Выбор убийцы

– Он что-то натворил? – спросила Харриет.

– Он-то как раз не натворил, – ответив Бирнс, покачав головой. – К нему нет претензий. Повторяю, я очень люблю Стива и его жену тоже. Она мне все равно что родная дочь. Конечно, если ты начальник, то не должен иметь любимчиков, но Стив Карелла мне нравится.

Ларри Бирнс не проронил ни слова. Он, казалось, был полностью поглощен трапезой. Еще недавно Ларри питал страсть к совсем иным утехам. Он-то помнил прекрасно, что в прошлое Рождество Карелла чуть не погиб, распутывая дело о наркотиках, в котором он, Ларри, тоже был замешан. Сейчас в семье Бирнсов старались не вспоминать об этом, но Ларри ничего не забыл и прекрасно понимал, отчего любимым полицейским его отца был Стив Карелла. А любимым полицейским Ларри с прошлого Рождества стал лейтенант Питер Бирнс. Вот почему он самым внимательным образом слушал отца, ухитряясь в то же время с упоением поглощать еду.

– Мне тоже нравится Стив, – сказала Харриет. – Что же с ним произошло?

– Сегодня его чуть было не отправили на тот свет, – объявил Бирнс.

– Что?

– То, что сказал, – четыре выстрела, и все в каких-то сантиметрах от его головы.

– Как же это получилось?

– Это все Хейз, – сказал Бирнс. – Коттон Хейз. Им, видите ли, понадобилось прислать его ко мне. Из всех полицейских участков города они выбрали мой. Его забирают из института благородных девиц, иначе именуемого тридцатым участком, и посылают в восемьдесят седьмой. Подумать только! За что мне такое наказание? Что я такого сделал, чтобы послать мне человека, который стучится в дверь к убийце и сообщает, что к нему пришла полиция?

– Он действительно постучался в дверь к убийце? – изумилась Харриет.

– Конечно!

– И что было дальше?

– Этот тип сразу открыл огонь. Чуть не снес Стиву башку. А потом избил Хейза, живого места на нем не оставил. Что мне с ним теперь делать? Бросить на розыск пропавших велосипедов? Мне ведь позарез нужны люди, и чем больше, тем лучше. Хэвиленд как человек был, честно говоря, так себе, но свое дело он знал, тут сомнений быть не может. Случалось, конечно, что и рукам волю давал, я этого никогда не одобрял, но все равно он был неплохим полицейским. Не совершал дурацких ошибок. Я не могу позволить себе роскошь терять таких ребят, как Карелла, из-за болванов вроде Коттона Хейза.

– Это он убил Хэвиленда? Тот, кто стрелял?

– Скорее всего, он.

– А Коттон Хейз, значит, постучался в дверь?

– Да! Уму непостижимо. Скажи мне, Харриет, скажи положа руку на сердце, – ты бы постучалась на его месте?

– Я выбила бы дверь, – спокойно ответила Харриет, – и потом палила бы по всему, что шевелится.

– Молодец! – похвалил её Бирнс. – Может, ты поступишь на работу в полицию?

– Я уже однажды поступила в полицию – в тот самый день, когда вышла за тебя замуж, – сказала Харриет с улыбкой.

Бирнс тоже улыбнулся. Потом взглянул на Ларри и тяжело вздохнул:

– Сын, я тоже слышал, что в этом году ожидается голод. Но все-таки попробуй немного полегче. У нас в подвале большие запасы съестного.

Клер Таунсенд, хозяйка квартиры, и детектив Берт Клинг обнимались в гостиной.

Обниматься в гостиной оказалось куда приятнее, чем на заднем сиденье автомобиля. Ральф Таунсенд, отец Клер, отправился спать в половине одиннадцатого, предоставив гостиную «детям». С теми, кто помолвлен, считал он, ничего предосудительного случиться не может. В тот вечер родителям Клер и впрямь нечего было опасаться, потому что Берт Клинг не был особенно расположен к флирту. Приятный полумрак в гостиной и тихая музыка проигрывателя никак не могли отвлечь Берта Клинга от сегодняшнего подвига Коттона Хейза.

– Стучит в дверь, – говорит он. – Это я. Блюститель Закона. Бах, бах! Бах, бах! Четыре выстрела, дверь в дырках. Еще чуть-чуть и родственники Стива могли бы обращаться за страховкой.

– Мы весь вечер будем говорить об этом твоем Коттоне Хейзе?

– Этот человек опасен, – продолжал Берт Клинг. – Дьявольски опасен. Я очень надеюсь, что его не поставят со мной в пару.

– Он новенький. Еще научится.

– Когда? Когда перебьют всех ребят в отделе? Нет, Клер этот человек опасен.

– Жаль, что ты сегодня совсем не опасен.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А ты подумай.

– Вот оно что! – сказал Клинг и небрежно поцеловал свою невесту. – Но разве можно быть таким бестолковым? Разве можно всерьез...

– А что тут плохого, если полицейские стучатся в дверь?

– Это чудесно, когда полицейские стучатся в дверь, – сказ, Клинг. – Но не тогда, когда в квартире живет человек, которого подозревают в убийстве.

– А того человека подозревали в убийстве?

– Он толкнул Роджера Хэвиленда в витрину.

– Вот оно что...

– Скажи, а ты бы постучала? – спросил Берт.

– Я бы сказала: «Поцелуй меня, любимый!»

– Что?

– Поцелуй меня, любимый! – повторила Клер.

И Берт поцеловал её.

В тот вечер на Коттона Хейза не жаловался только Стив Карелла. Когда он оказывался рядом с Тедди, все остальное для него не имело значения. Он не любил приносить домой служебные заботы. За часы дежурства ему приходилось виде такое, от чего воротило с души. Но, подобно многим другим полицейским, он привык вытирать ноги у порога своей квартиры, оставляя уголовную грязь на коврике. Тедди была прелесть. Тедди была его женой. Карелла рассказывал ей о своих дела только когда попадался слишком крепкий орешек. Кроме того сегодняшнее происшествие успело стать для него седым прошлым. Да, он угодил в переплет, но теперь все уже позади, он цел и невредим. Вдобавок он надеялся, что это послужит Хейзу хорошим уроком. Конечно, урок получился бы ещё нагляднее, если бы он, Карелла, получил пулю в лоб, но на нет и суда нет. Придется Коттону Хейзу усваивать науку без такси наглядного пособия.

Стив Карелла поцеловал жену. Целоваться с ней было одно удовольствие. В комнате было совсем темно, и только через открытые окна проникал свет фонарей. Стив Карелла не стал ничего рассказывать Тедди.

Его занимали вещи поважнее...

Глава 10

По Боксер-лейн шел человек, который чувствовал себя полным идиотом.

Полоски пластыря почти полностью закрывали его лицо. Ростом человек был без малого метр девяносто, весил восемьдесят пять килограммов. У него были голубые глаза, тяжелая нижняя челюсть и подбородок с ямочкой. В рыжих волосах бросалась в глаза седая прядь – над левым виском, куда однажды его ранили ножом.

Человека звали Коттон Хейз.

Он уже отдежурил свое и мог бы уйти домой, однако пришел на Боксер-лейн, потому что хотел побольше узнать о типе, который четырежды выстрелил в дверь, а потом так отделал его. Этот человек нанес чувствительный удар по самолюбию Хейза, разбил ему все лицо, но главное – заставил почувствовать себя круглым идиотом. А это хуже смерти. Даже если бы Стив Карелла был убит на месте, Хейз не чувствовал бы себя так глупо. Он снова и снова прокручивал в голове недавние события: постучал в дверь, болван несчастный, после чего раздались четыре выстрела, и хорошо еще, что Карелла сообразил упасть на пол. Карелла мог сегодня погибнуть, думал Хейз. Погибнуть из-за меня.

Мысли были не из приятных. Да, Хейз был слишком самонадеянным, да, он набирался опыта в участке, где убийства случались редко, да, он проявлял порой заносчивость и высокомерие – но он очень любил свою профессию, и сердце у него было огромным, как Большой Каньон. Мысль о том, что из-за него мог погибнуть Карелла, сводила его с ума, словно мысль о собственной смерти. Какую идиотскую ошибку он сегодня совершил! Зачем он так поторопился, почему сначала не пораскинул мозгами? Неумение быстро принимать решение до добра не доведет, особенно если работаешь в таком участке, как восемьдесят седьмой. Только теперь он начал понимать, насколько этот район отличается от прежнего. И, как ни странно, он уже видел что-то привлекательное в таком вызове судьбы. В конце концов, он стал полицейским, потому что хотел бороться с преступностью. В тридцатом участке, конечно, тоже случались преступления, но по сравнению с тем, что творилось в восемьдесят седьмом, они были как стакан лимонада и двойная порция виски.