Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 128

— Потерпи. Останемся вдвоем в море, уж там я тебя затрахаю до смерти. И не распускай сопли. Не люблю!

…Павел, услышав о том, что является главным бандитом, приготовился к многочисленным вопросам журналистов. Егор решительно встал с высокой кровати и, сильно хромая, демонстрировал свою готовность поддержать приятеля.

Этого делать не пришлось, потому что к ним в каюту никого не пустили. Вошел один Апостолос. Уселся в стоматологическое кресло, к которому недавно был привязан Егор, и попросил чего-нибудь выпить.

Павел не хотел приставать к нему с расспросами. Апостолос явно нервничал. Он не усидел в кресле и принялся мотаться по госпитальной каюте, как медведь по клетке, косолапо и бессмысленно.

Егор наблюдал за ним краем глаза, так как считал себя оскорбленным. Павел налил виски и, когда Апостолос проходил мимо него, подал ему стакан.

В кармане Апостолоса пискнул телефон. Он поднес его к уху. Но сказанное Янисом услыхали и граф, и артист.

— Ее куда-то повезли.

— Куда? — нервно спросил Апостолос.

— Молчание, — проинформировал Янис.

Апостолос сунул телефон в карман. Остановился и обратился к графу:

— Понял? Воркута может ее убить?

— Вряд ли, — успокоил его Павел. — У него поглобальнее планы.

— Какие?

— Этого я не знаю.

Телефон снова пискнул, и Янис продолжил информировать. Так все трое вошли в курс событий, развивавшихся в каюте. После того, как Татьяна выяснила, в какой каюте они находятся, Апостолос спрятал телефон и, победно улыбаясь, пробасил:

— Попался ваш Воркута на мою наживку! — И быстро вышел.

Граф не знал, чем заняться и как поступить. Если действительно Воркуту арестуют, то их пребывание в госпитальной каюте ни к чему. Но и покидать ее без предварительных объяснений тоже неудобно.

— Иди, я полежу, — посоветовал Егор. — Дверь нам оставили открытой. Охрану сняли. Или еще выпьем?

— Нет. Не верю я, что так легко можно поймать Воркуту, — разволновался Павел. И оставил Егора допивать виски.

Уже на палубе он узнал, что бандит захватил Татьяну в заложницы, и поспешил туда, откуда зеваки собирались увидеть продолжение событий.

По нижней палубе бегал капитан корабля Димитрис Палас и в мегафон отдавал команды. Павел понял, что для Воркуты на воду спускается катер.

Немного погодя на палубе появился сам Воркута, ведший рядом Татьяну. Одной рукой он держал ее за волосы, а другая была занята револьвером, дуло которого он всунул ей в рот. Толпа ахнула от страха и возмущения. Воркута не торопился. Казалось, он даже получает удовольствие от столь эффектного появления перед пассажирами.





— Если кто-нибудь посмеет выстрелить в меня, я успею нажать на курок, — крикнул он. — Предупреждаю, ни одного подозрительного жеста или шума я не потерплю. Если вам дорога жизнь этой суки, сохраняйте гробовое молчание.

Папас в мегафон повторил просьбу бандита и от себя лично попросил не мешать ему перебираться в катер. Корабль к тому времени окончательно потерял ход и замер в спокойных приветливых волнах Эгейского моря.

Татьяна полностью подчинялась Воркуте. Издалека она была похожа на сделанную в человеческий рост эстрадную куклу. Она неестественно переставляла ноги и боялась сделать хоть одно лишнее движение. Вырвать ее из рук Воркуты не представлялось возможным.

Папас по мегафону попросил Воркуту немного подождать, потому что катер следовало подготовить к спуску на воду. Тот в ответ что-то кричал. Но Янис не переводил, и капитан не обращал внимания на его крики.

Граф понял, что пришла пора действовать. Он поспешил к лифту и спустился в трюм. Там объяснил матросам, что ему необходимо спрыгнуть с корабля в море. Они долго не могли поверить в серьезность его намерений. И переговаривались между собой по-гречески.

— Парни, там женщину захватили в заложницы, каждая минута дорога. Я ведь могу прыгнуть прямо с борта, — крикнул, потеряв последнее терпение, Павел.

Его решительность убедила их, они повели графа в носовую часть и объяснили, как следует спускаться в море по якорной цепи.

— Но вы простудитесь, вода не выше шестнадцати градусов, — предупредил старший из них.

Павел махнул рукой и полез по железной лестнице, ведущей к якорному окну. Когда он посмотрел в него, ему показалось, что море находится где-то очень далеко. Лучше не думать, что придется спускаться с высоты шестиэтажного дома. Он ухватился за звено цепи и повис в воздухе. Как только миновало несколько скользких звеньев, ветер стал срывать его. Павел обхватил цепь ногами и попробовал медленно съезжать. Но сдержать скорость не получилось, и он едва успел ухватиться рукой за ускользающие кольца. Пришлось преодолевать каждое звено цепи, просовывая в него руку и закрепляясь на нем. Граф боялся, что не успеет. Но прыгать вниз было нельзя. Порыв ветра мог ударить его о борт.

Скрипя зубами, он медленно продолжал спуск. Дышать становилось все труднее — мазут и масло залепили нос, застревали в горле. Левый глаз пришлось зажмурить. Иногда, не попадая в нижнее звено, Павел повисал на одной руке, и ветер раскачивал его, как белую ленточку, привязанную к кусту.

Когда до воды осталось метра два, граф не выдержал и поехал вниз по цепи. Ткань костюма мгновенно порвалась, и тело обожглось о металл. Резкая боль заставила его вскрикнуть. Но через мгновение он ушел с головой в холодные воды Эгейского моря.

Вынырнув, граф постарался отплыть подальше от нависавшего над ним исполинского носа корабля. Сначала, после утомительного спуска, плыть было довольно приятно, но постепенно он почувствовал, что вода действительно холодная. Только тонкий верхний слой достаточно прогрелся на солнце, поэтому приходилось не плыть, а как бы скользить по воде, что, разумеется, замедляло движение.

Тем не менее к тому моменту, когда он обогнул нос корабля, катер только начали спускать на воду. Павел почти вплотную подплыл к борту, чтобы его никто не увидел сверху. Достаточно любому зеваке крикнуть:

— Человек за бортом! — и все его старания будут напрасными. Но пассажиры и команда корабля были захвачены действием, развивавшимся на второй палубе.

Воркута не стоял на месте, а ходил кругами и зигзагами, толкая перед собой Татьяну. Их передвижения походили на замысловатый трагический танец — танго смерти. Партнеры не смотрели друг на друга, но чувствовали малейшее движение другого. На почтительном отдалении от них с поднятыми руками прохаживался Янис, готовый перевести любое требование бандита.

Наконец капитан Папас сообщил в мегафон, что катер готов для спуска в море. Все облегченно вздохнули, хотя самое страшное для Татьяны оставалось впереди. Воркута подтолкнул Татьяну, и они направились к катеру. Вышла небольшая заминка. Пришлось ждать, пока матросы закрепят трап, чтобы они могли, прижавшись друг к другу, залезть в катер. Но Воркута нашел решение. Отпустив волосы Татьяны, он подхватил ее одной рукой, легко поднял и прижал к своей груди.

Павел этого не мог видеть. Он наблюдал за висящим раскачивающимся днищем катера, парившим в воздухе, подобно огромной рыбе, выпрыгнувшей из моря. В нем сидели в обнимку Воркута и Татьяна. То, что бандит был прикован к своей жертве необходимостью держать револьвер, вставленный дулом ей в рот, давало Павлу некоторую возможность для маневра.

Только катер коснулся воды, граф поднырнул под него и всплыл у самого борта, схватившись рукой за веревки, идущие по всем бортам. Эти веревки, наличествующие на спасательных катерах, находились довольно близко к воде, поэтому он оставался почти полностью под водой.

Воркута вообще не видел ничего вокруг себя. Он командовал действиями Татьяны, которая должна была сама завести движок. У нее ничего не получалось. Он выругался и принялся объяснять снова.

У Павла стали замерзать ноги. Но он не имел права выдать себя. Оставалось уповать на сообразительность Татьяны. С корабля тоже внимательно следили в бинокли за ее усилиями.

И все-таки мотор заработал. Воркута не выдержал. Схватил одной рукой руль и, сделав вираж, стал набирать скорость. Павел намертво сжал пальцы. Его голова разрезала волну, а тело прилипло к борту катера. Он не мог даже пошевельнуться, хватал воздух открытым ртом, в который захлестывала вода.