Барон Ульрих

Здесь-то мне и понадобятся услуги дворцовой прислуги, мне после ужина принесут кубки гостей и постоянно проживающих в имении, и, соответственно, появится материал для сверки и сопоставления. Сам же управляющий мне был нужен несколько в другом ключе, кто как не он, был в курсе большей части дел покойного графа?

Мне нужен мотив, без него никак, даже если я найду убийцу по отпечаткам, что я скажу? Сударь, вы убийца! А он мне: нет, это не я, это дворецкий! Я буду выглядеть по меньшей мере глупо, не понимая первопричин трагедии, а соответственно буду не в состоянии как-либо аргументировать свои слова.

С Августом мы проговорили почти всю ночь напролет, обсуждая тот или иной вопрос, связывавший де Мирта с кем-либо из гостей. Получалось пока что неважно, я исписал кучу бумаги, выводя схемы и возможные мотивы людей, но все было не то, все обыденно, мелко, а мне нужна страсть, ярость человека, люто и всем сердцем ненавидящего графа, пока по моим прикидкам психотип предполагаемого убийцы был таков. Паскаль де Мирт надежно прятал свою темную сторону, с виду он был не очень умен или хитер, в дела свои практически не вникал, но и особой расточительностью не славился. Не был он азартным игроком, не было у него страстных любовниц, роковых красавиц, по кое-каким воспоминаниям, он получался вполне заурядным человеком, который всего два раза в столице был вызван на дуэль, что считается неслыханно мало, и оба раза проиграл.

Кто и за что мог ему мстить? Как он умудрился сделать другому человеку так больно, что тот решился на подобный шаг? Нет, я вполне отдавал себе отчет, что здесь мог действовать человек с маниакальными наклонностями, испытывающий наслаждение от подобного действия, но опять же — стал бы маньяк лезть к графу, когда в этом мире некоторые аристократы десятками убивали людей совершенно безнаказанно, без какого-либо порицания со стороны общества. Низшее сословие еще не доросло в этом мире до звания человека, так, скот двуногий.

Нет, все же, думаю, здесь что-то есть. Где-то глубоко, не на поверхности, но есть, не зря же люди говорят: «В тихом омуте, черти водятся». А наш граф еще какой тихий, так что будем искать дальше чертей.

Спал мало, уже под утро был на ногах, занимаясь рутиной, снимал с одного за другим отпечатки, перемазавшись с ног до головы в саже и порядком подустав. Как говорится: «Умная мысля приходит опосля». Черт, сняв большую часть отпечатков, я вспомнил про «Мака», что мне мешало использовать его мощность для сверки и составления базы? Нет, все-таки я сам еще варвар. На составление приложения для компьютера у меня ушло не больше часа, а уж сама проверка заняла вообще секунды. Помучившись с приложением сканера, я вообще добился того, что «Мак» сам снимал отпечатки, тут же вносил в базу и сверял. Результат пока был нулевым, загадочного убийцы и след простыл. Среди гостей его нет, среди постоянно проживающих тоже, хотя еще оставалась слабая надежда на некоторых персон, проживающих во дворце, но слишком маленькая. Похоже, наш убийца — крепкий орешек и его так просто не раскусить. Дело обещало затянуться.

Один плюс — во дворце замечательный шеф-повар, нужно будет заскочить как-нибудь, познакомиться, узнать, откуда он, или даже сманить к себе в Касприв.

День прошел в скучных хлопотах, дворец прощался со своим хозяином, кругом развешивали траурные ленты и выставляли цветы. Посовещавшись с бароном Олафом, решили снять осадное положение, открыв ворота, Рона узнала о случившемся, народ бурлил, хотя по большому счету простым людям было плевать на графа с высокой колокольни. Сами похороны должны состояться через три дня, на них должны успеть съехаться вассалы графства, эти гости, с одной стороны, прибавили мне забот, увеличив базу отпечатков, с другой стороны, я подумал, что кто-то все же смог ускользнуть из дворца после убийства и теперь приедет опять, изображая скорбящего.

Под вечер я просто упал в кровать, засыпая на лету, вымотавшись за день.

А ближе к рассвету, незадолго до восхода солнца, дворец взорвался от криков, я в непонимании выскочил в коридор в одной рубашке, перехватывая за руку бегущего стражника.

— Что случилось? Почему шум? — На лице стражника можно было прочитать его стойкое желание послать меня куда подальше, но он, видимо, не отважился, признав во мне барона.

— Графиню убили! — Он сверкнул глазами в мою сторону, убегая прочь.

Какого черта? Я вбежал в свою комнату, суетливо собирая разбросанные вещи и пытаясь привести себя в порядок. Одно было ясно: это просчет, причем фатальный, я не усмотрел в психотипе преступника то, что он еще не закончил, проклятие! Я не просчитал! Нужно было начинать разговор именно с графини, ведь кто, как не она, была ближе всего к графу, только она могла пролить свет на все это, а теперь ее нет. Дурак, пожалел себя и ее, не стал тревожить, оставив наедине со своим горем.

Ее комнаты были рядом с апартаментами графа, туда я бежал со всех ног. Народ столпился, голося в дверях, здесь уже был Олаф Кемгербальд, шумным паровозом разгоняя зевак.

— Барон! — Он увидел меня. — Я никого не впускал.

— Я понял вас, барон. — Я протолкнулся сквозь толпу, пропуская Олафа в комнату и закрывая за собой дверь. — Никому не входить!

— Что вы уже знаете? Кто обнаружил? Когда обнаружили? Кто последний видел ее живой? — Я сразу от дверей принялся концентрическими кругами обходить комнату, рассматривая все, что хоть как-то могло натолкнуть на мысль.

— Служанка обнаружила, где-то час назад. — Олаф выглядел неважно, похоже, его мутило, вид и вправду был тот еще, тот же почерк убийцы: комната превратилась в кровавую баню, бедная графиня также оставила кровавый след, пытаясь идти с открытой раной, заливая все вокруг кровью. — Она не могла заснуть, с ней постоянно кто-то был, я не могу понять, как это произошло, с ней постоянно кто-то был! Либо служанки, либо мои старшие дочки или герцогини!

Это был крах, в этой комнате все было на своих местах, графиня была аккуратисткой, все разложено и выставлено, никаких следов борьбы, никаких кровавых следов, комната в идеальном состоянии. Как это могло случиться? Графиня сидит в кресле у камина, а в следующую секунду с разрезанным горлом ползет к дверям, а людей, которые должны были быть с ней рядом, нет. Думай, думай, я накручивал себя вновь и вновь, обходя комнату. Если здесь нет ответа, то ищи в покоях графа. Что ты не увидел или увидел, но не понял?

— Что же делать? Это словно родовое проклятие! — Олаф рванул ворот своей рубашки.

— Что же делать, что же делать? — забормотал себе под нос я. — Барон!

Холод пронзил мое сердце, страшная догадка при упоминании рода окатила меня ужасом с ног до головы.

— Всю стражу к детям! — Я заорал как сумасшедший. — Немедленно!

Кемгербальд вздрогнул, выскакивая за дверь, я рванул за ним, благо покои Альфреда и Германа де Миртов были в соседнем коридоре. Мы в сопровождении трех солдат буквально снесли двери в покои Альфреда, старшего из сыновей графа, замирая от ужаса. Мальчишка, похоже, умер, так и не проснувшись, залив постель багровыми потоками живой крови.

— О боги! — Кемгербальд рухнул на колени перед кроватью.

— За мной! — Я вытолкнул перед собой стражу, врываясь в соседнюю комнату младшего Германа.

Бедный мальчик подскочил, ничего не понимая и бросаясь сразу в слезы, а я хоть здесь вздохнул с облегчением: успел, хоть здесь успел. Вот лопух, догадался, что убийца остался во дворце, понял, что он жаждет мести, а голова не сработала сыграть на предупреждение! Думал, он из пустого тщеславия остался во дворце, нет! Как люди проклинают? Как люди мстят? Правильно, чаще всего обещают вырезать «всех до одного» или «до седьмого колена» — вот как мстят, всем от и до, потому что боль человеку застилает разум, перед ним все виноваты, для него все досадная помеха, нет ничего перед взором в такой момент, кроме всепожирающего «я», и все это «я» — огромная незаживающая рана. Черный, вздувшийся гнойник дурных мыслей и порочных желаний.