Поцелуй

— Понимаете, если кто-нибудь хотел собрать о нем информацию... — сказал Мейер, пожал плечами и посмотрел на Кареллу. На часах было без двадцати пяти двенадцать. Кармен доедала жаркое.

— Вы когда-нибудь выходили из дома вместе с Тилли? — спросил Карелла, подстраиваясь к направлению вопросов Мейера.

— Да.

— Видели кого-нибудь, кто шел бы за вами?

— Нет.

— Было ли у вас когда-нибудь ощущение, что за вами следят?

— Нет.

— Или, может быть, кто-то присматривался к вам?

— Нет.

— Говорил ли Тилли когда-нибудь об угрожающих телефонных звонках или письмах?

— Нет.

— Может быть, вы видели кого-нибудь, кто явно не являлся местным жителем...

— Нет.

— Я имею в виду не только двадцать четыре часа до убийства. Я говорю...

— Ну да, но...

— Кто? — немедленно задал вопрос Мейер. — Кого вы видели?

— Ну, это, строго говоря, не был человек.

— Тогда что это было? — спросил Карелла.

— Это выглядело так странно в нашем районе, — заметила Кармен.

— Что это было?

— Лимузин, — произнесла она.

На ней был черный свободный свитер, серая фланелевая юбка на несколько дюймов выше колен, черные французские сапоги на каблуках и, как он понял, черные колготки. Она сняла сапоги, пальто и, пройдя на кухню, стала засыпать кофе в турку. Но затем подняла на него глаза и спросила:

— Или, может быть, вы предпочитаете что-нибудь выпить?

— А у вас есть что выпить?

— Я редко что-нибудь пью, кроме вина, — ответила она.

— Я выпил бы немного водки, если она у вас есть, — сказал он. Он пошел вместе с ней в гостиную, где она откинула дверцу бара и стала искать нужную бутылку. Она изучала серебристые этикетки с таким вниманием, как будто видела их в первый раз, и щурилась, разбирая на них затейливые названия.

— Я была уверена, что у нас есть водка, — произнесла она и вдруг встала на колени, чтобы открыть дверцы шкафа, расположенного ниже бара. При этом ее юбка задралась намного выше колен и на ногах натянулся черный нейлон.

— Вот где это, — сказала она, с торжеством вытаскивая запечатанную бутылку «Столичной», и повернулась к нему, чтобы показать находку, улыбаясь и все еще оставаясь на коленях. Она, как танцовщица, легким движением поднялась с колен, держа в одной руке бутылку, а другой пытаясь сохранить равновесие.

— Как вы будете пить? — поинтересовалась она.

— Со льдом, пожалуйста.

— Я сейчас принесу лед, — сказала она, поставила бутылку на стол и достала ведерко со льдом. — Почему вы не открываете? — спросила она. — И включите какую-нибудь музыку.

Он сорвал с бутылки сургуч и откупорил ее. Открыв одну за другой несколько дверок в стенном шкафу, обнаружил проигрыватель, набор пластинок. Большинство из них были с записями серьезной симфонической музыки. Кого это сейчас может интересовать?

— Я не очень знаком с такого рода музыкой, — промолвил он. — Что вы предложите?

— Попробуйте Ленинград, — сказала она.

— Что?

— Шостакович, — пояснила она. — Седьмая симфония.

— Хорошо.

Он просматривал пластинки, пытаясь найти ту, которую она попросила, и вдруг неожиданно натолкнулся на запись Синатры.

— Как насчет Синатры? — спросил он у нее.

— О, конечно, — ответила она.

— Я могу поставить эту пластинку?

— Все, что вам хочется, — произнесла она и вернулась в комнату. Одной рукой она прижимала к груди ведерко со льдом. Во второй держала бутылку белого вина.

— Вы знаете, как это работает? — спросила она.

— Надеюсь, что сумею справиться.

Она поставила ведерко со льдом на стол, опустила три кубика льда в невысокий бокал и сказала:

— Наливайте водку по своему вкусу. И если вы будете столь любезны, то откройте бутылку белого вина для меня.

— Конечно. Позвольте мне все это сделать.

Он уже включил питание проигрывателя и теперь занимался исследованием различных кнопок на нем. На каждой кнопке было написано ее назначение, и это облегчало дело. Он последовательно нажал несколько кнопок и добился чистого звука. Это означало, что динамики работали и пластинка вращалась. Затем раздались мощные звуки труб, и квартира наполнилась музыкой. Эмма поморщилась и закрыла уши руками, но он быстро отыскал регулятор и понизил мощность звучания. На смену трубам пришли тромбоны, и послышались первые слова Синатры.

— Очень приятно, — сказала она.

— Мм...

Он снял золотую фольгу с горлышка бутылки и штопором вытащил пробку. Эмма передала ему рюмку. Он налил ей вина, а себе водки в бокал поверх кубиков льда.

— У меня есть тост, — сказала она.

— Давайте, — произнес он и поднял свой бокал.

— За откровенность, — предложила она.

— За откровенность, — откликнулся он.

— И честность, — сказала она.

— И честность, — послушно повторил он.

Они чокнулись. Он отпил водки, а она пригубила вино. Из проигрывателя тихо неслась песня Синатры о невостребованной любви.

— Откровенность и честность, — сказала она. — Вы выпили за это.

— Да, выпил.

— Вы планируете убить меня?

Он в удивлении поднял брови.

— Вы планируете? — снова спросила она.

— Нет, — ответил он. — Я не собираюсь вас убивать. Почему возник этот вопрос?

— Считайте, что вы попали в полосу несчастных событий...

— Я не попал. Ваш муж нанял меня.

— Но не убивать меня, а?

— Защитить вас.

— Ах-ха, — произнесла она, изучающе глядя на него. — Хорошо, может быть, и так.

Теперь они сидели рядом друг с другом на кожаном диване, повернувшись друг к другу лицом. Она подобрала под себя ноги, а он свои вытянул и откинулся на спинку дивана. Началась новая песня. Глухой тон. Мотив подхватили саксофоны и флейты.

— Я спрашиваю это потому, — сказала она, — что у Мартина есть другая женщина.

— Не может быть.

— Нет, это правда.

— Откуда вы это узнали?

— Маленькие детали. Мне нравится, как он поет, а вам?

— Да. А какие маленькие детали?

— Необъяснимые задержки, перерывы в интимной жизни, расходы по кредитной карточке... обычные детали... У него есть другая женщина.

— Ваши соображения звучат очень убедительно.

— Да.

— Кто же это?

— Женщина по имени Лидия Рейнез. У нее собственный цветочный магазин на Перейд около Девидсона. Я была там. Она, естественно, не знала, кто я.

— Как вам удалось выйти на нее?

— На День благодарения[20] мы поехали в гости к моей сестре в Лос-Анджелес. Потом она позвонила мне в декабре после получения счетов за телефон, чтобы узнать, были ли у меня междугородные разговоры, когда мы у нее гостили. Я попросила сообщить мне номер телефона, напечатанный на счете. Три телефонных звонка по одному и тому же номеру и все сюда, в этот город. Звонки были сделаны в пятницу, после Дня благодарения. Я обратилась на телефонную станцию, и они сказали мне, что телефон установлен в этом магазине. Я думаю, что Мартину было очень одиноко без нее, — сказала она, закатив глаза при слове «одиноко».

— Не хотите поработать на меня? — спросил он, улыбаясь и все еще играя роль частного детектива.

— Я сделаю это с удовольствием, — проговорила она, улыбаясь в ответ.

— Вы спрашивали его об этой женщине?

— Нет.

— Думаете, он что-то подозревает?

— Нет.

Ее плечи и голова двигались в такт музыке.

— Он просил вас о разводе?

— Нет. Позвольте мне освежить содержимое вашего бокала, хорошо? — сказала она и взяла бокал из его руки. Она освободила из-под себя ноги и пошла к бару, пританцовывая. Он наблюдал за ней, пока она наливала водку в его бокал. Ее бедра и плечи не переставали ритмично, под музыку двигаться.

— Он не будет добиваться развода ни при каких обстоятельствах, — заметила она. — Он при этом должен потерять очень много денег.

Она принесла ему наполненный бокал.

20

День благодарения — американский праздник в честь первых колонистов Массачусетса, последний четверг ноября.