Сладкая боль

— Как пережил? — негромко переспрашивает Анна, моя руки под краном. — О, с ним все в порядке. Он отлично справляется.

— То есть ты с ним до сих пор видишься?

— Вижусь? — Анна поворачивается к Лилле и смотрит прямо в лицо. — Конечно. Мы часто видимся. — Она улыбается. — Но ведь ты меня просто дразнишь? Опять играешь? Притворяешься, что ничего не знаешь?

— Что? — Лилла вскидывает голову. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду Маркуса. — Анна не сводит глаз с Лиллы и говорит внятно и отчетливо, чтобы избежать возможных недоразумений. — Маркус — отец Бенджамена.

Лилла пятится.

— Маркус? Да нет. Не верю, — она качает головой. — Он никогда… в смысле… он бы…

— А ты не знала, Лилла? Правда не знала? Как странно… — Анна жмет плечами. — Хотя Маркус всегда такой. Замкнутый. Скрытный. Еще никому не удавалось стать его близким другом.

Лилла кивает, но лицо у нее напрягается от ярости, а губы стягиваются в нитку.

Анна берет тарелки с сыром и фруктами, которые приготовил Тим.

— Пожалуйста, передай нож, Лилла, — просит она, подбородком указывая на нужный ящик. Но Лилла расстроена и рассеянна. Она берет кухонный нож со стола и кладет на тарелку. Какая разница, впрочем. Фруктовый нож. Столовый нож. Никто даже не заметит.

— Спасибо. — Анна улыбается. — Я отнесу и вернусь.

Уходя, она чувствует спиной взгляд Лиллы, подобный двум кинжалам, которые наточила ненависть.

79

Лилла и Анна на кухне, Маркус вышел в туалет.

Фиона скрещивает руки на груди.

— Так значит, вы с Анной теперь вместе? — спрашивает она.

— Вместе? — Я подражаю ее ворчливому тону в попытке слегка снять напряжение, но у Фионы остается каменное лицо. — Да. Именно так.

— У вас это серьезно?

— Пока не знаю, — отвечаю я и думаю: «И не твое, блин, дело».

— Ты ведь знаешь, что произошло, да?

— Что именно?

— Прошлой зимой.

— Анна рассказала мне про Бенджамена, если ты об этом.

Фиона коротко кивает. Она смотрит так пристально, что у меня возникает ощущение, будто я на экзамене. На экзамене, который нет шансов сдать.

— По-моему, Анна просто чудо, — говорю я. — Она невероятно сильная.

— Сильная? Ты шутишь? Ты правда так считаешь?

— Да. А разве нет? Судить на личном опыте не могу, конечно, но я знаю, какой кошмар — потерять ребенка. По крайней мере так говорят. И Анне еще тяжелее от того, что Бенджамен погиб при странных обстоятельствах. Но она справляется со своим горем, притом в одиночку. Да, она очень сильная.

— Ничего подобного, — отвечает Фиона, то ли рассердившись, то ли расстроившись. Голос у нее дрожит. — Не ожидала от тебя такого… именно от тебя! Ты же сам рассказал нам, что она тут натворила, Тим. Ты видишь, что происходит. Анна слаба и нуждается в помощи.

— Я уже так не думаю, — говорю я. — По-моему, ей лучше.

— Ты в курсе, что она забыла поставить коляску на тормоз?

— Да, Анна мне рассказала. Это жуть, и я знаю, что она страдает. Но, ей-богу, Фиона, произошел несчастный случай. И Анна борется. Правда. Борется что есть сил.

Я говорю резко, давая понять, что хочу закрыть тему.

— А я так не считаю. Я думаю, что ей стало хуже, — настойчиво твердит Фиона. — Ты понятия не имеешь, что муки совести могут сделать с человеком. В том числе свести с ума.

80

— Кто хочет вкусного сыра? — спрашивает Анна, входя в столовую. Она держит блюдо с сыром и несколько тарелок.

Следом заходит Лилла, с убийственным выражением лица. Она не садится, а становится за спинкой стула и яростно смотрит на нас. Под нашими взглядами делает три больших глотка, морщится и хватает ртом воздух, потом залпом допивает остальное.

— Ого, — говорит Маркус. — Что ты делаешь, Лилла? Не спеши.

— Я пытаюсь напиться пьяной, — холодно отвечает та. — А ты что делаешь?

— Ничего. — Маркус явно удивляется, услышав этот тон.

Лилла так резко ставит бокал на стол, что он чуть не падает.

— Если тебе интересно, мы с Анной разговаривали на кухне про Бенджамена.

Она пристально смотрит на Маркуса.

— Ужасная трагедия, да? Просто жуть. Немыслимо.

— Да. — Маркус опускает глаза. — Ужасно.

— Наверное, отцу тоже нелегко. Тяжело смириться с потерей ребенка, — продолжает Лилла. — Простить. Жить дальше.

— Да, наверное. — Он бледнеет и берет нож, чтобы отрезать кусок сыра, но тут же кладет обратно. Маркусу как будто становится дурно, или он перепуган. Или то и другое.

— Что-то не так? — спрашивает Лилла.

— Не так? — повторяет он. — Это с тобой что-то не так. И не надо на меня пялиться!

Она склоняется к нему.

— Я не люблю, когда мне врут. И когда водят за нос. Вот что не так.

Я посмеялся бы при виде столь откровенного лицемерия, не будь Лилла в неподдельном бешенстве.

— Врут? Но я тебе не врал!

— Но и не рассказал про Бенджамена, правда? Хотя это не такой уж пустячок, чтобы о нем забыть. Блин, Маркус, если бы я знала… — Лилла хлопает ладонью по столу, так что все подпрыгивают. — Ты просто подлец!

— Бенджамен? — Фиона смотрит на Маркуса. — А при чем тут Бенджамен? О чем вообще речь?

Маркус обхватывает голову руками.

— Господи, поверить не могу. Не могу поверить…

Он вздыхает, поднимает голову и смотрит на Фиону.

— Прости, пожалуйста.

— Что случилось?

Ясно, что Маркус в замешательстве: он откашливается и моргает.

— Мы с Анной тебе не сказали… точнее, я не сказал… потому что не знал, как. Честное слово, я хотел, чтобы ты узнала об этом как-нибудь по-другому. И уж точно не сегодня. Я только и могу, что попросить прощения. Прости, что я струсил. Жаль, что так вышло.

— Я не… о чем ты говоришь?

— Бенджамен мой сын. — Голос Маркуса обрывается, он снова опускает глаза. — Я и сам перед собой не решался признать, не говоря уже о том, чтобы кому-то рассказать.

— Отец Бенджамена? Как? Ты правда… я не… — Фиона встает. Несколько секунд она стоит неподвижно, в полном замешательстве, словно забыв, где находится и что делает. Наконец она падает на стул и закрывает лицо руками.

— О Господи. Нет. Нет.

Маркус неуклюже гладит сестру по спине. Она вздрагивает. Плечи у нее трясутся.

Он смотрит на Анну глазами, полными отчаяния.

— Ну, теперь ты довольна? Счастлива?

— Нет, — говорит Анна. — Даже не думай, что я радуюсь.

— Тогда зачем?.. Мы же договорились! Почему сегодня и именно так?

— А почему бы и нет? — шипит Лилла. — Чего ты ожидал, Маркус? Ясно как день, что она невменяемая. Ты сам, наверное, не в своем уме, если связался с ней. Ну и чего ты ожидал? Нельзя требовать от психопатки нормального поведения.

— Ты права, Лилла, я ненормальная, — отвечает Анна. — Ты ведь хочешь, чтобы все думали именно так?

— Какая, блин, мне разница, кто что думает? Я твердо знаю, что тебе нужно лечиться. И остальные со мной согласны. — Лилла обводил взглядом стол, словно ища поддержки. — Ты на голову больная, признай. Ты сидишь каждый день у детской кроватки на чердаке, притворяясь, что твой ребенок жив. По-моему, ежу понятно, что у тебя проблемы с головой. Не говоря уже о том, какие штуки ты выкидывать…

— Лилла, замолкни, — перебиваю я, от злости с трудом сдерживаясь. Я не говорю, а рычу, руки дрожат. Лилла поначалу пугается — она никогда не видела меня таким — но тут же в ее глазах появляется ненависть. Трудно теперь припомнить, что такого я в ней нашел. Как я мог подумать, что влюблен?

— Как ты смеешь сидеть в чужом доме и оскорблять Анну? Хотя бы раз в жизни прикуси язык!

— Я просто констатирую факт, Тим. Твоя подружка ненормальная.

Как хочется ударить Лиллу, стереть с ее лица самодовольную улыбочку. Впервые в жизни я готов врезать женщине. Анна предостерегающе кладет руку мне на плечо.

— Да, может быть, я ненормальная, — тихо говорит она. — Не знаю. Наверное, действительно не стоит проводить столько времени на чердаке и жить воспоминаниями. И агорафобия — это, конечно, тоже нехорошо… — девушка вздергивает подбородок. — Но я никому не желаю зла и ни на кого не набрасываюсь, Лилла. Ничего не порчу и не разрушаю. Не пишу ужасные фразы на стенах и не подбрасываю пауков в постель.