Дневной дозор

Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за ней следом…

— Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова в значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? — спросил Завулон.

Ага… хотела бы я посмотреть на того, кто возразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:

— Мы все приложили значительные усилия…

— По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.

Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал, лишь облокотился о столешницу, и замер, глядя на меня. Кажется — он внимательно меня прощупывал сквозь сумрак.

Но я не могла этого ощутить…

— Все согласны, что Дневной Дозор должен помочь Алисе? — осведомился Завулон.

В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то старая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда я была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.

— Если речь идет о помощи, — начала она, — то Карл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но это все равно, что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я готова попробовать…

Завулон повернул голову, и Лемешева заткнулась.

— Нужен бульончик — будет бульончик, — очень мирным голосом сказал он. — Все свободны.

Первыми повскакивали братья-вампиры, потом повставали ведьмы. Я тоже зашарила ногами в поисках босоножек.

— Алиса, останься, если не сложно, — попросил Завулон.

Глаза Лемешевой вспыхнули — и погасли. Она поняла то, во что я все еще боялась поверить.

Через несколько мгновений мы с Завулоном остались одни. Молча глядя друг на друга.

Горло пересохло, и язык отказывался повиноваться. Нет, не может такого быть… не стоит даже и обманываться…

— Как ты, Аля? — спросил Завулон.

Алей меня зовет только мама.

И Завулон — раньше звал…

— Как выжатый лимон, — сказала я. — Скажи, я и впрямь страшная дура? Истратила себя на никому не нужную работу?

— Ты умница, Аля, — сказал Завулон.

И улыбнулся.

Так же как раньше. Совсем так же.

— Но я теперь…

Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне — и слова стали не нужны. Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его за ноги, обняла, прижалась — и разревелась.

— Сегодня ты положила начало одной из лучших наших операций, — сказал Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-таки казалось, что он сейчас далеко-далеко. Конечно, такой маг как он никогда не может позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области, на нем судьбы простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходится бороться с интригами Светлых и уделять внимание людям… — Алиса, после твоей глупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь моего внимания.

— Завулон… я была самонадеянной дурой… — прошептала я, глотая слезы. — Прости. Я подвела тебя…

— Сегодня ты полностью реабилитировалась.

Одним движением Завулон поднял меня с кресла. Я привстала на цыпочки, иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то вспомнила, как меня это поразило в первый раз — чудовищная сила его худощавого тела. Даже когда он в человеческом обличье…

— Алиса, я тобой доволен, — он улыбнулся. — И не переживай, что выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.

— Вроде права на жертвоприношение? — я попыталась улыбнуться.

— Да, — Завулон кивнул. — Поедешь в отпуск, сегодня же. Вернешься лучше чем была.

У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка, тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось…

— Хочу тебя, — прошептала я. — Завулон, мне было так одиноко…

Он мягко отстранил мои руки.

— Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это будет… — Завулон улыбнулся, — использованием служебного положения в личных целях.

— Кто посмеет тебе такое сказать?

Завулон долго смотрел мне в глаза.

— Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие не прочь увидеть меня униженным.

— Тогда не надо, — быстро сказала я. — Не надо рисковать, восстановлюсь сама потихоньку…

— Надо. Не беспокойся, девочка моя.

Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.

— Ну зачем ты так рискуешь ради меня? — прошептала я. Не ожидая ответа, но Завулон все-таки ответил:

— Потому, что любовь — это тоже сила. Большая сила, и ей не стоит пренебрегать.

ГЛАВА 3

Странная вещь — жизнь.

Еще сутки назад я выходила из своей квартиры: молодая, здоровая, полная силы — и при этом несчастная ведьма.

А полдня назад я стояла в офисе Дозора: изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее…

Как все изменилось!

— Хочешь еще вина, Алиса? — Павел, мой провожатый, заискивающи заглянул в глаза.

— Немножко, — не отрываясь от иллюминатора сказала я. Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая «Тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно — безопасность полета проверил лично Завулон.

Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до него дойти.

— Давай за шефа, Алиса? — спросил Павел. Он так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.

— Давай, — согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня…

— Все-таки нельзя не признать, — отпив вина сообщил Павел, — что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!

Я кивнула.

— А Светлые… — он вложил в слово столько презрения, сколько было в его силах, — куда большие индивидуалисты, чем мы!

— Не передергивай, — сказала я. — Вот это, все-таки, неправда.

— Да брось, Алиса! — от вина он сделался словоохотливым. — Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?

Пожалуй, только по этому оцеплению я его и помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.

— Помню.

— Ну вот, этот… Городецкий. Светоч, блин!

— Он очень сильный маг, — вновь возразила я. — Очень.

— Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек последнее, и что? Куда он ее употребил?

— На собственную реморализацию.

Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.

Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии, собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к заемной силе, на краткий миг обрел силы, соизмеримые, а то и превосходящие возможности Завулона и Гесера.

И обрушил всю силу на себя.

Реморализация. Поиск этически оптимального выхода. Самая страшная проблема Светлых — не причинить вреда, не сделать поступка, который повлечет за собой зло для людишек.

— Он же теперь суперэгоист! — со вкусом сказал Павел. — Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел… а ведь мог, мог!

— Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? — спросила я.

— Да ведь он поступил, как любой из нас! Как самый настоящий Темный!

— Тогда он был бы в Дневном Дозоре.

— Будет, — уверенно сказала Павел. — Куда денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом оправдывался — мол, все для того, чтобы правильное решение принять… А какое было решение? Не вмешиваться! Всего лишь — не вмешиваться! Это наш подход, темный.