией. Девиц во всю окучивает господин Кабанюк. Нуда разберутся.
В этом момент на подиуме появились Татьяна и Пия.
Маркелов тихо присвистнул. Обе дамы после юных красоток произвели впечатление роскошной осени, вторгшейся в хрупкое пространство весны. Татьяна — в золотистом платье в рюмочку, со стойкой, заканчивающейся клином глубоко между грудей. Гладкая прическа и царственный взгляд. Илья Сергеевич по этому поводу прошептал:
— Прямо Катька Вторая.
Пия стояла рядом, вся в белом, с широченным поясом и тянущимся от него шлейфом. Она блистала огромным бриллиантовым колье, роскошно подчеркивающим красоту ее обнаженных мраморных плечей.
— Наш артист в обморок не упадет? — снова раздался шепот Маркелова.
— Его отпустили из полицейского участка?
— Да. Состава преступления не нашли. Воркута дал показания по поводу странного хобби вашей знакомой.
— Я рад за Егора, — сухо сказал Павел, давая понять, что не расположен продолжать это перешептывание.
Они оба взглянули на подиум. Татьяна как раз объявляла результаты голосования. Королевой красоты Средиземноморья стала болгарка. Второе место досталось гречанке, а третье — одесситке. Никаких случайностей не произошло. О Любе и не вспомнили. Графу стало ее искренне жалко. Она Стояла в ярких лучах прожекторов и плакала. Он решил в антракте разыскать ее и по возможности утешить.
Многие конкурсантки получили красивые призы от разных спонсоров. Сцену завалили цветами. Леонтович с шумом открыл бутылку шампанского и призвал всех зрителей в антракте отметить успех конкурса таким же салютом. На том и закончился финал. Во втором отделении должна была петь Полина. Но Павел решил, что с него достаточно.
Протискиваясь по узкому проходу, он попал в объятия Апостолоса.
— Граф, чудное представление, а? Никаких денег не жалко!
— Да, да. Чувствуется ваш размах, — подтвердил Павел, собираясь откланяться и найти Любу.
— Я вас отпущу в одном случае — вы принимаете мое приглашение после банкета ехать ко мне на виллу играть в винт!
— Думаю, будет поздно, — запротестовал Павел.
— Но без вас не пойдет игра. Окажите хозяину такую услугу.
Павел сделал вид, что должен решить что-то важное, и, кивнув головой, стал выбираться из амфитеатра. Он долго не мог понять, как попасть за кулисы, а когда все же выяснил, то увидел Любу, уткнувшуюся в плечо Петра Кабанюка и рыдающую во весь голос.