Тот, который колеблется

Какие там отпечатки пальцев, думал в это время Роджер, ничего они не найдут. Я был в перчатках. Пусть хоть весь подвал обыщут.

– Но зачем ему все-таки понадобилось выбрасывать полки? – не унимался Фук. – Вот в чем вопрос. Не говоря уж об отпечатках, это сколько же лишней возни!

Все задумались, временно наступило всеобщее молчание.

Первой прервала его Амелия.

– Я не знаю, – промолвила она.

– И я не знаю, – присоединился к ней Тарталья.

– И я тоже, – произнес Фук.

– Роджер! – позвала Амелия. Она изобразила глуповатую улыбочку и склонила голову на бок, делая вид, что никак не может сфокусировать на нем свой взгляд. – По-моему, у тебя завелась какая-то мысль.

– Нет, – ответил Роджер.

– Ты что-то стал очень задумчив, мне кажется.

– Нет.

– А вам не кажется, что он стал очень задумчив? – не унималась Амелия.

– Определенно, – согласился Тарталья.

– Да нет, нет у меня никаких мыслей по этому поводу, – ответил Роджер и улыбнулся.

– Мне кажется, что он ждет не дождется, когда мы уйдем отсюда, – с улыбкой прогововорил Фук.

– Нет, что вы...

– И мне так кажется, – поддержал Фука Тарталья.

– Я полагаю, мы злоупотребляем гостеприимством хозяина, – продолжал Фук. – Несомненно, Роджер и Амелии предстоит обсудить так много дел, что им не до этого чертова морозильника миссис Дауэрти.

– Холодильника, – поправил Тарталья.

– Пардон, холодильника. И пардон за «чертов», мисс.

– Амелия.

– Да, Амелия.

– Нечего так торопиться, – попытался протестовать Роджер. – Выпейте еще.

– Нет-нет, мы просто хотели узнать, как вы провели время с этими ребятами из полиции, не зря же их посылали сюда. Как их зовут, Доминик? Не помнишь?

– Матт и Джефф, – ответил тот и засмеялся. – Ты думаешь, отыщут они этот холодильник?

– Ни в жизнь, – ответил Фук.

– А знаешь что?

– Что?

– Спорю, что стоит сейчас этот холодильник у кого-нибудь на кухне. И забит пивом, яйцами, молоком, содовой, сыром, яблоками, апельсинами, бананами, виноградом, джемами...

– О, «не клади свои бана-ны, – пропела Амелия, – в хо-лодильник ни-ко-гда».

– Ча-ча-ча, – закончил музыкальную фразу Фук и засмеялся.

– А этот парень с холодильником живет на одной лестничной клетке с каким-нибудь копом, – продолжал фантазировать Тарталья. – И сегодня вечером этот коп пойдет к своему соседу в гости – выпить пивка, потолковать, – а этот парень подойдет к уведенному холодильнику, а коп будет сидеть рядом и даже не предполагать, что это и есть тот самый холодильник, только что уведенный, ещё тепленький, – закончил он и залился смехом.

– Как это холодильник может быть тепленьким? – сказала Амелия и тоже засмеялась.

– Ладно, надо идти, – заявил Фук. Он подошел к столику и взял бутылку. – Мы очень рады, Роджер, что полиция выдала вам справку об отличном состоянии здоровья. Но вы, по крайней мере, могли бы поинтересоваться, как мы с Домиником прошли освидетельствование.

– Ой, да, извините. Я думал, что вы-то уж...

– Вам будет приятно узнать, что ни один из нас не вошел в число подозреваемых. По просвещенному мнению полиции, это работа кого-то со стороны. И ещё они говорят, что дверь в подвал ковырнули ломиком. Это который пониже сказал.

– Доброй ночи, Амелия, – произнес Тарталья от двери.

– Спокойной ночи, – ответила Амелия.

– Очень приятно было с вами познакомиться.

– Спасибо, и мне тоже.

– Было очень приятно, – повторил и Тарталья.

– Мисс, – обратился к Амелии Фук, встав перед ней и сделав легкий поклон. – Вы находитесь в компании одного из приятнейших молодых людей, когда-либо украшавших лицо нашей планеты, – Роджер Брума, производящего прекрасное впечатление даже при кратком знакомстве.

– Я знаю, – произнесла Амелия.

– Отлично. И вы – прекрасная женщина.

– Благодарна вам.

– Что ж, – сказал он, пятясь к двери, – пусть вам будет хорошо друг с другом. Пусть будет хорошо. Вы оба – очень приятные люди.

Он снова сделал легкий поклон и вышел. Тарталья вышел следом за ним и закрыл дверь.

– Думаю, тебе надо бы запереть дверь, – с некоторым затруднением произнесла Амелия.

– Зачем?

– Ну-у, нам нужно кое-что сделать, – проговорила Амелия и игриво улыбнулась. – Кое-что приятное. – Она встала и неуверенной походкой подошла к встроенному шкафу, открыла дверь и в удивлении отпрянула. Она повернулась к Роджеру и, стараясь придержать смех приложенной к губам ладонью, она сказала: – А я думала, что это туалет. А где же туалет?

– В коридоре.

– Можно я пойду умоюсь? – спросила Амелия.

– Конечно.

– Я сейчас вернусь, – произнесла она. Подойдя к двери и открыв её, она обернулась и с большим достоинством произнесла: – Очень хочется пипи. – И вышла.

Роджер присел на край кровати.

У него намокли ладони.

Он ударил Молли совершенно неожиданно.

Он даже не знал, что ударит Молли, пока рука сама не пошла, причем это была не ладонь, а плотно сжатый кулак. Удар пришелся в глаз. Он отвел кулак и снова ударил её, в кровь разбив нос. Он увидел, что она открывает рот и вот-вот закричит. Вся эта картина показалась ему странной и неожиданной. Из носа у Молли потекла кровь. Мелькнула неосознанная мысль, что нельзя дать крови попасть на простыни. А тут ещё этот открывающийся рот – значит, сейчас последует пронзительный крик. Обе огромные руки сами рванулись к ней, схватили её за горло и сдавили его. Крик замер где-то в глубине сдавленного горла, и у него под руками лишь словно что-то булькнуло. Почти в тот же момент он поднял её с кровати и постарался держать её так, чтобы кровь потекла из носа на щеку, по подбородку, дальше на горло поверх его рук, – он чуть не разжал руки, когда их достигла кровь, – потом на ключицу и плечи, на маленькие обнаженные груди, но ни одной капли не упало на кровать или на пол, он не хотел, чтобы пол запачкался в крови. На короткий миг он поразился самому себе – глаза Молли тут вылезли из орбит, она один раз попыталась ударить его слабеющей рукой, но рука прошла мимо цели, порхнув, как бабочка помятым крылом, – поразился, зачем он это делает. Ведь он полюбил её, увидел, что она красива. Но он сделал это и за это ненавидел её. Оттого, что он стал все сильнее сжимать её горло, её голова стала словно неплотно закрытой бутылью, в которой росло давление: кровь продолжала струиться из носа, глаза делались все шире и шире, рот широко открылся и издавал странные булькающие звуки, и он подумал, что сейчас её стошнит ему на руки, и даже отшатнулся от нее, но тут, похоже, все кончилось. Он понял, что она перестала бороться за жизнь. Неподвижная, она обвисла на его вытянутых руках. Он осторожно опустил её на пол, следя за тем, чтобы голова не изменила своего положения и чтобы ни на что не попала кровь. Она обнаженная лежала на полу, а он пошел в ванную смыть кровь с рук.

Потом он почти полчаса сидел над ней в размышлении, что же ему делать.

Он подумал, что ему, пожалуй, надо позвонить матери и сообщить ей, что он убил женщину. Но тут он представил себе, как мать будет говорить: приезжай, мол, сынок, домой как можно скорее, бросай её и возвращайся домой. Ему стало даже смешно, когда он представил себе это. Нет, надо поступать как-то иначе.

Он не отрываясь смотрел на лежащую на полу обнаженную женщину. В смерти она выглядела ещё более некрасивой, и он удивился, как это ему могло прийти в голову, будто она красивая. Не зная зачем, он протянул руку и указательным пальцем прошел по линии её профиля, потом закрыл её выпученные глаза, невидяще уставившиеся в одну точку.

Возьму её с собой в полицию, подумал он.

Он прошел к стенному шкафу, чтобы взять её пальто. Не везти же её в полицию голой, подумал он. Сняв пальто с плечиков, он расстелил его на полу рядом с ней, потом поднял её и положил на пальто, словно это было расстеленное одеяло, даже не попытавшись просунуть её руки в рукава. Далее он обошел комнату и собрал её одежду – блузку, юбку, подбитый ватой лифчик, трусики с поясом – и туфли, которые она сбросила на пол, потому что ноги у неё болели от хождения в поисках работы. Одежду он аккуратно сложил и стопкой поместил ей на грудную клетку, оставив в стороне только нейлоновые чулки. Пальто он запахнул, но застегивать на пуговицы не стал, а просунул ей под спину чулок и крепким узлом завязал его на груди. Другой чулок он обвязал вокруг бедер, прихватив полы пальто, и тоже затянул тугим узлом, потом оглядел женщину.