Страница 11 из 95
— И услышал шум.
— Да. И сразу вышел. И увидел меня. С вами. — Эми поморщилась. — И, конечно, тут же принялся за свое.
Объяснение было хорошим, если не безупречным. Дэвид до сих пор ощущал отзвуки того непонятного нападения как некое темное размытое пятно в сознании… А о чем еще она ему не рассказала? Как насчет шрама на ее голове?
Дэвид отвлекся от своих мыслей, когда официантка поставила на их стол еще одно блюдце с оливками.
— Gracias, — сказал он.
Девушка кивнула, присела и ответила с горловым испанским акцентом:
— Kakatazjaka…
Потом помахала рукой какому-то приятелю на другой стороне вымощенной булыжником площади и вернулась к бару.
— А знаете, это забавно, — сказал Дэвид, полуобернувшись к Эми. — Я ни разу не слышал, чтобы кто-то говорил по-басконски. Пока не слышал.
— Простите, не поняла?
— Я уже два дня нахожусь в Стране Басков. Я вижу везде вывески на их языке. Но я не слышал, чтобы кто-нибудь на этом языке говорил.
Эми уставилась на него из-под светлой челки так, словно он был умственно неполноценным.
— Но эта девушка только что говорила по-басконски.
— Она?..
— Ага.
Эми сняла куртку; когда она снова потянулась к своему бокалу с вином, Дэвид заметил на ее загорелых руках нежные золотистые волоски.
— И все те парни в Лесаке, — продолжила Эми, поднося бокал к губам. — Все они говорили на баскском. Они потому в первую очередь и разозлились на вас, что вы пытались говорить по-испански.
Дэвид склонил голову набок, прислушиваясь к болтовне официантки. Kazakatchazaka.
Эми была права. Это, безусловно, был баскский язык. И все равно это звучало так, словно все вокруг говорили на очень причудливом испанском. И он все это время слушал их и не осознавал…
— Не беспокойтесь, — сказала Эми. — Когда я приехала сюда, мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать: вокруг меня все говорят на языке басков. Я просто думала, что у них какой-то извращенный испанский диалект… — Она посмотрела за спину Дэвида, на побеленные стены церкви. — Думаю, что просто потому, что баски уж очень странные, ухо и ум не сразу постигают то, что слышат.
— А вы научились их языку?
— Я пыталась, конечно. Но это просто невозможно, у них какие-то невероятные согласования, уникальный синтаксис. Когда вы учите какой-нибудь иностранный язык, что вы хотите запомнить в первую очередь?
— Фразу «говорите ли вы по-английски?».
— Очень смешно. А еще что?
— «Можно мне пива?»
— Ну, конечно. Une biere s'il vous plait. Ein bier bitte.[10]
— Ладно, а как спросить пива на баскском?
Эми пристально посмотрела на него.
— Garagardoa nahi nuke.
Они сидели на солнце, некоторое время пребывая в спокойном молчании. А потом зонтик содрогнулся под внезапным порывом ветра. Дэвид посмотрел налево: на западе с ближайшего склона Пиренеев катились вниз плотные облака, как белая шуба из овечьей шкуры, медленно соскальзывающая с чьих-то плеч.
— Прекрасно, — сказал он. — А откуда нам знать, что Мигель не направляется уже сюда, преследуя вас? Чтобы с вами разобраться. Не понимаю. Вы кажетесь спокойной. Совершенно безмятежной.
— Он был пьян. В прошлом он лишь однажды ударил меня.
— Так он уже делал это?
Эми вспыхнула и быстро добавила:
— Он обычно болтается в Бильбао или Байонне — с другими руководителями ЭТА. В Наварре он появляется редко, там его могут поймать. Так что нам с вами просто очень не повезло. Да и в любом случае я не позволю этому ублюдку выжить меня отсюда.
Ее последние слова прозвучали вызывающе: Эми вскинула голову, ее глаза расширились и вспыхнули гневом.
Дэвид слышал убежденность в ее заявлении, но сам он пока что ощущал себя неуверенно и напряженно. Ему хотелось просто сидеть вот здесь, на осеннем солнышке. И ничего не делать.
— Ладно. Давайте тогда отправимся взглянуть на церкви с моей карты.
Эми кивнула, и они поднялись из-за стола. Когда они уже садились в машину, в ветровое стекло ударились первые капельки дождя.
— Как быстро меняется погода. Вот что значит осень.
Дождь бодро барабанил по крыше автомобиля. Дэвид достал из отделения для перчаток свою драгоценную бумагу, заставившую его обогнуть земной шар. Осторожно развернув карту, показал ее девушке. Когда Эми ткнула пальцем в одну из звездочек, он заметил, что ногти у нее обгрызены.
— Вот. Аризкун.
— Вы знаете это место?
— Я знаю о нем. Одна из наиболее традиционных деревень басков. Выше в горах, — она глянула на Дэвида. — Могу вам показать.
Мартинес повернул машину. Он следовал четким указаниям Эми: в сторону французской границы, к насупившимся горам. К земле, лежащей по ту сторону.
По мере того как они поднимались, деревни встречались все реже. Клочья тумана плыли над круто уходящими вверх полями, и от тумана исходило уныние, его обрывки походили на обвисшие флаги отступающей призрачной армии.
— Мы уже совсем рядом с границей, — произнесла Эми. — Здесь частенько попадаются контрабандисты. И мятежники. И ведьмы. И террористы.
— Ладно, а нам куда?
— Туда.
Эми показывала на едва заметный поворот — рядом с ним стоял какой-то знак, почти не заметный сквозь туман.
Дорога к Аризкуну была самой узкой в мире: огромные каменные изгороди, состоявшие из обломков скал, высились вдоль нее, как великаны, пытающиеся загнать чужаков в угол. На западе высились все новые и новые вершины, целый их ряд прорисовывался в тумане.
— В ясный день отсюда видна Франция, — сказала Эми.
— Ну, пока что я даже эту чертову дорогу почти не вижу.
Они наконец въехали на крохотную и очень баскскую деревенскую площадь. Вокруг нее имелись обычная площадка для игры в пелоту и несколько террас средневековых каменных зданий; среди прочего выделялся большой особняк, украшенный каменным гербом. На влажном геральдическом камне красовался двуногий дракон, злобно хлещущий шипастым хвостом.
Деревня выглядела совершенно пустой. Дэвид поставил машину около особняка, на стенах которого красовались граффити, нанесенные краской из баллончика.
Eusak Presoak, Eusak Herrira.[11]
Граффити под этим слоганом были еще крупнее. Это слово, написанное традиционным угловатым, древним баскским шрифтом, было понятным.
Otsoko.
А рядом с ним была изображена черная волчья голова.
Волк.
Эми уже стояла рядом с Дэвидом и тоже смотрела на граффити.
— Кое-кто из молодых басков просто боготворит его, — сказала она.
— Но почему?
— Потому что он абсолютно беспощаден. Блестящий убийца… который приходит и уходит. Его никто не может поймать. — Эми заметно содрогнулась. И добавила: — А они восхищаются жестокостью. Само собой.
— Мигель как-то… в особенности жесток?
— Восторженно. Сладострастно. Поэтически. Испанцы мучают баскских радикалов, но Мигель пытает их в ответ. Он до чертиков пугает испанских полицейских. Даже анти-террористическое подразделение.
Эми всматривалась в граффити. Дэвид спросил:
— И что это за пытки?
На светлой челке Эми от тумана осели капельки воды.
— Он похоронил одного гражданского гвардейца в негашеной извести.
— Чтобы уничтожить улики?
— Нет-нет-нет. Мигель закопал этого человека в известь живым, по самую шею. Он, собственно, растворил гвардейца в извести. Заживо.
Она внезапно быстро пошла вперед. Дэвид догнал ее, и они вместе пошли по мокрой каменной дорожке между двумя старыми баскскими зданиями. Дэвид посматривал то налево, то направо. Потемневшие растрепанные подсолнухи украшали мокрые деревянные двери, бесцеремонно прибитые к доскам. Некоторые кусты чертополоха, росшие на обочине, были подстрижены так, что напоминали людей; создавалось впечатление, что кто-то соорудил из чертополоха карликов.
10
Пожалуйста, одно пиво (фр., нем.).
11
Свободу заключенным, свободу стране (баск.).