Няка

– Вижу, ты не особо убит горем.

– Если честно: больше удивлен, чем опечален. Ульяна была такая молодая, спортивная… Что с ней могло произойти?

– Читай завтра в моей статье, – и Зина поднялась с кресла.

– Я подвезу тебя, – следом за ней встал и Стражнецкий. – Да, совсем забыл, а кто такой этот Максим, про которого ты говорила?

– Максим? Да так, один малозначимый чел, третьестепенный персонаж ульяниной жизни, – оживилась Рыкова и победно заключила: – Ее законный муж. Вот так-то, няка.

– Муж?! – и Костя вновь опустился в кресло.

* * *

Похоронная процессия состояла из троих: Рыковой, Криворучко и патологоанатома Сергея Петровича, который ввиду завершения смены согласился принять участие в этом мероприятии. Гроб и все такое были приличными, но не более. Зина не видела смысла транжирить деньги и обставлять церемонию разными помпезностями. Покойной от этого ни холодно, ни жарко, толпы безутешных близких нет и не предвидится, поэтому не все ли равно, какая домовина будет гнить в земле – сосновая или дубовая. Криворучко согласилась с доводами приятельницы – она не теряла надежды унаследовать ульянины богатства и относилась к ее имуществу ревностно, как к своему собственному.

– Сик трансит глория мунди, – изрек Сергей Петрович, откупоривая на свежей могиле бутылку водки. – Да, девоньки, вот так и проходит слава земная…

Криворучко преувеличенно горестно вздохнула, а Рыкова принялась деловито раскладывать на газетке бутерброды с сыром и вареной колбасой. Подружки решили не швырять деньги на какие-то сверхъестественные поминки.

– Необычная смерть, – продолжал патологоанатом, выпив за упокой ульяниной души. – Порок сердца у нее был очень незначительный, с таким жить да жить. А вот печень почему-то увеличена. И поджелудочная какая-то потасканная. Скажите, она этим делом не увлекалась? – и он щелкнул себя по горлу.

– Какое там «это дело», – разуверила его Оксана. – Она вообще не пила и не курила. На здоровом образе жизни была звезданутая на всю голову.

– А вы вообще давно ее знаете? Может, эти проблемы имели место энное время назад. Когда я вскрываю труп, то вижу личность и жизнь человека как на ладони, – неожиданно расфилософствовался патологоанатом. – Ни один порок, ни одно излишество наше, даже самое незначительное, не проходит бесследно для нашего организма. О, это дотошный табельщик, ведущий строгий учет каждому нашему глотку, куску и вздоху. Долго, долго, как терпеливый, смирный работяга, он готов трудиться в долг, предоставляя нам кредит: одним – поменьше, другим – побольше, третьим – и вовсе кажущийся безграничным. Но не заблуждайтесь: счет обязательно будет предъявлен, и тогда…

– Весьма, весьма интересно, – перебила его Рыкова, на которую подобные темы наводили скуку. – Если без лирических отступлений, док, то вы хотите сказать, что наша подопечная имела тайные пороки?

– Или пороки в прошлом. Впрочем, не забывайте, что это только предположение. Все может объясниться совершенно иначе…

– Да не, док, все сходится, – вслух прикидывала Рыкова. – О какой новой жизни она намекала Ксю в клубе? И где пропадала целыми днями, чем вообще занималась? Увы, Ульяна либо уезжала пьянствовать, либо же заседала в клубе анонимных алкоголиков.

– Но она совсем не была похожа на алкашку, – слабо запротестовала Оксана.

Рыкова пожевала бутерброд и продолжила мысль:

– А то ведь она и наркотой грешить могла, что мы в алкоголь-то уперлись. Уехала, занюхнула коксу сколько душа требует, покайфовала в компании единомышленников, отлежалась и домой: вся чистая-душистая.

Под хмельком вернувшись в редакцию, Рыкова быстро настрочила заметку с похорон. На этот раз Корикова была сдержаннее в похвалах:

– Что за тайны такие за семью печатями? Неужели нельзя было побольше узнать про то, кем была Ульяна Кибильдит? Знаю, знаю, поисковые системы не находят такого сочетания, но ведь фамилия редкая, есть же и другие Кибильдиты! Поискала бы в московской базе… А Максим Брусникин? Неужели тоже все глухо? Я попросила Ростунова пробить его через связи в милиции. Он вот-вот должен вернуться из паспортного стола… А вот и он. Ну что там, Леш?

– Ничего особенного. Не состоял, не привлекался. Абсолютно чистая в криминальном отношении биография. Год рождения такой-то, женат на такой-то, прописан в однокомнатной квартире на улице Дубровского…

– Надо срочно ехать туда! – зажглись глаза Кориковой.

– Только что оттуда, – с оттенком снисходительности доложил Ростунов. – Никакого Брусникина там в глаза не видели. Одна бабка припомнила смутно, что в этой квартире когда-то жила некая Маша с сыном, но она уже лет десять назад умерла, и с тех пор квартира стоит пустая.

– Где же тогда, по-твоему, жили Брусникин с Кибильдит? – надменно поинтересовалась Зинка.

– Да где угодно. Может, в ее родной Москве. Может, здесь что-нибудь снимали. А, может, они вообще не жили вместе. Ты пока не потрудилась узнать, так это или нет.

– Да-а, – протянула Корикова. – Расследование зашло в тупик.

– Зато я вам сюрприз припас, – неожиданно улыбнулся Леха. – Фотографию выцыганил. Вот он, наш герой-любовник.

Алина с Зиной впились глазами в фото.

– Да, ничего так брунетик, – наконец, выдала Рыкова. – Няшный паренек.

– Что-что? – Ростунова аж передернуло. – По-русски-то уже не судьба выразиться?

Но Зина не удостоила его ответом и, подмигнув подруге, повторила:

– Няка, правда?

* * *

На следующее утро Зина заглянула в жилуправление и без труда узнала, что квартира, где она с удобством провела последние два дня, принадлежит некой Евгении Павловне Ердынцевой. Рыкова хотела было двинуть к ней, но вовремя одумалась. Похоже, что Ульяна сняла у Ердынцевой квартиру на длительный срок. Заявиться сейчас к хозяйке означало необходимость упаковки чемоданов. Чего Зине совсем не хотелось. Во-первых, в лице Криворучко она приобрела безотказную девочку на посылках, которая варила кофе, жарила картошку и выполняла другие зинкины поручения, не требующие большого ума. Во-вторых, переехав к Оксане, Рыкова намеревалась сдать свою однушку. Опять же, дополнительный доход. Денег Зинке всегда не хватало.

Аналогично обстояли дела и с машиной: красный «Фольксваген» не принадлежал Ульяне Кибильдит. Она арендовала авто у одной фирмы.

Рыкова решила не говорить Оксане о сделанных открытиях. Ничто не мешает им жить в съемной квартире, покуда не объявится хозяйка. А вот машину придется вернуть: толку от авто никакого. Лучше Зинка сдаст «Фольксваген» обратно и, сочинив жалостную историю о бедственном положении, попробует получить назад хоть часть денег.

Прокатило. Оказалось, что за аренду было проплачено на три месяца вперед, и Зине действительно кое-что вернули. Говорить Криворучко о вырученной сумме Зина сочла излишним.

Слегка мучимая совестью, спустя пару дней она ласково обронила:

– Ксю… кажись, я погорячилась тогда насчет ульянкиных тряпок. Забирай себе все. Только худей побыстрее, а то они потеряют актуальность.

Криворучко с радостным гиком бросилась к шкафу, куда Рыкова сложила «арестованные» вещи и принялась любовно их перебирать. Зина со снисходительной улыбкой наблюдала за ее возней. Вдруг ее лоб нахмурился от мыслительного усилия.

– А объясни-ка мне вот что, – сказала она Оксане. – Почему в ульянкином гардеробе есть вещи и 52-го, и 44-размеров? Когда вы познакомились, она какой была?

– Ну, примерно такой же, как и я, – Криворучко любовно огладила свои крутые бедра.

– Офигеть! Значит, она за каких-то семь месяцев потеряла пять размеров?! Это же 20 кило чистого весу, а то и больше!

– Больше. Ульянка хвалилась, что с 87 сбросила до 52-х. Эх, везет некоторым!

– Не вижу особого везения, – Зина вернула Оксану к реальности. – Зато теперь мне понятно, откуда у нее проблемы с печенью и этой… как ее?.. Такой быстрый сброс веса ни один организм не выдержит. Надо же, на что готовы люди, лишь бы засвеститься в каком-нибудь дерьмовом фильме! Рене Зеллвегер набрала 20 кило, Ульяна – наоборот… Сдается мне, пора нам посетить «Аполло», слегка порастрясти жиры и кое о чем расспросить нашего смазливого тренера…