Страница 23 из 40
– Долорес Костелло?
– Нет, нет, и нет!
– Ми Муррей?
– Нет.
Раздался телефонный звонок. Трубку поднял Хейз.
– Восемьдесят седьмой полицейский участок. Детектив Хейз.
Он слушал несколько минут, а затем сказал:
– Пожалуйста, не вешайте трубку. Вам нужно поговорить с детективом Кареллой, – и передал товарищу трубку со словами: – Это из лаборатории. Они составили отчет о результатах экспертизы кроссовки.
Через витрину магазина Карелла наблюдал, как Сэндфорд разговаривает с одним из двух рокеров, находящихся в магазине. Второго из них, курящего сигару тяжеловеса по имени Янк, Карелла знал. Янк бродил по магазину, рассматривая скульптуры, и не обращал практически никакого внимания на Эллиота. Другой рокер стоял напротив Эллиота и тыкал пальцем ему в лицо, как районный судья провинившемуся автомобилисту. Эллиот грустно слушал рокера, опираясь на костыли, время от времени согласно кивая головой. Наконец, незнакомый Карелле рокер отошел от Эллиота, хлопнул Янка по плечу, и они направились к выходу. Карелла быстро укрылся в соседнем с магазином подъезде. Когда рокеры проходили мимо. Карелла успел рассмотреть внешность спутника Янка. Он оказался невысокого роста, шатен, с лицом, покрытым оспенными отметинами, с походкой вразвалочку, словно у моряка, только что ступившего с корабля на землю. Впереди на куртке крупными буквами значилось имя «Бык». Когда они отошли на значительное расстояние, до Кареллы донесся взрыв хохота. По-видимому, смеялся Янк.
Карелла подождал еще секунд десять и, выйдя из подъезда, направился прямиком в магазин Эллиота.
– Кажется, вас только что посетила парочка истинных ценителей искусства? Они что-нибудь купили?
– Нет.
– А что же им было нужно?
– А вам что нужно?
– Несколько ваших ответов на несколько моих вопросов.
– Я уже ответил на все ваши вопросы.
– А почему вы решили, что я задал все свои вопросы?
– Может быть, для начала вам стоит познакомить меня с моими правами?
– Идет следствие, вас не арестовали и не посадили до суда в тюрьму, так что не надо здесь острить по поводу своих прав. Никто их не нарушает. Я хочу задать несколько вопросов и получить на них ответы. Вы не возражаете, Эллиот? Здесь ведь я веду следствие, не так ли?
– Я вам еще раз повторяю, что насчет убийства мне ничего не известно.
– Ваша кроссовка была найдена на месте преступления.
– Кто это вам сказал? – удивленно вскинул брови Эллиот.
– Я так говорю, и лаборатория тоже. Как она туда попала, Эллиот?
– Понятия не имею. Я выкинул эту пару кроссовок еще две недели назад. Наверное, кто-то подобрал одну на мусорке.
– Но когда вчера я забирал кроссовку, вы говорили, что впервые ее видите. Что-то у вас не вяжется, Эллиот. Вы не могли их выбросить две недели назад еще и по той причине, что два дня назад я вас видел в одной из этих кроссовок. Что вы на это скажете? Будете играть честно или хотите совершить поездку в участок?
– А зачем? Вы что, хотите предъявить мне обвинение в убийстве?
– Может быть.
– А мне кажется, что это вам не удастся, – сказал Эллиот. – Я не адвокат, но даже я знаю, что вы не сможете построить обвинение на кроссовке, найденной в заброшенном доме.
– Как вы узнали, где она была найдена?
– Я прочитал об этом в газетах.
– А откуда вы знаете, какое именно убийство я расследую?
– Вы же показали мне фотографию, не так ли? Не нужно быть гением, чтобы сопоставить статью в газете с...
– Надевайте шляпу, Эллиот. Я забираю вас в участок.
– Вы не можете меня арестовать. Кого вы хотите надуть? У вас ничего нет против меня.
– Неужели не могу? – спросил Карелла и продекламировал: «Офицер полиции имеет право арестовать подозреваемого без ордера, если у него есть достаточные основания полагать, что именно он совершил преступление». Что вы скажете по поводу этой выдержки? Она из уголовного кодекса.
– Вашими «достаточными основаниями» является кроссовка?
– У меня есть все основания считать, что преступление было совершено в ночь на восемнадцатое апреля, и мне известно, что предмет вашего туалета был найден на месте преступления. Это достаточный аргумент, чтобы увериться в том, что вы были там до или после преступления. Другими словами, я имею все основания для ареста. Скажите, как это вы умудрились разорвать сухожилие? Ахиллесово, кажется?
– Нет, простое.
– Ну, неужели вы не хотите поведать мне эту историю? Или перенесем разговор в участок?
– Я ничего не хочу вам рассказывать. А если вы меня заберете, то вам придется рассказать мне о моих правах. А как только вы это сделаете, я сразу же откажусь говорить что-либо и...
– Пусть ваша голова поболит об этом в участке.
Наступила пауза. Оба собеседника смотрели друг другу прямо в глаза. Уголки рта Эллиота высокомерно поднялись вверх, во взгляде была уверенность. С трудом сдерживая желание схватить Эллиота за шиворот и потащить в участок, Карелла решил подойти к нему по-другому.
– С сухожилиями у вас все в порядке, – объявил он. – В регистрационном журнале больницы «Буэновиста» записано, что вы обращались туда с ожогами третьей степени на следующее после убийства утро.
– Я никогда не был в больнице «Буэновиста».
– Значит, кто-то в городе использует ваше имя, Эллиот.
– Наверное.
– Вы, конечно, не будете снимать бинты, чтобы показать мне ногу?
– И не подумаю.
– Значит, мне придется выписать новый ордер?
– Да, придется. Почему бы вам не отправиться за ним сразу?
– В одной из комнат остались следы небольшого костра...
– Идите и получите ордер, мне думается, я закончил беседу.
– Уж не там ли произошел с вами этот несчастный случай, Эллиот? Не там ли вы обожгли ногу?
– Идите за ордером. Мне больше нечего вам сказать.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – еле сдерживая ярость, сказал Карелла и открыл дверь. – Но учтите, я еще вернусь.
Сильно хлопнув дверью на прощание, Карелла вышел на улицу, так и не приблизившись к разгадке. Добавились три косвенные улики, но, к сожалению, их было недостаточно для ареста. Кроссовка, найденная в здании, без сомнения принадлежала Эллиоту. Она лежала в углу комнаты, на полу которой остались следы недавнего костра. Эллиот обратился в больницу утром девятнадцатого апреля, сразу после преступления. Карелла надеялся, что Эллиот расколется под давлением этих трех фактов или проболтается о чем-то важном, что позволит вывести следствие на твердую почву.
Но Эллиот оказался крепким орешком. Если бы Карелла обратился теперь в суд с просьбой о выдаче ордера на арест, имея только эти улики, то получил бы отказ уже через пару минут. Более того, это позволило бы юридически укрепить права Эллиота: если его арестовать, то только с предупреждением о том, что он может не отвечать на вопросы, которые могут повредить ему, и тогда он наверняка откажется отвечать на любые вопросы вообще или потребует присутствия адвоката. Ну, а как только адвокат встрянет в дело, так он, конечно, скажет Эллиоту, чтобы тот держал язык за зубами, что опять же вернет следствие на круги своя: доказательства, построенные на одной вещественной и двух косвенных уликах, могут рассыпаться на глазах, как карточный домик.
Карелла быстро направился к своей машине. На сто процентов он был сейчас уверен лишь в одном: если бы Эллиот действительно ничего не знал о случившемся на пятом этаже дома по Норе Гаррисон, 433, в ночь на восемнадцатое апреля, то он бы отвечал на все вопросы охотно и спокойно. Но ведь он отказывался отвечать, а если что-то и говорил, то врал на каждом шагу.
Такое поведение Эллиота вынудило Кареллу обратиться к маленькой девушке с длинными каштановыми волосами, испуганными карими глазками и личиком ангела – Мэри Райн, которую Карелла один раз уже пытался «исповедовать». Тогда Мэри Раин, слава богу, поведала Карелле, что они с Эллиотом вернулись из Бостона в понедельник поздно вечером. А Эллиот на самом деле обратился в больницу «Буэновиста» в понедельник рано утром! Значит, Мэри будет что поведать своему священнику на следующей исповеди. В прошлый раз Карелла заметил, как была напугана Мэри, как дрожало ее хрупкое тельце, поэтому он решил больше не пугать девушку.