Ночные кошмары

До этого момента Хейз и рта не раскрывал. Он этим делом занимался между прочим и не хотел гнать лишнюю волну, тем более что лейтенант волну и так поднял. Но сейчас он все-таки скромно вмешался:

– Это мог быть отвлекающий маневр, Пит.

– Ну, таких дураков нет.

– А для того, чтобы убивать людей, особого ума и не надо, – буркнул Мейер.

– Согласен, но только полный идиот будет заметать следы, убивая еще одного человека.

– Давайте-ка еще раз разберемся с единственным фактом, который у нас на руках, – предложил Карелла.

– А именно?

– Письмо, которое Джимми послал кому-то из приятелей с идеей быстро разбогатеть.

– Ладно, что дальше?

– Матери кажется, что Джимми замыслил что-то не то.

– Например?

– Ну, видишь ли, это, конечно, только предположение, но она считает, что Джимми был нужен кто-то, владеющий оружием. Давайте исходить из того, что он написал этому «кому-то» после августовского сбора.

– Почему после сбора?

– Потому что до этого у него не было никаких адресов.

– А кто мешал ему просто поговорить с этим приятелем?

– Что ты хочешь сказать?

– То, что сказал. Кто мешал ему отвести его на сборе в сторону и сказать: «Слушан, я тут надумал прихватить винную лавку, ты как, не хочешь войти в дело?»

– А может, сама идея пришла ему в голову только после сбора, – предположил Мейер.

– И тогда он написал этому парню где-нибудь в сентябре, – подхватил Хейз.

– И допустим, приятелю идея пришлась по душе, и он либо написал, либо позвонил Джимми и сказал: «Идет, мне это по душе, только давай лучше ограбим банк», – закончил Карелла.

– Ну, допустим, – с сомнением сказал Бернс.

– Ладно. Они берут банк, или винную лавку, или заправочную станцию, или что там еще...

– Ну, ну, продолжай.

– И Джимми припрятывает то, что им там удалось взять, у себя дома.

– В ящик из-под цветов, – вставил Мейер.

– А напарнику ничего не говорит, – добавил Хейз.

– И тогда напарник отлавливает его в четверг вечером на улице и пытается расколоть, но ничего не выходит, Джимми молчит.

– Ну, напарник перерезает Харрису горло и идет к нему домой, где, по его расчетам, должно быть награбленное...

– Переворачивает квартиру вверх дном...

– Находит деньги...

– Убивает Изабел...

– А на следующий день – Эстер Мэттисен...

– Чтобы все выглядело так, будто какой-то полоумный гоняется по всему городу за слепыми и прирезает их на месте.

– Как тебе эта версия. Пит?

– Дерьмо, – Бернс был краток.

Полицейского психиатра звали Манфред Ляйдер. В основном его обязанности заключались в том, чтобы способствовать решению проблем, с которыми его сослуживцы не могли справиться при помощи брачных советов, вроде тех, что дают каталоги «Престиж Новелти». Однако же время от времени оперативники заходили к нему и для того, чтобы проконсультироваться по поводу психологии криминального поведения. Ему уже приходилось сталкиваться с такими детективами, как Карелла: люди искренние, но необразованные. Чаще всего даже самые лучшие оперативники обладают совершенно поверхностным знанием тонкостей психотерапии. Этот интересуется нами. С чего же начать? С основ фрейдизма?

– Конкретно-то что вас интересует?

Они сидели в кабинете Ляйдера на сороковом этаже здания, где помещалось Главное управление полиции города. Остров здесь сужался, из окна были видны обе реки, обручем сжимающие город. День был холодный и ясный, и город хорошо просматривался во все стороны.

– Я расследую убийство, – сказал Карела, – а жертву преследовали кошмары.

Ляйдер промычал что-то невразумительное. Это был мужчина лет пятидесяти с седой бородкой, которая, как он считал, делает его похожим на психиатра. В этом штате нелегко было стать дипломированным психиатром. Сначала четыре года обучения в колледже, потом столько же в медицинской школе, год ординатуры, три года работы ассистентом, еще два – практикующим врачом, и только после этого тебя допускали до письменных и устных экзаменов, сдав которые ты получал лицензию врача-психиатра. Именно поэтому психиатры и стоили так дорого – пятьдесят долларов в час.

Но Ляйдер был не психиатром, а всего лишь психологом.

Когда он только начинал практиковать, любой механик из гаража мог вывесить табличку с предложением услуг «психолога», а что уж это за услуги, оставалось только догадываться. Сейчас не так – существует строгая процедура получения лицензии. И все же, как правило, психологи, и Ляйдер в их числе, испытывали некий комплекс неполноценности в присутствии психиатров, не говоря уж – упаси Бог – о психоаналитиках, этой элите, этих избранниках богов. Оказавшись в компании такой просвещенной публики где-нибудь за чаем или на вечеринке, Ляйдер обычно толковал о ступоре, алалии или различных фобиях. Надо же было показать, что не лыком шит и дело свое знает. Самое смешное заключается в том, что Ляйдер действительно знал свое дело. Ему и самому к психиатру бы не мешало сходить. Тот избавил бы его от комплекса неполноценности. А он вместо этого торчал по восемь часов в день в своем кабинете в полицейском управлении и растолковывал разные вещи оперативникам, по отношению к которым испытывал комплекс превосходства.

– А что именно за кошмары? – спросил Ляйдер.

– Да один и тот же, каждую ночь.

– То есть вы хотите сказать, повторяющийся кошмар?

– Да, – Карелла чувствовал себя неловко. Он и сам подыскивал это слово – «повторяющийся», но оно так и не пришло ему в голову. На Ляйдере были бифокальные очки, за которыми глаза психолога выглядели прямо-таки огромными. К бороде пристали крошки, наверное, он только что отобедал.

– Не могли бы вы передать содержание этих повторяющихся кошмаров?

– Конечно, – и Карелла пересказал многажды слышанную им историю.

Дело происходит незадолго до Рождества.

Мать и отец Джимми украшают рождественскую елку.

Джимми и еще четверо ребят сидят на полу в гостиной и смотрят. Отец Джимми говорит, что они должны помочь взрослым. Дети отказываются. Мать Джимми говорит, что, если устали, не надо помогать. Игрушки начинают падать с елки, разбиваются, возникает шум, отец Джимми испуганно вздрагивает, теряет равновесие и падает с лестницы на пол, прямо на осколки. Что-то впивается ему в руку, начинает идти кровь. Ковер зеленый, кровь впитывается в него. Отец истекает кровью и умирает. Мать обливается слезами. Она поднимает юбку, и под юбкой оказывается пенис.

– М-м-м, – опять промычал Ляйдер.

– Вот и весь кошмар, – закончил Карелла.

Снова мычание.

– Этот кошмар анализировал майор Ральф Лемар...

– Армейский врач? – перебил Ляйдер.

– Ну да, врач-психиатр. И он вроде склонялся к тому, что этот кошмар как-то связан с массовым изнасилованием, случившимся несколько лет назад.

– Несколько лет от какого времени?

– От того, когда он начал лечить Харриса.

– А когда это было?

– Десять лет назад.

– Так, десять лет. А за сколько лет до этого было изнасилование?

– Вот в том-то вся и штука. Не было никакого изнасилования. Мы нашли девушку, которая якобы являлась жертвой, и она утверждает, что ничего подобного не происходило.

– Может, она не говорит вам правды? В таких случаях часто...

– Да нет, она не лжет.

– Откуда вы знаете?

– Потому что она рассказала, что было на самом деле. А на самом деле был половой акт, но отнюдь не насилие.

– А нельзя ли чуть подробнее?

Карелла пересказал ему историю, поведанную Роксаной. Подвал. Дождь. Любовное объятие у столба посреди комнаты. Гром и молния. Страх разоблачения и наказания.

– Вопрос мой состоит в том, – продолжал Карелла, – возможно ли... Слушайте, я ведь в этих делах мало разбираюсь. Мне хочется понять, могла ли эта любовная сцена в подвале трансформироваться в сознании Джимми в нечто иное, например, в сцену массового изнасилования, и таким образом породить в конечном итоге все эти кошмары. Вот в чем, собственно, состоит мой вопрос.