Вспомнить, нельзя забыть

ОТВЕТ НЕКОТОРЫМ

Поэта спрашивают: «Кто ты?» Но он, рискуя головой, С Иудою из Кариота Не выпьет чаши круговой! И пусть поэту будет плохо И смерть его подстережет, Но он своим последним вздохом, Последней песней не солжет! Народных мятежей Гарольды, Былин старинных гусляры — Скользящей походкой по льду Идут на Соловки, в Нарым… И больно мне, что я не с ними. Я так же мыслю как они, И так же песнями своими Тревожу серенькие дни… И пусть одной ступенькой ниже На белой лестнице стою, — Я так же ярко ненавижу И так же пламенно люблю! Расстрелянному Гумилеву — Чья мысль как зарево костра Горит в стране моей суровой — Я все же младшая сестра! И после этого… Могу ли Я Родине моей солгать? И мне ль от свиста вражьей пули Покорно голову — склонять?

ПИСЬМО В АМЕРИКУ

Русским эмигрантам

Через бездонный океан Из сердца нити протяну я, И вам в сиянье чуждых стран Напомню я страну родную. Быть может, очень хороши И Сан-Франциско, и Канада, Но вам, сознайтесь от души, Ведь все-таки… Россию надо! Я знаю, вас не удивишь, И небоскребами Нью-Йорка. Под сводами нерусских крыш, Бывает больно вам и горько… И я, изгнанница, как вы, Пишу письмо вам из Китая, Но здесь слышнее звон Москвы, Виднее зорька золотая. Я все, что можно, расскажу, На строки алой кровью брызну! Быть может, голову сложу Я за страдалицу-отчизну! Но вам хочу напомнить я, О тюрьмах, пытках и расстрелах. В России русским нет житья От палачей остервенелых… Спрошу я каждого из вас Двумя словами только: «Кто ты?» Ведь Русскому нельзя сейчас Уйти от жертвенной работы… Меня поймете вы без слов. Я здесь из чуждого Китая — Считаю выстрелы врагов И наши выстрелы считаю! Через бездонный океан Из сердца нити протяну я — И вам под небом чуждых стран Напоминаю Русь родную! 1928 год.

ЭМИГРАНТКА — КРАСНОМУ

Ты сказал, что бессильны мы, Не страшны для власти Советов, Что пугаясь труда и тюрьмы Разбрелись мы по белому свету… Ты сказал… О, ты много сказал Жалил долго, презрительно, злобно. В этот час я тебя (ты не знал), Задушить была бы способна! Если б ты от себя говорил, Мне бы не было больно «товарищ!» И меня не обжег бы твой пыл Поджигатель всемирных пожарищ. Ты ж посмел…грязи уличный ком! До чего довела нас «свобода!» Ты поганым своим языком Говорил будто бы от народа! Больно мне за родной мой народ, Перед кем он склонил свои выи? Каждый жулик, прохвост, идиот — Представитель Великой России! Спишь ли, дремлешь Русский гигант? Если спишь, не пора ли подняться? Каждый вор нацепив красный бант, Твоим Именем стал похваляться… Верю, встанет мой грозный народ, Спросит, «Кто на Руси куролесит?» И властителей — (каторжный сброд) По столбам телеграфным развесит! Где ж набраться изгнанникам силы! Может быть ты и прав… Ну а все же, «Представителей» вешать постылых Мы родному народу поможем!

ВАМ

О кипы газетной бумаги Бьюсь головой в тоске… Много мужской отваги В бледной женской рук?! Но все же мертвы газеты! Но все же душа во сне… Не это мне надо, не это! Не об этом мечтала дне! О, если бы искрами строки — В сухую листву сердец! Когда же настанут сроки? Когда же будет конец? Не знаю… но буду с вами. И вашу боль и мечту Измученными руками В терновый венок вплету. Дрожат усталые пальцы… Но песни мои отдам Братья мои, скитальцы — Вам, только вам!

ИЗМЕНЫ НЕ ПРИЕМЛЮ…

Лучше превратиться снова в землю, Лучше на всю жизнь попасть в тюрьму! Господи, измены не приемлю, Ни умом, ни сердцем не пойму… Правда, сердце просит лучшей жизни. Опостылели изгнанье и нужда. Но купить покой — изменою отчизне. Не смогу я ни за что и никогда! Эти слезы одиночества и боли Ночью видит Иисус Христос, Видит Он, что я смертельно болен От тоски, от ужаса и слез… На подушку падают слезинки И болит измученная грудь… Скоро руки — слабые тростинки Я не в силах буду разогнуть. Я предчувствую уход мой в землю. Близких больше к сердцу не прижму… Но измены все же не приемлю, Ни умом, ни сердцем не пойму!