Страница 21 из 77
— А вы поменьше шпионьте, тетя Вера, тогда, может быть, у вас давление быстрее нормализуется!
Грубо, грубо! Ольга прикусывает язык, но обидные слова уже отпущены на свободу, уже с ликованием перекатываются звонким эхом по этажам.
Еще в прихожей Ольга услышала, как из кухни доносится звяканье посуды. Наверное, мама раньше обычного вернулась с работы, а не по годам наблюдательная соседка сразу усекла подозрительные звуки за дверью.
— Мама! — крикнула Ольга, сбрасывая туфли и направляясь на кухню. — Ты зайди к тетке Вере, а то она собирается…
Ольга осеклась на полуслове. У кухонной плиты, в цветастом фартуке, с половником в руке, стоял Глеб и вымученно улыбался. Ольга нахмурилась.
— Поваром работаешь? — спросила она.
Глеб, полагая, что Ольга настроена на шутливый тон, улыбнулся уже во всю ширину лица и объявил:
— На первое у нас сегодня куриный суп. На второе лангет, запеченный с шампиньонами под чесночным соусом. А на третье — клубника со взбитыми сливками, присыпанная шоколадной стружкой…
— Конечно, — произнесла Ольга. — Тебе без сливок с шоколадом никак нельзя, а то похудеешь.
Она зашла в ванную. Взяла мыло, склонилась над рукомойником и только тогда заметила висящие на сушилке выстиранные мужские носки и трусы. На полочке под зеркалом — новенькая зубная щетка. Рядом — баллончик с пеной и бритвенный станок. «Основательно устроился, — подумала Ольга, чувствуя, как в душе стремительно закипает гнев. — Сережа лежит под капельницей в реанимации, а эта свинья деликатесы готовит. Лангет с шампиньонами! Сейчас я из него самого лангет сделаю!»
Теряя над собой контроль, она выбежала из ванной, по пути смахнув на пол зубную щетку и бритву.
— Жирный, сытый негодяй! — крикнула она, нанося ему звонкие пощечины. — Как ты можешь так жить?! Как ты еще не умер от стыда?!
— Оленька, — бормотал Глеб, втягивая голову в плечи. Он не мог защищаться, его руки были заняты, он резал колечками лук. — Оленька, я ради тебя! Я только ради тебя…
— Да ты о своем брюхе беспокоишься, а не обо мне! Ты только о своем благополучии думаешь! Носочки постирал, супчик сварил. А Сергей в больнице, обескровленный, без сознания… Негодяй, негодяй!
Она заводилась все сильнее и уже вцепилась Глебу в горло, а тот, кривясь от боли, отступал к стене.
— Оленька… Да угомонись же ты… — сбивчиво говорил он. — Ты просто одурманена… Ты не понимаешь, что сможешь стать счастливой, только если его не станет…
— Что?! — вспылила Ольга. — Что ты сказал, подонок?! Дрянь!! Ничтожество!!
Не отдавая отчета своим действиям, она схватила со стола кухонный нож и с замаха, как саблей, полоснула по мутному розовому лицу Глеба. В последнее мгновение тот успел подставить руку, и лезвие вязко вошло в его запястье. В лицо Ольге фонтаном брызнула горячая темная кровь. Глеб вскрикнул от острой боли, прижал обагренную руку к груди и опустился на корточки.
Ольга выронила нож и, пошатываясь, вышла из кухни.
— Спасибо, спасибо, милая, — всхлипывая, бормотал ей вслед Глеб. — Это лучшее, что ты могла сделать для меня… Все разрешилось… Спасибо тебе…
Она слышала, как он тихо плачет, и начинала медленно осознавать дикость совершенного ею поступка. Повернувшись, она кинулась назад, на кухню. Глеб сидел на полу, прислонившись спиной к шкафу. Голова его была низко опущена, плечи содрогались от тихих рыданий, из порезанной руки толчками выплескивалась густая кровь, и под ногами Глеба уже жирно блестела вишневая лужа.
— Глеб! — сдавленно произнесла Ольга, медленно приседая перед ним. — Глеб, тебе больно?
— Разве это боль? — искаженным голосом ответил он. — Это уже наслаждение…
— Глеб! — заволновалась Ольга и схватила его за плечи. — Глеб, черт тебя подери! Я не хотела, я сама не знаю…
Она приподняла его ослабевшую руку, полными ужаса глазами посмотрела на черную, обильно кровоточащую рану. Глеб скрипнул зубами от боли.
— Глеб, прости меня, — прошептала Ольга.
— Нет, это ты меня прости…
Она вскочила на ноги, уже ясно осознав, что нужно делать, распахнула дверцу шкафа, выдернула оттуда аптечку. Рассыпав на столе таблетки, ампулы, коробочки и тюбики, она схватила пузатую упаковку бинта, разорвала ее и стала туго наматывать бинт на запястье. Бинт тотчас насквозь пропитывался кровью, и тяжелые капли шлепались на кафельный пол. Ольга торопилась, руки ее дрожали. Глеб кряхтел и мотал головой.
— Зачем это все? — бормотал он. — Не надо, Оля… Может, лучше оставить все как есть?
— Да не зуди ты мне под руку! — в слезах крикнула она. — Надо перетянуть вену жгутом… Сейчас… Где-то у нас была резиновая трубка…
Она выбежала в ванную, нашла там трубку, которой когда-то помогали Ксюше, когда у нее болел животик, оголила Глебу предплечье и туго стянула его.
— За что мне такое наказание! — всхлипывала она, заново перебинтовывая запястье. — Ну откуда ты свалился на мою голову!.. Так не больно? Ты весь позеленел!.. Кружится голова? Держись за меня, опирайся!
Глеб закинул ей на плечо здоровую руку, не без усилий встал, шлепнул тапками по луже, сделал два или три шага, и его повело. Чтобы не упасть, он оперся порезанной рукой за стену, вскрикнул от острой боли и стал наваливаться на Ольгу. Она не удержала его и упала с ним на пол.
— Нельзя ж быть таким толстым! — причитала она, заливаясь слезами и пытаясь волочить Глеба по полу. Тот стонал, ревел и плакал от боли. Голова его гулко ударялась о пол. Он не без труда встал на колени и, раскачиваясь, будто молясь, с ожесточением кусал губы.
— Олюшка… это мне наказание… за мою любовь… Ох, как мне больно!
— А мне за что это наказание?! Я не могу нести на себе сто двадцать килограммов! Ты о чем думал, когда в три горла в ресторанах жрал?!
— Прости, Олюшка, прости…
— И ты меня прости, мучитель, изверг, палач! Что я натворила из-за тебя!
— А я что натворил… Мы оба… так, похоже, вляпались…
«Выведение из запоя. Снятие наркотической ломки. Врач широкого профиля, кандидат наук. Анонимность гарантируется». Ольга очертила это объявление в газете и взялась за телефон.
— Что у вас случилось? — спросил мужской голос.
— Надо вывести мужа из запоя, — стараясь говорить как можно увереннее, произнесла Ольга.
— Давно пьет?
— Да пьет-то он не так давно, — замялась Ольга, лихорадочно думая, как бы ей точнее и осторожнее выразиться. — Тут проблема в другом. Он устроил дебош и нечаянно поранился… Пожалуйста, приезжайте как можно скорее!
— Ну хорошо, — после недолгой паузы сказал врач.
Это был молодой человек с крупной яйцевидной головой, быстрым и подвижным взглядом и неразвитой, почти женской фигурой. Войдя в квартиру, он первым делом пробежал взглядом по стенам, мебели, затем пристально, словно просвечивая рентгеном, посмотрел на Ольгу. Наконец разулся и прошествовал в ванную. Помыв руки, он следом за Ольгой прошел в комнату, где на диване лежал бледный как смерть Глеб.
Врач сел рядом с ним на табурет и некоторое время молча рассматривал его лицо. Потом повернулся к Ольге, стоящей за его спиной.
— Говорите, у него запой?
В его голосе легко угадывалась насмешка.
— Вот, руку поранил, — не по теме ответила Ольга.
— Руку-то я вижу, — вздохнув, сказал врач, открыл свой чемоданчик, достал из него ножницы и обрезал ими набухший от крови бинт. — Шину на предплечье давно наложили?
— Час назад.
Врач осторожно снял повязку, положил ее в пепельницу и со всех сторон оглядел рану. Затем снова посмотрел на Ольгу — долгим, пронырливым взглядом.
— Не совсем уверен, что он сам себя порезал, — наконец сказал он.
— Ей-богу, сам, доктор, — с трудом разлепив губы, произнес Глеб.
— Значит, вам хорошо помогли это сделать. Иначе бы вы не задели тыльную сторону ладони… Я советую вам поехать в больницу.
— Нет, ни в коем случае! — наотрез отказался Глеб. — Если бы я хотел в больницу, то мы бы вызвали «Скорую».