Преступная связь

— О, — выдохнула Сара.

— Именно. Первого числа одиннадцатого месяца, в два часа сорок две минуты, там указан междугородный разговор с абонентом в Вилтоне, штат Коннектикут. Длительность двенадцать минут, так что, может, я не так уж ослышалась той ночью? Там есть номер телефона и все такое. Я звоню в телефонную компанию и говорю, что не знаю такого номера, не могут ли они сообщить мне, кому он принадлежит? Говорю очень спокойно и хладнокровно, именно так: «кому принадлежит?», хотя трубка у меня в руке ходуном ходит. И оператор отвечает, что владелец номера — некто Фелисити Куперман. А ее я отлично знаю — младшая машинистка у них в агентстве, которая, между прочим, разве что ковровую дорожку передо мной не расстилает, когда я там появляюсь. Девятнадцати лет от роду, и мой муж звонит ей в два сорок две ночи в праздник Всех Святых. Вот тогда-то я и решила размозжить ему голову молотком, как только подвернется возможность.

— Я рада, что ты не осуществила задуманного, — отметила Сара.

— Здравый смысл восторжествовал, — улыбнулась Хите.

Когда она улыбалась, она сама выглядела не больше чем на девятнадцать лет. Широкая девчачья улыбка, озорной прищур больших голубых глаз. Тридцать два года, а все еще похожа на подростка — упругие груди, плоский живот, длинные ноги и крепкое тело пловчихи (в школе она занималась плаванием). Конечно, детей-то нет. Что и к лучшему, учитывая ее нынешнюю ситуацию, подумала Сара.

— Я позвонила адвокату, которого порекомендовала мне та женщина, что устраивала вечеринку. Она сама разводилась три раза. Я сказала ей, что у моей подруги неприятности с мужем, и так далее, и тому подобное, в общем, врала как заведенная. Не думаю, чтобы она мне поверила хоть на йоту. Как бы то ни было, адвокат сказал мне, что надо установить слежку за мистером Дугласом Роувелом. Я согласилась, и вскоре выяснилось, что я ошиблась в своих предположениях. Он не трахает малышку Фелисити до смерти два или три раза в неделю. Он затрахивает ее до глухоты, слепоты и икоты ежедневно в обеденный перерыв, а уж потом — два или три раза в неделю, когда ему приходится задерживаться после работы над своими очень-очень важными счетами. Жаль, ты не слышала магнитофонные записи, это такая...

— У тебя есть записи?

— Если строго придерживаться фактов, у меня есть одна запись. Как-нибудь вечерком я тебе ее прокручу.

— Она здесь?

— Нет-нет. Вообще-то она в конторе у адвоката. Детям до шестнадцати прослушивание строго запрещено. Название — «Дуг и его Великолепный Член», в главной роли девятнадцатилетняя Фелисити Куперман, обессмертившая свое имя незабываемым монологом: «Я обожаю целовать твой огромный, восхитительный член, о, я сразу кончаю, когда целую его!» Сука! — вспыхнула Хите и в ярости стукнула кулаком по сухому песку. — Я готова была убить их обоих. Молотком!

— Не рассказывай Майклу, когда он сюда приедет.

— А кстати, когда его ждать?

— Как только он сумеет вырваться. Его держит на работе какое-то важное дело.

На календаре было двадцать восьмое декабря.

Сара увезла Молли на следующий день после Рождества. Майкл по-прежнему оставался на севере. Как раз сегодня должно было состояться какое-то важное совещание, и окружной прокурор настаивал на его присутствии. Хите еще не сообщила родителям, что они с Дугом разошлись. Ну и сценка предстоит! Как, малыш Дуг?! Милый малыш Дуг?! Да, мамочка, милый малыш Дуг с его огромным восхитительным членом, который просто обожает целовать крошка Фелисити. Сейчас родители находились в Лондоне, куда они ездили в это время каждый год.

«Никуда не торопитесь, дети. Мы вернемся не раньше середины января».

— А когда Майкл все-таки приедет...

— Что тогда?

— Одень бюстгальтер.

— Мама! — Двенадцатилетняя Молли стояла на веранде с глазами, сонными, как у восьмилетней, и в одних пижамных брючках, словно брала пример с тетки. Загорелая до черноты после всего лишь двух дней, проведенных под карибским солнцем, она спросила, щурясь от света: — Можно мне пойти купаться?

— Иди сюда, малышка, — позвала дочь Сара.

Хите бросила на сестру недовольный взгляд. Она еще не закончила свой монолог и считала нежелательным присутствие ребенка. С нетерпением и осуждением во взоре она смотрела, как Сара тискает Молли, расспрашивает, как ей спалось, отправляет к Иоланде за молоком с печеньем и обещает, что потом они вместе с тетей Хите отправятся купаться. Тетя Хите воспринимала эту сцену крайне неодобрительно. Существуют более интересные темы для разговоров, чем те, что ведутся с двенадцатилетними девчонками. И потом, почему Сара так любит называть себя «мамочкой» и сюсюкает, как с младенцем, с девицей, у которой уже грудь растет? Все эти мысли явственно читались на лице Хите, когда Молли босиком зашлепала обратно в дом.

— Мне хотелось переспать с любым, кто только носит брюки, — продолжила она. — Ты когда-нибудь испытывала подобное?

— Нет, — ответила Сара.

— Сначала убить его, а потом переспать со всеми строителями Нью-Йорка, — пояснила Хите.

Сара бросила взгляд на веранду. Ее дочь уже скрылась внутри дома.

— Просто неудержимое желание отомстить. Не обычное настроение гульнуть на стороне — чего я, кстати, никогда не делала, дура этакая. А ты?

— Что — я? — не поняла Сара.

— Гуляла на стороне?

— Обманывать Майкла?

— Ну кого же еще тебе обманывать? По-моему, именно он является твоим мужем.

— Нет, я никогда его не обманывала.

— С тех пор как я узнала про Дуга, я переспала с шестнадцатью мужиками. А ведь не прошло и двух месяцев. Шестнадцать мужиков меньше чем за два месяца — получается новый мужик каждые четыре дня, если округлить. Если бы мой адвокат узнал, он бы меня убил.

— По-моему, тебе следовало бы быть осторожнее, — заметила Сара.

— С такой-то пленкой в руках?

— Я говорю не о разводе, а о...

— К черту безопасный секс, мне теперь все равно. Кстати, Майкл был у тебя первым?

— Нет, — ответила Сара.

— А кто?

— Один парень в колледже.

— Ты никогда мне не рассказывала.

— И неловко чувствую себя даже сейчас.

— Я вышла за Дуга девственницей. — Голос Хите вдруг задрожал. — Черт! — воскликнула она и потянулась за сумочкой. Едва она успела выхватить платок, как глаза ее наполнились слезами. — Я ненавижу этого негодяя, — всхлипнула она. — Действительно ненавижу. Я могу простить ее, она, в конце концов, не более чем глупая, доверчивая девчонка... Нет, ни фига, я ненавижу их обоих!

Хите уткнулась лицом в платок и горько разрыдалась.

— Видал? — спросил Эндрю.

— Крепенькая девица, — отозвался Вилли.

Они шагали по пляжу, направляясь к тому месту, где Эндрю оставил «фольксваген». Полчаса назад здесь, перед большим домом, не было ни души, только одеяло, полосатый зонтик и книжка в бумажной обложке, оставленная открытой на полотенце. Эндрю всегда замечал такие детали. Книжка в бумажной обложке. Любовный роман. Он тогда еще поинтересовался про себя, кто его читал. Теперь он задавался вопросом, которой из двух блондинок принадлежала книжка. Той, с обнаженной грудью, которая плакала, или другой, что ее утешала. Любопытно — они сестры или нет? И где живут — в этом доме?

— Я хотел сказать: ты заметил, что она плачет? — уточнил он.

— Нет. Которая?

— Та, что без лифчика.

— Нет, не заметил. Если хочешь знать мое мнение, так они сами напрашиваются на неприятности, разгуливая в чем мать родила. Даже если у здешних французов действительно такой обычай.

— Они не француженки, — возразил Эндрю.

— Откуда ты знаешь?

— Книжка была на английском. Я прочитал название.

— Какая еще книжка?

— Та, что на полотенце.

В раннем детстве Эндрю был таким же блондином, как те женщины, мимо которых они только что прошли. Потом его волосы становились все темнее и темнее, пока не приобрели нынешний каштановый оттенок. Его голубые глаза тоже потемнели с годами, а уши, хотя и были несколько великоваты для его лица, торчали уже не так, как прежде. Такое в конце концов происходит со всеми детьми с большими ушами, но он до сих пор носил довольно длинные волосы, возможно, как воспоминание о тех днях, когда прятал уши под прической.