Ночные кошмары

– М-да.

– Штыками, понимаете?

– Н-да, ничего себе.

– В общем, я это все к тому, что в таких переделках люди как братья становятся. Понимаете меня?

– Понимаю. Скажите, все это ведь было третьего декабря, я не ошибаюсь?

– Вот уж не помню. Мы-то ведь даже не были там, понимаете меня? Мы высотку брали. Надо сказать, сюрпризов нам приготовили немало. Я это к тому, что есть в бою вещи, которые до самого сердца достают, только когда с тобою самим случаются. Ну а если тебя тут нет, если только слышишь о том, что было, – так это совсем другое дело. Вот почему я не могу сказать вам, когда был убит лейтенант – третьего, четвертого или когда еще. Для меня это просто – какой-то день. Я был занят своим делом, и с этой стороны опасность мне не угрожала. Артиллерия била по другому месту. До нас только грохот разрывов долетал. Вы когда-нибудь под артиллерийский обстрел попадали? Грохот страшный стоит, даже если дело далеко от тебя происходит.

– М-да. Мистер Кортес, когда вы встретились на сборе в Нью-Джерси, Джимми с вами ни о каких своих планах не говорил?

– О планах? Нет. Мы просто вспоминали старые времена, войну. А что за планы?

– Заработать деньги.

– Что ж, на эту тему я с удовольствием бы поговорил, – засмеялся Кортес. – Уж как распорядиться деньгами, я знаю.

– А с другими он на эту тему не говорил, не знаете случайно?

– Понятия не имею. Вообще-то, если хотите знать, никто из нас особенно не преуспел, понимаете меня? В Нью-Джерси мы как раз и говорили, в каком гнусном положении оказались. Я имею в виду, ветераны. И если у Джимми были какие-то идеи, как подзаработать деньжонок, что ж – стоило ему только свистнуть... – Кортес снова засмеялся. – Особенно если бы нам это ничего не стоило.

– Но ничего о существовании такого плана вы не знаете?

– Нет.

– Джимми вам свой адрес оставил?

– Да.

– Вы писали ему после сбора?

– Нет.

– А он вам не звонил или как-нибудь иначе не пытался связаться?

– Нет.

– Н-да, – Карелла вздохнул. – Ну что ж, большое спасибо, мистер Кортес, извините, что отнял у вас столько времени.

– Желаю удачи, – Кортес повесил трубку.

Карелла спустился по железной лестнице в дежурку. Сержант Дейв Мерчисон поднял голову. Тут же были двое патрульных. Сняв форменные пиджаки и оставшись в нижних рубахах с длинными рукавами, они пили кофе. Один из них, видно, только что рассказал анекдот, так что оба весело смеялись.

Карелла быстро оглядел комнату и подошел к столу дежурного.

– Я еду домой, – сказал он.

– А что с собакой? – спросил Мерчисон.

– Что? Ах ты. Боже мой, совершенно вылетело из головы. Кто-нибудь забрал ее?

– Да, она внизу, в одной из камер. Что делать-то с ней собираешься?

– Просто не знаю. Наверное, отдам матери Харриса.

– А когда? Стив, это не по правилам – держать здесь животных.

– Да, но Мисколо же держит в канцелярии кошку.

– Это не то. Канцелярия – не камера предварительного заключения.

– Так что, мне отвести ее в канцелярию?

– Она просто сожрет кошку. Стив, это здоровенный пес. Ты его видел?

– Ну, не такой уж и здоровенный. Вполне средних размеров Лабрадор.

– Средних размеров Лабрадор это очень большая собака. Фунтов девяносто весит, не меньше. К тому же он отказывается есть.

– Ладно, утром отведу его к матери Харриса. Мне так и так надо с нею поговорить.

– Только бы капитан Фрик не надумал осматривать эти камеры. Увидит собаку – такой шум поднимется, что не приведи Господи.

– Скажи ему, что это маскировка такая.

– Что-о?

– Скажи ему, что это преступник в собачьей шкуре.

– Ха-ха, очень остроумно, – безрадостно проговорил Мерчисон.

– Утром первым делом уведу ее отсюда, – пообещал Карелла. – Слушай, Дейв, я устал. И мне хочется домой.

– А который час-то, кстати? – Мерчисон бросил взгляд на настенные часы. – Час назад звонил Чарли Мэйнард и сказал, что немного запоздает. Он должен был сменить меня без четверти четыре. Звонил без четверти пять, а сейчас без четверти шесть, и его до сих пор нет. Я сказал ему по телефону, чтобы немедленно седлал Тарзана и мчался сюда во весь опор.

– Седлал Тарзана? Как это?

– Тарзаном звали коня Кена Мейнарда.

– Ничего подобного, так звали коня Тома Микса.

– Нет, у того было имя Тони.

– А кто же тогда Триггер?

– Кто Триггер, я не знаю. Может, лошадь Бака Джонса.

– Ладно. В любом случае Чарли Мэйнард это не Кен Мэйнард.

– А мне-то какая разница? Главное – он уже на два часа опаздывает.

Карелла зевнул, попрощался с Мерчисоном и двинулся к двери. На улице завывал ветер.

Ветер с яростью набрасывался на слепого, стараясь сорвать с него пальто.

Слепой вцепился в поводок немецкой овчарки, проклиная и ветер, и то, что ему так не вовремя захотелось в туалет, а до дома еще три квартала. Чем плоха работа в газетном киоске, так это тем, что писать приходится ходить в кафе или в книжный магазин. Никто не ворчит, люди понимают, что невозможно весь день торчать в киоске и не ходить в туалет, и все же ему было очень неприятно беспокоить их все время.

Интересно, как астронавты справляются? Они что, писают прямо в свои скафандры? У них там есть специальные тубы для этого? Нет, перед тем как идти домой, надо было заглянуть в кафе. Книжный магазин уже закрыт, но кафе работает круглосуточно, и хозяин не имеет ничего против того, что он ходит в мужскую комнату. Но с другой стороны, нельзя злоупотреблять гостеприимством и бегать туда каждые десять минут. Он даже попытался составить расписание: в обед и еще один раз поближе к вечеру. Он всегда обедал в этом кафе, чтобы поддерживать добрые отношения с хозяином. В магазин же он заходил нечасто, – книги доводилось покупать редко, только в подарок своим зрячим друзьям, да к тому же он торговал теми же самыми журналами, так что в нем вполне могли видеть конкурента.

О Боже, как хочется в уборную!

Собака вдруг резко остановилась посреди тротуара.

– Что такое, Ральф? – спросил он.

Собака угрожающе заворчала.

– Ральф? В чем дело, малыш?

И в тот же момент он ощутил какой-то приторно-сладкий больничный запах – хлороформ, это был хлороформ. Собака снова зарычала, это был рык животного, готового к нападению, он зародился где-то глубоко в горле. Внезапно поводок вырвался у него из рук, и кто-то поблизости взвыл от боли. Он услышал быстро удаляющиеся шаги, хриплое дыхание, собака снова зарычала, но уже потише, и потом шаги стихли. Ральф залаял. Ральф лаял, не умолкая.

– Ладно, ладно, малыш, все в порядке, – он пошарил по тротуару в поисках поводка и нащупал-таки его.

– Домой, Ральф, домой. – Он погладил собаку по шерсти. – Веди меня домой.

Дома был телефон.

Он позвонил в полицию. Вряд ли, конечно, они что-нибудь сделают – в этом гнусном городе полиция вообще ничего и никогда не делает, – но просто уж больно возмутило его это нападение. Полицейский, приехавший по вызову, сразу же стал пытать его всякими вопросами.

– А почему вы решили, что это было нападение, мистер Мэслер?

Его звали Юджин Мэслен. "Н" на конце. Он дважды поправил полицейского, но тот упорно повторял «Мэслер». Может, у него со слухом не в порядке. Надо попробовать еще раз.

– Не Мэслер, а Мэслен, на конце "н", и я знаю, что это было нападение, потому что собака иначе бы не зарычала. А она зарычала, и это значит, что мне что-то угрожало.

– Г-м, – промычал полицейский. Его звали Макгроу, и он работал в 41-м участке, недалеко от главного полицейского управления. Тут находился крупный деловой квартал. – И, говорите, хлороформом запахло?

– Да, запахло хлороформом. Я помню этот запах еще с тех пор, как мне аденоиды удаляли.

– И когда же это было, мистер Мэслер?

– Мне было семь лет.

– И с тех самых пор вы помните запах хлороформа?