Страница 47 из 63
— Тогда попробуй убедить ребят Нелли пойти к начальнику...
— Сам иди, — снова оборвал его Олли и продемонстрировал Карелле поднятый средний палец правой руки. Кивком дав понять, что отпускает их, он повернулся к Биггзу. — Вы тоже можете идти домой.
— Да ну? — откликнулся Биггз. — Неужели правда?
— Правда, Генри, правда, — сказал Олли, прочитав имя на удостоверении, приколотом к нагрудному карману куртки Биггза. — Парень, который убил Мишель Кассиди, уже в тюрьме, так что ваши услуги больше не требуются. Любой, кто...
— Вы уже видели пишущую машинку? — перебил его Биггз.
— Нет. А что там с пишущей машинкой?
— А вы взгляните.
Олли взглянул.
«Боже милостивый, прости меня за то, что я сделал с Мишель».
— Дерьмо какое-то, — буркнул Олли.
— А вам не кажется, что это дерьмо позволит Мильтону сорваться с крючка? — преувеличенно дружелюбно поинтересовался Карелла.
— А кто такой Мильтон? — спросил Моноган.
— Поэт какой-то, — ответил ему Монро.
— Что-что?
— Английский поэт.
— Никогда о нем не слыхал.
— Он написал «Потерянный рай».
— Мильтон — это тот трахнутый импресарио, который убил Мишель Кассиди, — уже не так дружелюбно пропыхтел Олли.
— Ну так что ты думаешь об этой записке, Олли? — поинтересовался Карелла.
— А что о ней думать? Она даже не подписана. Откуда мне знать, кто ее напечатал?
— Ну уж наверняка не Мильтон. Он сейчас в тюрьме — не забыл?
— Да ее кто угодно мог напечатать! Какой-нибудь дружок Мильтона! Он мог выбросить этого парня из окна, а потом подделать эту прощальную записку. Чтобы снять Мильтона с крючка. Эта записка — просто ничего не значащее дерьмо.
— У тебя все — незначащее дерьмо...
— Не все, а эта записка!
— ...все, что мешает тебе заполучить это дело...
— Я знаю, когда кто-то что-то сделал!
— ...о котором столько говорят по телевизору!
— Я просто хочу быть уверенным, что парень, который это сделал...
— Ты просто хочешь прославиться.
— Ну хватит, — вмешался Биггз. — Мы расследуем убийство.
— И именно поэтому старшие здесь мы, — заявил Моноган.
— Точно, — поддержал его Монро.
— Потому что это именно убийство, — сказал Моноган.
— Даже два убийства, если считать ту девку, которую прирезали, — добавил Монро.
— Ну нет, именно поэтому старший здесь я! — возмутился Олли. — Потому что ту девку прирезали раньше. Ты все еще здесь, Генри? — В его устах даже имя звучало как ругательство. — Забирай своего напарника и вали домой. Ведь это твой напарник, верно? — спросил Олли, ткнув пальцем в сторону Джабима, который стоял и сердито смотрел на толстяка. — Два сапога — пара.
— Если вы хотите перехватить это дело, — спокойно произнес Биггз, бросив на Джабима взгляд, в котором явственно читалось: «Остынь», — то вам придется пойти в нижний город и поговорить с начальником детективного управления. Между прочим, раз уж речь зашла о статье восемьсот девяносто третьей дробь семь, то кое-кто выбросился из окна именно здесь, на территории двести первого участка, и это именно нам дает полномочия расследовать данный слу...
— А записка в пишущей машинке...
— Но вы сами только что сказали...
— ...упоминает девушку...
— Да, но...
— ...которую убили на территории моего участка!
— Вы что, уже забыли, что сами назвали эту записку ничего не значащим дерьмом?
— Посмотрим, что по этому поводу скажет начальник! — сказал Олли.
— Отлично. Так идите и поговорите с ним.
— Именно это я и сделаю! И немедленно, черт бы вас всех побрал!
— Отлично, — повторил Биггз. — Идите.
— Мы пойдем с вами, — заявил Моноган.
— Исправим это недоразумение, — поддержал его Монро.
— Давайте-давайте, валите отсюда, — сказал Биггз. — Все трое.
И все трое удалились, на прощание хлопнув дверью.
— Может, кому-нибудь из нас стоило бы еще раз поговорить с управляющим дома, — предложил Карелла.
Управляющий стоял на тротуаре рядом с подъездом, подбоченившись, и наблюдал, как двое переезжающих жильцов сражаются со здоровенным диваном, пытаясь стащить его с грузовика, припаркованного на обочине. Управляющий оказался невысоким мужчиной аккуратного вида, с седеющими волосами. Он был одет в синие полиэстровые брюки и синюю же рубашку спортивного покроя, рукава которой были закатаны.
Перед этим управляющий сообщил Биггзу, что его зовут Зигфрид Зейферт и что он приехал в Америку из своего родного Штутгарта почти двадцать лет назад. Он до сих пор разговаривал с характерным немецким акцентом, как это можно было услышать, когда он сказал переезжающим жильцам, чтобы они воспользовались левым лифтом, сообщив, что туда к их прибытию постелили соломы. Клинг про себя отметил, что оба переезжающих жильца были чернокожими. Мистер Зейферт был белым.
— Я стоял здесь на тротуаре, — рассказывал он четырем собравшимся детективам, двое из которых были белыми, а двое чернокожими, — когда бедняга выпал оттуда и полетел вниз. — И мистер Зейферт кивком указал на десятый этаж. — Он чуть не свалился прямо мне на голову, — со страхом и удивлением добавил мистер Зейферт. Когда управляющий принялся объяснять, каким это было для него потрясением — увидеть, как кровь этого славного юноши забрызгала все вокруг, его акцент стал менее заметен. Возможно, детективы просто успели немного к нему привыкнуть. — И к тому же он был голый! — добавил добропорядочный немец. Похоже, это поразило его намного больше, чем падение жильца с десятого этажа. Постепенно все более приближаясь в произношении к оксфордскому профессору английской литературы (вот как полезно знать второй язык!), управляющий сообщил, что узнал этого молодого человека сразу же, как только подбежал к телу. — Узнал его лицо, — уточнил мистер Зейферт, не желая, чтобы детективы подумали, что он был знаком с какими-нибудь особенностями анатомии бедного юноши, которые управляющий в любом случае не мог опознать, поскольку никогда прежде не видел мистера Мэддена обнаженным.
Детективы поинтересовались, постоянно ли мистер Мэдден проживал в этой квартире.
— Потому что, похоже, у него там было не слишком-то много одежды, — пояснил Джабим, точно так же, как минуту назад управляющий, кивком указав на десятый этаж. Или на одиннадцатый, если считать цокольный этаж. В некоторых домах в этом городе квартиры, расположенные на цокольном этаже, даже не имели номеров и обозначались буквами: "А", "В", "С" и так далее.
— Что вы имеете в виду? — переспросил Зейферт.
— Одежду, — повторил Джабим, вновь усомнившись в том, что этот чертов наци понимает английский язык. — В кладовке для одежды, в шкафу.
— Очень мало одежды, — перевел его мысль Биггз.
— Я всегда видел его в одной и той же одежде, — сказал Зейферт, пожав плечами. — Рабочий комбинезон, ботинки с высоким голенищем и синяя кепка. Без рубашки.
— А зимой? — спросил Карелла.
— Он поселился здесь только в январе, — ответил Зейферт.
— Но январь — это и есть зима, — сказал Клинг.
— Ну, иногда он надевал куртку. Коричневую кожаную куртку.
— Там наверху что-нибудь подобное было? — спросил Джабим.
Клинг покачал головой.
— А что он еще носил? — спросил Карелла.
— Я особо не присматривался.
— Значит, он здесь жил последние четыре месяца? — спросил Биггз.
— Три с половиной, — уточнил Зейферт.
— В эти месяцы случались сильные холода, — продолжал Карелла. — Вы никогда не видели, чтобы он надевал пальто?
— Мистер Мэдден был здоровым молодым человеком, — покачал головой Зейферт.
— Даже здоровый молодой человек может подхватить пневмонию, — заметил Джабим.
Переезжающие жильцы продолжали таскать мебель. На залитый солнцем тротуар вышла женщина, проживающая в этом доме, подошла к Зейферту и принялась жаловаться, что ей пришлось десять минут дожидаться лифта. Она сказала, что то ли кто-то переезжает, то ли один из этих чертовых лифтов не работает. Еще она сказала, что пожалуется в контору по техническому обслуживанию лифтов. Зейферт терпеливо выслушал, сочувственно цокая, и объяснил, что это старое здание и, к сожалению, лифты не всегда работают должным образом.