Страница 42 из 51
Конечно, можно было просидеть тут до вечера, но рано или поздно все равно придется выходить! В противном случае Игнат мог вызвать на подмогу спецназ и взять хлипкое убежище штурмом. Я вышла. К этому моменту Игнату удалось освободиться от жарких объятий любимой. Манька сидела рядом с женихом и на всякий случай держала его за руку. Впрочем, капитан, кажется, вовсе не собирался лютовать. Наоборот, он сидел, развалившись на скамейке, и добродушно щурился.
— Слышь, Славка, как продвигается расследование?
— Нормально…
— А почему ты спрашиваешь? — возмутилась подруга. — Между прочим, мы договаривались, что ты будешь держать нас в курсе происходящего. И что же? Со своей стороны, мы держим свое слово: никуда не лезем, ничего не предпринимаем, даже из Москвы уехали… А ты?
— А что я? — поднял мохнатые брови Игнат. Добродушие как-то незаметно сползло с его лица.
— Да из тебя слова по делу клещами не вытащишь!
— Так ведь нечего пока рассказывать, Мань!
Подружка скептически ухмыльнулась:
— Правда?! О как! Дожили: милиция, органы всякие внутренние не могут отыскать каких-то преступников!
Игнат нахмурился, но вопросы задавать перестал. Он поднялся и, не глядя в нашу сторону, проследовал на кухню. Маруська хитро подмигнула мне и ходко потрусила следом за возлюбленным.
Вскоре Манька позвала завтракать. Игнат молчал, но было заметно — это молчание ему нелегко дается. Зато подружка щебетала, словно какая-нибудь беззаботная птаха. Я молча жевала бутерброд, уткнувшись взглядом в свою чашку. Чувство неловкости было всеобщим, но первым не выдержал капитан:
— Славик, я гляжу, у тебя ботаник завелся?
— Какой ботаник? — не поняла я.
— Тот самый, который этот гербарий приволок, — Игнат кивнул в сторону корзины цветов, которую я водрузила на холодильник.
— Это подарок, — несколько невпопад пояснила я и на сей раз даже не покраснела. Да и с чего, собственно? Корзину мне и в самом деле подарили.
Игнат согласно кивнул:
— Я так и подумал. Это подарок для твоей подруги, у которой вчера был день рождения. Но в силу жлобского характера Ярославы букет обрел последний приют на этой кухне.
— Это кого ты жлобом обозвал?! — мгновенно закипела Манька, вставая на мою защиту. — Да будет тебе известно, товарищ капитан, этот букет Славке подарил новый поклонник. Очень богатый, щедрый и внимательный мужчина, между прочим. В отличие от некоторых!
Я сделала вид, что подавилась и изо всех сил закашлялась, сильно толкнув при этом Маньку. Хоть бы типун вскочил на ее длинном языке! Знает ведь, капитан терпеть не может, когда в нашем окружении появляется какой-нибудь новый объект. Особенно в те моменты, когда мы с Маруськой находимся в эпицентре малоприятных историй или затеваем очередное расследование.
— Поклонник, значит… Ну, ну, — Игнат снова кивнул и, чмокнув Маньку в макушку, отбыл на службу.
Подружка пошла его провожать, а я призадумалась. Так ли случайна была моя встреча с Аполлоном? Ну, богатый, ну, красивый… Но это вовсе не значит, что он не может быть махровым преступником. Всем известно — большие состояния нажиты нечестным путем. И корзина цветов, попавшая в дом каким-то таинственным образом, говорит как раз не в пользу Аполлона.
Я совсем по-собачьи встряхнулась.
— Глупости какие! Если так пойдет и дальше, я скоро начну подозревать собственное отражение в зеркале! Влюбился в меня Аполлон — и точка. Мань, как ты думаешь, — обратилась я к вернувшейся подруге, — в меня можно влюбиться?
— С первого взгляда и на всю жизнь, — не раздумывая, ответила та. — Славик, давай-ка выкладывай подробности. Я сейчас умру от любопытства!
Рассказ о волшебном превращении отца Валентина в светского льва вышел очень красочным. Когда я дошла до того момента, как плутала по Малаховке в поисках дороги домой, до нашего слуха донесся мелодичный перезвон моего мобильного телефона. Нехотя поднявшись, я недовольно проворчала:
— Опять мент твой звонит! Забыл, наверное, последние указания дать. И что за человек? Ну, чисто банный лист, прости господи!
Однако звонил не капитан. Голос в трубке принадлежал Николаю Федоровичу, болтливому и любопытному соседу господина Онищенко. Тот факт, что дед звонит с утра пораньше, встревожил меня не на шутку. Николай Федорович долго кашлял, а потом наконец заговорил:
— Але? Это Ярослава? Здравствуй, дочка. С тобой говорит Николай Федорович, пенсионер. Помнишь такого? Ты вчерась вечером просила, чтоб я, значит, позвонил…
— Я помню, — нетерпеливо перебила я деда. — Что-то случилось? С Онищенко?
— Точно. Помер он, спаси господь его душу!
В животе у меня тоскливо заурчало. Странная какая-то история, если не сказать больше. Сотрудников хранилища смерть косит прямо-таки одного за другим! Сперва Попова, которую мы даже не успели опросить, теперь вот Макарыч… Остались только Любовь Александровна да профессор. Впрочем, профессор официально на службе в хранилище не числится, но кто знает? Смерть ведь такая штука загадочная, она не спрашивает трудовую книжку!
— Але, дочка, ты меня слышишь? — забеспокоился Николай Федорович.
Я очнулась:
— Да, да, слышу, конечно. Как все произошло?
— После нашего с тобой вчерашнего разговора я решил покараулить Макарыча. Ты просила сообщить, когда он с работы явится, а я решил проследить еще, как он уйдет, — принялся объяснять дед. — Сел, значит, у окошка — мне оттуда хорошо видно, кто уходит, кто приходит. Все уже вышли: Борисов с третьего, Катька Саенко со второго мальца своего в сад повела, потом бизнесмен, мать его, с пятого уехал, а Макарыча все нет и нет. Ну, я решил: проспал мужик, принял вчера лишнего, ну и… Пошел будить. Минут пять звонил — бесполезно. Тут я забеспокоился, дернул дверь, а она возьми да откройся! Один я не пошел вовнутрь-то. А как же? Кино чай смотрим, знаем, что просто так дверь открытой не стоит! Ну, вот. Сбегал я, значит, за Федотом Егорычем, это участковый наш, в соседнем подъезде живет. Вместе и вошли, — дед снова закашлялся, а я принялась мерить огромными шагами кухню. Маруська с изумлением наблюдала за моими перемещениями, но молчала, хотя давалось ей это с трудом.
— Так вот. Вошли мы с участковым, глядь — Макарыч на кухне лежит! Прямо на полу. А рядом с ним чайник валяется. Хотел, видать, чайку попить, бедолага, да и помер. Федот Егорыч сразу коллег своих вызвал, «Скорую». Я понятым был, — гордо заявил Николай Федорович.
— Ну, и что менты говорят? Онищенко убили? — воскликнула я, заранее зная ответ.
— Зачем убили? Сердце…
Так я и думала! Конечно, сердце, а что ж еще?! Выходит, Константин Макарович, предчувствуя свою скорую кончину от инфаркта, открыл входную дверь, а сам отправился на кухню. Чтобы чайку попить — напоследок.
— Спасибо, Николай Федорович, — поблагодарила я старика и отключилась.
Манька буквально пожирала меня глазами, не в силах вымолвить ни слова.
— Мань, надо ехать к Любови Александровне. Кажется, ей грозит серьезная опасность! Да и профессора не мешало бы предупредить, — взволнованно добавила я, срываясь с места.
Уже в машине я поделилась с подружкой последней информацией, а заодно и своими соображениями.
— Ты думаешь, сотрудников хранилища уже убивают? — клацнула зубами Маня.
— Уверена, — убежденно кивнула я.
— Но зачем?
— На всякий случай. Вдруг кто-нибудь из них что-то заподозрил?
— Господи, что ж тогда говорить о нас? Мы-то знаем почти наверняка, кто стоит за похищением копья!
— Правильно мыслишь, Маруся, — похвалила я подругу. — Будущее наше очень туманно. Да и времени маловато. Насколько я помню, Валет отпустил своим шестеркам во главе с Чалдоном всего два дня на то, чтобы замести следы. Один день уже прошел.
Маруська испуганно притихла. Надеюсь, она разрабатывала план нашего спасения.
Первым делом я решила заехать в Исторический музей. Рабочий день уже начался, и если с Любовью Александровной все в порядке, она должна быть в хранилище.