Страница 89 из 128
— Это невозможно…
— Ну, почему? — заламывая руки, кричала Люба. — Я же вся принадлежу тебе. У меня нет никого ни здесь, ни в Ростове. Я не представляю себе, как буду жить, когда вернусь домой! Не отвергай меня… Я же не прошу, чтобы ты на мне женился, просто хочу быть рядом. Иначе погибну!
Разговоры по поводу «погибну» больше всего раздражали Павла. В них таилась некая угроза. Этим хорошо пугать родителей, учителей или тех, кто несет хоть какую-то ответственность. Но он не собирался брать ее на себя. Люба напоминала ему бездомного щенка, взятого из жалости попить горячего молока и решившего, что это уже навсегда.
— Паша, ты же не любишь эту артистку? Она, говорят, и с бандитом занималась этим самым…
Что он должен был ответить? По наблюдениям графа, почти каждая женщина, сталкиваясь с нежеланием мужчины уделить ей внимание, обязательно предполагает, что он любит другую. В таких случаях вступать в объяснения — значит оправдываться. Никогда не поймет Люба, что он устал. Что его душа, измордованная любовью к Татьяне, на неопределенное время потеряла способность отзываться даже на самые искренние чувства. Проще всего протянуть руку этой девчонке, прижать к себе, насладиться ее юным телом, а потом спрашивать себя: «Зачем?»
— Возьми у меня деньги, пойди в бар, в дансинг, повеселись. На корабле полно молодых достойных ребят-бизнесменов. Они будут счастливы возможности ухаживать за тобой.
— Да? А в мое отсутствие к тебе придет эта артистка? — сквозь слезы возражала Люба.
И граф отворачивался к стене.
— Ладно, ладно. Потерпи, только приедем в Грецию, Я украду все твои деньги и останусь там. Не веришь?
— Верю. Может, так будет лучше, — сказал он, понимая, что она берет его на детский испуг.
— А что? Ты выигрываешь потому, что я приношу тебе счастье! — не унималась она.
— Я начал выигрывать тогда, когда ты только родилась…
— Правильно! Как я родилась, так ты и стал выигрывать!
Люба наверняка довела бы их препирательства до настоящего скандала, если бы ей не помешал приход Леонтовича.
Он смущенно стоял возле постели графа, и длинные кончики его усов уныло висели, придавая лицу траурное выражение.
— Люба, иди на репетицию. Девочки возмущаются. Это с твоей стороны нечестно. Что бы ни случилось, ты обязана быть в команде.
Люба вскочила, схватила свои вещи, засунула их в сумку и молча выбежала из каюты. Павел мысленно поблагодарил Леонтовича, но вслух никак не отреагировал. Тот уселся в кресло и предложил:
— Немного коньяку для разговора нам не помешает?
— Пей, я не буду, антибиотики принимаю.
— Тебе легче, — вздохнул шоумен.
— Больному всегда легче, — согласился граф, — потому что все его мысли крутятся вокруг собственного здоровья, и остальное кажется вздором. Мы ведь не придаем значения только тому, что имеем.
— Вот почему ты так безразличен к этой девчонке, — кивнул головой Леонтович.
Павла слегка задело его замечание. Но шоумен выглядел таким потерянным и унылым, что грех было на него обижаться.
— Сам-то как? — спросил его Павел.
— Плохо. То есть, вокруг все хорошо. Конкурс удался. Все девчонки при спонсорах. Иностранки тоже не скучают. В Греции, надеюсь, произведем фурор, но разве дело в этом… все дни меня не покидает вина перед Ларисой. Почему я ее отпустил? Нужно было запереть в своей каюте, как ты эту девчонку…
— Она не девчонка. Такие, как Лариса, выбирают свой путь сами. Ты ничем не мог ей помочь. И не мучай себя.
Леонтович налил себе коньяку. Несколько капель упали на белую рубашку, пузырящуюся под напором живота. Вытащил из модного бежевого с узкими лацканами пиджака платок и аккуратно промокнул пятна. Потом выпил.
— Я хочу знать правду о Ларисе. Пойми, я имею на это право. Не как ее любовник. Между нами ничего не успело произойти.
А как человек, обреченный всю оставшуюся жизнь носить ее образ в себе.
Пушистые ресницы Леонтовича не могли скрыть страдания, наполнявшего его глаза. Павел вспомнил, что обещал возле трупа Лоры-гестапо рассказать ему о ней и ее дьявольской сущности. Но разве утешит это печального шоумена? Нет. Слухи будут еще долго виться вокруг ее имени.
— Ты сказал, что не каждая ведьма могла бы с ней соперничать?
— В тот моменту меня сдали нервы. Скажу тебе немного, но достаточно. Мы с ней были в близких отношениях, чего уж теперь скрывать. Это произошло случайно. У нее дома. Лариса была странной и одинокой женщиной. Когда-то ее почти девчонкой изнасиловал какой-то подонок. Прямо в лифте. После этого сексуальные отношения для нее непременно принимали трагическую окраску. Ей нужно было наказать мужчину за желание владеть ее телом. Сама она при этом мучилась не меньше. Секс превращался в исповедь и месть. Не каждый такое способен выдержать. К Егору она пришла по наущению Воркуты. Он, зная ее психологические особенности, сумел внушить, что знаменитый артист и есть исчадие ада для женщин… Думаю, если бы не трагическая случайность, она смогла бы в твоих объятиях обрести покой. В принципе Лариса оставалась обиженным ребенком. И погибла, так и не став женщиной…
Граф замолчал. А что он еще мог рассказать? Любая человеческая жизнь требует вымысла, а иначе она ничем не отличается от жизни насекомых.
На глазах шоумена навернулись слезы. Он их не стеснялся. Налил себе еще коньяку, снова накапал на рубашку, и, не обращая на это внимания, выпил.
— Спасибо, граф, ты пожалел нас обоих. Выздоравливай, а я пойду к своим мартышкам. Да, вот еще что. Девочки очень настроены против Любы. Она ведет себя слишком вызывающе. Особенно сейчас.
— Попробую с ней поговорить в последний раз, — заверил Павел и решил для себя, что должен, наконец, резко и безжалостно прервать с ней отношения.
Леонтович посмотрел на него понимающим взглядом, грустно улыбнулся и ушел.
Павел прикрыл глаза, но заснуть ему не удалось, так как по динамику бодрый голос на греческом, английском и русском языках сообщил, что через несколько часов корабль пришвартуется в порту Пирей, где подготовлена торжественная встреча участников круиза и супермоделей, о которых уже наслышана вся Греция.
Это-то обстоятельство и расстраивало Маркелова. Илья Сергеевич ужасно не любил сталкиваться с представителями правоохранительных служб любых стран. Он нервничал и не соглашался с доводами Апостолоса, что появление на корабле полицейских только на руку операции по загрузке контейнеров.
— Они же будут везде совать свой нос! — возражал Маркелов.
— И пускай. На их носах ты не увидишь ни одного дозиметра! А Воркута, как выяснилось, понятия не имеет, что мы везем. Ну приведут они пару собак для поиска наркотиков. Дальше-то что? Наркотиков не найдут. И успокоятся. Ты, главное, Илья, улыбайся почаще. А мадемуазель Татьяна и граф пусть дают побольше интервью.
Апостолос не счел нужным сообщать Маркелову о продолжительном разговоре Яниса с Воркутой. Бандит сам настаивал на встрече. Он, понимая, что не открутиться от статьи, решил выторговать себе неплохие дивиденды. Сообщив Янису, что знает о контрабанде, которую греки и Маркелов собираются погрузить в трюмы, он запросил за свое молчание немалую сумму. Янис долго совещался с Апостолосом, и они решили протянуть руку бандиту.
Янис предложил Воркуте сотрудничество. Греки оплатят адвокатов и выделят деньги на обработку следствия. Татьяна не будет делать заявлений. К тому же она готова на все, лишь бы не обнародовать их близкие отношения. В результате умелых юридических действий Воркуте будет предъявлено обвинение по факту незаконного хранения оружия.
Бандит остался доволен. Маркелова решили не посвящать в их сговор. Поэтому-то Апостолос и потирал от удовольствия руки.
По случаю встречи в Пирее он оделся в шикарный белый костюм. И заставил себя помириться с Пией. Она безропотно выполняла все его требования, глубоко в душе лелея любовь к пострадавшему из-за нее знаменитому русскому артисту и потрясающему мужчине.