Сирахама

- И про малыша - я понял... Я против того, чтобы отдавать его Драконам.

- Но его же убьют в Редзинпаку! Мото, ты просто далек от мира боевых искусств - ты просто не знаешь. У них крайне велика смертность среди учеников. Крайне! Ты же слышал - они требуют подписать «Отказ в претензиях»! И у них это не пустая формальность! Они даже принимают на обучение не с детства, как все остальные, а с шестнадцати лет! «Дабы отрок успел насладиться всеми красками жизни, хо-хо-хо!» - Передразнила Саори.

- Но ведь у нас есть надежда на то, что он выживет?

- Надежда?

- Ну, Горо-сан что-то говорил про кровь...

- А-а-а... это. Ну, в нашей семье... и во многих других закрытых семьях давно заметили, что у половины детей рано или поздно появляются рефлексы и знания, которые им никогда и никем не преподавались. Наследственность.

- Вот как... тогда давай вместе надеяться на эту вашу кровь, дорогая! Надеюсь, я несильно ее разбавил.

При этом он чуть смутился и залился краской, чем вновь рассмешил Саори.

- Наша кровь давно уже нуждается в регулярном обновлении, дорогой... - К своему удивлению, она почувствовала уверенность от этой простой, но очень твердой и непреклонной поддерживающей уверенности.

Глава 1

- Пусти-ка, Миу! Не мельтеши! - Хорошо поставленный мужской голос. - Ой! Ух-ты!

- Кенчи! Кенчи! - Всполошенной чайкой забился женский голос. - Акисамэ-сан, почему он не дышит?

- Хм, Миу, солнышко, сходи-ка за водичкой. Ведрышка два. Ага. А взрослые дяди пока решат эту маленькую проблемку...

«Взрослому дяде» не «проблемки» бы решать, а в опере выступать - такой тенор пропадает. Впрочем, судя по голосу, «проблемку» решить этому дяде - что два пальца об асфальт.

- Акисамэ? - горным камнепадом пророкотал второй мужской голос.

- Клиническая смерть, Старейший. - Теперь в «оперном» голосе нет ни игривости, ни легкомысленности. Исключительно серьезен.

- Хм... вот как ... - Опечалился «камнепад». - Апачай, тебе еще много надо работать над своим «полегче».

- Ап-па...

- Отнесите в мою комнату, детишки! Кэнсэй, продержи его хотя бы десять минут. Сигурэ, детка, задержи на это время Миу - за лекарствами какими-нибудь пусть сбегает или еще что. Если у нас... у меня не получится, для девочки это будет слишком серьезным ударом... Да и жалко - парнишка-то хороший...

Темнота. Тишина.

+++

- Ты меня слышишь, Кенчи-кун! - Рокотнул голос-камнепад.

- М-м-м?

Шум ветра в листве, запах травы, пение птиц. Раз в полминуты - резкий деревянный «щелк». И ощущение своего тела. Лежу лицом вниз на чем-то мягком. Какой-то колючий ежик устроился на затылке, шее и плечах. Очень большой ежик. Очень-очень колючий.

Дощатый пол, полумрак помещения. Веранда?

«Какая веранда! Это комната, болван! Комната Старейшего!»

«Кто здесь?!»

«Это я должен спрашивать!»

Ну, комната, так комната. Пусть. За порогом - большой дворик, залитый полуденным солнцем. Какие-то деревянные конструкции, деревья...

И две напряженные мужские физиономии, выглядывающие из-за двери.

- Я спросил, слышишь ли ты меня ... Кенчи-кун.

Владелец рокочущего голоса. Он находится вне поля моего зрения. А оторвать голову от подстилки и посмотреть - не хватает сил.

Кенчи? Я не Кенчи, я...

- Я...

- Это уже не важно, мальчик. - Каким-то образом угадывает мой ответ голос. - Ты - Кенчи. Сирахама Кенчи. Скоро вспомнишь и все остальное. Правда, кое-что и забудешь.

- Не понимаю...

Правда, не понимаю. Последнее, что я помню - «Имя? Отчество? Фамилия? Сколько лет?» - стандартные вопросы, которые согласно регламенту задает анестезиолог перед началом операции, чтобы оценить (наряду с пульсом и давлением) степень действия наркоза. Ну и страхуется лишний раз - а вдруг кого-то не того на стол положили.

Девятая или десятая операция-санация на моем многострадальном брюхе. Множественный перитонит в брюшной полости современные врачи оценивают, как «пятьдесят на пятьдесят». Что-то мне подсказывает, что в моем случае статистика сработала не в мою пользу.

Но это подозрение не успевает оформиться во что-то конкретное.

- Не понимаю...

- И не надо. Наслаждайся жизнью. Живи дальше! Быть живым - это же так хорошо! Живым и юным. Верно... Кенчи-кун?

- ...

- Отлежись немного. Поспи. Проснешься - все вспомнишь. А с мальчиком... ты уж договорись как-нибудь - взрослый же человек! Кенсей, усыпляй! У меня... у нас все-таки получилось!

Ежик на затылке проснулся, заворочался. И я провалился снова. Темнота. Тишина. Ласкающийся к коже ветерок и мелодичное стеклянное «дзинь»... Китайские колокольчики «Музыка ветра». Тысяча йен за набор. Или четыреста рублей.

+++

- Кенчи, ужин!

- Пять минут, мам!

Слабость так и не прошла. В ванне я «растворялся» уже почти час. Но это была «нестрашная», «хорошая» слабость. Приятная слабость выложившегося на 99% спортсмена. Истома после тяжелейшей физической нагрузки.

Новая часть меня знала и другую слабость - когда на подкашивающихся ногах по стеночке ползешь в туалет по больничному коридору после «отбоя». В глазах мутнеет, в затылок забивается тошнотворная вата, ты спотыкаешься и лишь вовремя увидевшая твои потуги дежурная нянечка спасает от падения... а на утреннем обходе профессионально-спокойный доктор констатирует начало перитонита, мягко выговаривает за «молчок» о плохом самочувствии и назначает повторную операцию.

«Ну и больницы у вас там!»

«Зато подростковых банд в городах нет!»

«Угу... Вижу. То-то тебя ножом пырнули»

«Два отморозка. Если они соберутся во что-то, хотя бы отдаленно напоминающее этот твой дурацкий Рагнарек - от них останутся рожки да ножки»

«Угу... рассказывай-рассказывай»

Старейший, кстати, и не говорил, что к вечеру я буду прыгать горным козликом. Обещал, что пройдет, а вот когда... Это - мелочи, по мнению Старейшего:

- А теперь продолжай тренировку, Кенчи! Смерть - не повод, чтобы сачковать, хо-хо-хо!

И - шикарная белозубая улыбка из-под бороды. И недоумевающий взгляд Миу - пассажа про смерть она немного не поняла.

Это что же, я теперь даже ТАК избавиться от издевательств, которые мои учителя называют «тренировками», не смогу?!

Сегодняшняя тренировка была ужасающей. Как и вчерашняя. И неделю назад. И месяц назад. Если подойти к вопросу технически, то ничем, кроме возросшей нагрузки, сегодняшний день не отличался от предыдущих. Даже рост нагрузки уже стал привычным.

Только одна маленькая особенность: на сегодняшней тренировке меня, Сирахаму Кенчи, убили. Мастерский и, как всегда, смертельный апперкот «демона подземного мира», Апачая Хопачая. Или хук? Я так и не заметил - удары Апачая молниеносны. И смертельны.

Я-второй считаю их разновидностью телепортации от точки «плечо» в точку «висок противника». Странно, но кто-то из моих учителей всерьез рассчитывает, что я в будущем смогу уклоняться от ТАКОГО.

Одна надежда на то, что Апачай когда-нибудь поймет смысл слова «полегче».

А спас меня Старейший. Он, наверно, какое-то древнее божество в человеческом теле, раз ему подвластно ТАКОЕ.

Интересный способ он избрал, чтобы меня спасти. Меня теперь двое. Под крышей одного «Я» теперь живут два жильца. Я-прежний, Сирахама Кенчи, семнадцатилетний подросток с частично расстроенным от смертельного удара сознанием. И я-второй... Я-второй помнит все: детство, профессию, жену, дочку... Он только не может вспомнить свое прежнее имя.

«Наверно, и не стоит его вспоминать - чувствую, что забыл его не просто так. Как считаешь, Кенчи?»

Обыденные для меня-прежнего вещи теперь вызывают у нашей объединенной личности шквал эмоционального любопытства. Будто я - турист, впервые увидевший заграничную диковинку. И новые знания, чужой... точнее, уже мой, новый опыт взрослой жизни. В другой стране.

И, кажется, в другом мире.