Почти живые

— Давайте быстрее!

Когда деньги оказались в его руке, он сунул их во внутренний карман пиджака, размяк и умиротворенно сказал:

— Ну вот, теперь я смогу решить все проблемы…

Ольга не дала ему договорить. Она схватила его за воротник пиджака, притянула к себе и, едва не касаясь губами его носа, выразительно сказала:

— Если ты еще раз попытаешься шантажировать меня, то я тебя убью.

Ей показалось, что он ей безоговорочно поверил.

И снова все понеслось по привычному кругу: в больницу к Сергею, работа в магазине за прилавком, в фитнес-клубе за стойкой, уборка помещений в компьютерном салоне, затем бегом по магазинам и уже в потемках — домой. И там все неизменно и статично. Глеб, похожий на темную безмолвную тучу, преследующий Ольгу по пятам в напряженном ожидании чего-то; мама с загрубевшим укором в упрямых глазах; крепко спящая дочь, обнимающая плюшевого мишку, подаренного добрым дядей Глебом.

Ольга сидела за кухонным столом, с отупением глядя в чашку с остывшим чаем. Телевизионный канал закончил работу, экран шипел и мерцал голубым «снегом». «Может, завести собаку? — думала Ольга. — Хоть она будет радоваться мне. Я буду ходить с ней гулять, буду покупать ей косточки, а она будет радостно вилять хвостом и преданно заглядывать мне в глаза».

— Ужинать будешь? — спросил Глеб, присаживаясь рядом. — Есть тефтели. Есть пельмени…

Ольга подняла голову и посмотрела на лицо Глеба. Как давно она его знает! Знакомы каждый изгиб, каждая складка, каждая тень. Высокий лоб несимметрично перетекает в глубокую залысину. Редкие кудрявые волосы ее уже почти не закрывают. Брови тоже редкие, к тому же короткие, словно их с краев выщипали. Вот глаза у Глеба красивые, четкие, выраженные, и они передают чувства. Давно ли у них появилось это свойство? Нижняя часть лица тяжелее и шире верхней. Маленький, плохо развитый подбородок с успехом дополняет второй — мясистый, отвислый, мягкий, как брюшко у кота. Чтобы выбрить на нем щетину, Глебу приходится высоко запрокидывать голову и свободной рукой натягивать кожу. Изломал парень себе всю жизнь. Разъезжал бы сейчас по улицам на крутой иномарке, запросто ходил бы по ресторанам, мотался бы за границу, словом, катался бы как сыр в масле. Ан нет, сидит, болезный, на чужой кухне, униженный, забитый, притихший, и нечем похвастать. Облез павлиний хвост. И все ради чего? Ради Ольги? Ради ее расположения к нему? Ради ее мягкого и доброго взгляда?

Она протянула руку, коснулась его редеющих волос. Он замер, боясь пошевелиться. Даже дышать перестал. Она провела ладонью по его голове, скользнула кончиками пальцев по пухлой, колючей от щетины щеке.

— Олюшка, — задыхаясь от волнения, пробормотал Глеб и, схватив ее ладонь, прижал к губам. — Олюшка, милая, любимая…

И все повторилось. Тот же диван, то же влажное, рыхлое тело над ней, те же жадные, соскучившиеся по любви губы.

«Я ничего не знаю… Я ничего не могу понять…» — думала Ольга, подставляя лицо острым и ледяным, как медицинские иглы, струям душа.

Она вернулась в комнату, завернувшись в махровый халат. Спокойно и твердо посмотрела ему в глаза. Он вскинул голову, сел в постели, натягивая на грудь край одеяла.

— Завтра утром тебя здесь не должно быть, — сказала она. — Все, Глеб. Все. На этот раз уже все.

Он кивал, соглашаясь.

Утром Ольге принесли повестку из прокуратуры.

— Заходите, милая, — пригласила следователь. Как и в первую встречу, она поливала из кувшина цветы, была весела и внешне доброжелательна. — Я вас пригласила по одному пустяковому вопросу. Присаживайтесь. Я сейчас закончу. Хотите чая из сушеных лепестков розы?.. Напрасно. Наверное, вы никогда не пробовали такого чая. Только не пытайтесь самостоятельно засушить розу, а потом ее заварить. У вас получится безвкусная бурда цвета помоев. Тут нужна одна очень хитрая технология.

Следователь разобралась с цветами, поставила кувшин на подоконник, вытерла руки полотенцем и села за стол.

— Что-то вы неважно выглядите, — сказала она, кинув короткий взгляд на Ольгу. — Как поживает ваш друг?

Вопрос был двусмысленный, следователь наверняка задала его не случайно. Ольга почувствовала, что ее лицо от волнения начинает полыхать. Не зная, как избавиться от этой предательской красноты, она достала из сумочки платок, прикрыла им половину лица и стала делать вид, что сморкается. Но следователь уже не смотрела на нее.

— Ну так как? — напомнила она о своем вопросе, просматривая какие-то бумаги, лежащие на столе.

— Он поправляется, — ответила Ольга. — Вчера пришел в сознание.

— Слава богу!

Ольга, сама не ожидая от себя такой отчаянной храбрости и дерзости, вдруг спросила:

— А вы еще не нашли того, кто в него стрелял?

— Еще нет, — ответила следователь, и Ольге показалось, что женщина улыбнулась краешком губ. — Но уже вышли на его след.

— Интересно, кто это? — продолжала опасную игру Ольга.

— Мне тоже интересно, — отозвалась следователь. — Тем более что я заключила со своим коллегой пари. Он тоже следователь, значительно старше меня, но фантазия у него совершенно неуемная, как у студента школы милиции. Он пытается провести аналогию с нашумевшим делом об убийстве профессора Лавренова. О нем много писали, и вы наверняка читали…

Ольга кивала, в напряжении ожидая точного и сильного удара.

— Напомнить, в чем суть? Поздно вечером профессор вместе с женой возвращался домой. Около подъезда к ним подскочил неизвестный мужчина и убил профессора одним выстрелом в голову…

Следователь не договорила, ее отвлек телефонный звонок. Она подняла трубку, долго слушала, потом сказала, что постановление об аресте надо было подписать еще неделю назад, тогда не было бы геморроя. Отвлекшись на минуту, она прикрыла трубку ладонью и снова — Ольге:

— А потом выяснилось, что убийство совершил любовник профессорской жены, причем по предварительному сговору с ней. Вдова потом целый месяц прятала любовника в своем гараже… Алло! Игорь Петрович, голубчик! Я все понимаю, но тем не менее сейчас же подпишу ходатайство заместителю генпрокурора о продлении срока предварительного следствия. И будет гнить ваш сынок на нарах, как бы вы ни старались! И не видеть этому мерзавцу солнечного света, как могильному червю… Вы хорошо поняли, что я вам сказала? Удачи вам, золотой мой!

Она положила трубку, с нежной улыбкой посмотрела на Ольгу и добавила:

— Вот так мы и работаем. По совести и во благо справедливости. Даже если звонит высокопоставленный чиновник из правительства… Давайте повестку, милая, и топайте домой. Топайте и думайте, думайте, думайте. Пока что у меня нет оснований предполагать, что у преступника был соучастник. Хотя я могу и ошибаться.

Ольга встала и подошла к двери. Ей казалось, что кабинет заполнен водой и каждый шаг требует усилий. Взгляд следователя тупо давил в спину. А может, это уже не взгляд? Может, следователь достала из стола табельное оружие и целится Ольге между лопаток?

Ольга взялась за ручку, но дверь оказалась запертой. Ольга потянула сильнее. Дверь не поддалась. «Сейчас она выстрелит!»

— От себя, милая! От себя! — с мягкой насмешкой подсказала следователь. — Нельзя же быть такой рассеянной!

Как тяжело носить в себе обман! Он отравляет жизнь, словно тяжелая болезнь. Он не дает забыться, расслабиться, отвлечься. Он вытягивает силы, делает тело слабым, беспомощным, непослушным… Опираясь на поручень, Ольга спустилась по лестнице, вышла на улицу и остановилась, чтобы собраться с силами и мыслями. «Так жить нельзя», — подумала она уже в какой раз, но как надо жить — по-прежнему не знала.

Нечего даже надеяться — следователь обо всем догадывается. Не случайно же приплела уголовное дело об убийстве профессора. Аналогия! Выходит, она считает, что Ольга сговорилась с Глебом, в какой день и час подойдет к подъезду Сергей, где его настигнет пуля… Волосы дыбом от таких мыслей! Пусть следователь — дура, соломой набитая, но стоит только представить, какая кошмарная картина блуждает в ее мыслях, так даже жить не хочется. Ольга сама вела Сергея к месту казни…