Златовласка

– О, Господи, ты – сплошная головная боль!..

– Ну почему она не могла остаться в стороне? – спросил он.

– Наверное, потому же, почему и ты, – сказал я. Он взглянул на меня, кивнул и тяжело вздохнул.

По мнению Юренберга и моему собственному мнению, Майкл смешал свои точные знания с представлениями о случившемся, используя свою осведомленность о внутреннем устройстве дома и то, что он там обнаружил, чтобы представить правдоподобную версию. Конечно, все время стояла проблема мотива, но если, к примеру, мы признали существование стойки для ножей, то почему бы нам не принять его заявление о том, что он схватил нож именно с этой стойки? Если мы должны были поверить в то, что он поцеловал в губы свою мертвую мачеху – а мы оба в это действительно поверили, – то почему бы нам не поверить и в то, что сначала он ее заколол? Никаким способом нельзя было отделить ложь от правды; в историях, которые рассказывал нам Майкл, все выглядело одинаково достоверным; даже его колебания, поиск нужных слов казались не обычным недостатком изобретательности, а характерной реакцией человека, сознающегося в жестоком преступлении.

Но на детекторе лжи такое не пройдет.

Опытный следователь будет задавать Майклу вопросы, а машина аккуратно будет фиксировать любые изменения в его кровяном давлении, потоотделении, пульсе, его кожно-электрическую характеристику. Юренберг надеялся, что парня отпустят еще до захода солнца. Конечно, при условии, что результаты проверки окажутся именно такими, как он думает. Бенселл, казалось, сомневался и стоял на том, что не выпустит Майкла на свободу до тех пор, пока не будет абсолютно уверен в его невиновности. Они оба посоветовали мне отправиться домой. Проверка займет немало времени, и в моем присутствии не было никакого смысла. Юренберг пообещал позвонить мне, как только результаты будут у него в руках.

Я покинул здание Службы общественной безопасности в два тридцать дня. И не знал, куда податься.

Я влез в машину и сначала направился в сторону конторы, но потом повернул в противоположную сторону и поехал к заливу. Наверное, меня тянуло домой, но я не представлял, где у меня теперь этот дом.

Эгги как-то спросила меня – это было в октябре, и наша любовь была в самом расцвете, – не устанем ли мы вскорости друг от друга и не примемся ли опять искать новых партнеров, опасностей и приключений, или любви, или чего-то другого, что нас так притянуло друг к другу? Обнаженная, она сидела на кровати и смотрела на лужайку, охватывающую дом с восточной стороны; солнце уже ушло в сторону, было около двух. Она сказала, что, по ее мнению, причина, по которой люди обожают любовные приключения, совсем не в том, будто втайне они всегда мечтают о таких развлечениях. Напротив, большинство историй заканчивается восстановлением брачных уз – грешники в конце концов возвращаются к своим добродетельным супругам. Она продолжала размышлять вслух о том, что в каждой истории о супружеской неверности существует такой счастливый конец, а потом добавила…

Она добавила, что те двое в поезде вовсе не были случайными попутчиками. Возможно, женщину в девичестве звали мисс Смит, а мужчину, когда она впервые с ним повстречалась, мистер Смит. Весь так называемый «роман» на поверку оказывался просто историей их свиданий и любви, воспоминанием о страстных мгновениях с обязательным «возвращением» в конце. «Счастливый конец» представал символическим возвращением под безопасную сень брака…

Она была очень довольна своей теорией и, улыбаясь, ожидала моей похвалы. Потом она поцеловала меня, и мы снова занялись любовью, а вскоре я уехал…

Я нажал на газ, обогнул площадь и направился к набережной Сабал. Но вместо того, чтобы продолжить свой путь, резко свернул на улицу, где стоял дом Джейми, и медленно поехал мимо. В центре газона по-прежнему торчало голое, без листьев и цветов, апельсиновое дерево. Пройдет какой-то месяц, и оно выбросит в небо огромный, роскошный букет махровых фиолетовых цветов. Но сейчас дерево топорщило голые ветки и не было и намека на предстоящее цветение. Продолжая двигаться по направлению к Уэст-Лейн, я миновал канаву, в которую было выброшено орудие убийства.

Мне пришло в голову, что Бетти Парчейз, вероятно, никогда не поймет, что она не менее виновна в этих убийствах, чем и ее дочь. Нож был в руках у Карин, но она замещала мать. В тот день, когда Бетти прозвала новую жену своего мужа Златовлаской, она заронила в детскую душу искру жестокости. И того она не поймет, что с годами сама она превратилась в то, чем всю жизнь попрекала Морин: в ту самую незваную гостью, опасную другую женщину – в Златовласку.

На углу я повернул налево, поставил машину в том месте, где ясно было написано: «Стоянка запрещена», и перешагнул через ту же самую цепь, что и Майкл Парчейз в воскресенье, когда бежал прочь из этого залитого кровью дома. В лесу я снял туфли и носки, которые носил со вчерашнего дня. Хвойные иглы мягко покалывали ступни.

Я не думал, что вернусь к Сьюзен.

Но и вместе с Агатой мне не хотелось бы провести остаток своей жизни. Прежде чем выйти на берег, я зашвырнул носки подальше в чащу леса.