Эмма (др. изд.)

—Ну! — с тою же нетерпеливой надеждой сказала Гарриет. — И что же?.. Что мне делать?

— Что делать? В каком смысле? В отношении письма, вы хотите сказать?

— Да.

— Но какие тут могут быть сомнения? Ответить, разумеется, — и поскорее.

— Ну да. Но что сказать? Дорогая мисс Вудхаус, посоветуйте мне, пожалуйста.

—Ах, нет, нет! Гораздо лучше, если письмо будет написано одною вами, от начала до конца. Я уверена, вам не составит труда надлежащим образом высказать все, что вы думаете. Вам не грозит опасность дать невразумительный ответ, это главное, — а уж в каких выражениях изъявить, как того требуют приличия, свою благодарность и свое сожаление, что вы причиняете ему боль, вас наставлять нет нужды — они, я убеждена, придут вам на ум сами. Вам незачем притворяться, будто вы опечалены тем, что он обманулся в своих надеждах.

— Так вы полагаете, ему следует отказать, — сказала Гарриет, потупляя глаза.

— Следует? Гарриет, моя милая, что это значит? У вас есть сомнения на этот счет? Я думала… но, впрочем, простите, я, возможно, заблуждалась. Я понимала вас неверно, раз вы сомневаетесь, каков должен быть смысл ответа. Мне казалось, вы спрашиваете лишь, какие выбрать слова.

Гарриет промолчала. Эмма с некоторою сдержанностью продолжала:

— Итак, я заключаю, что вы намерены дать ему благоприятный ответ.

— Да нет — то есть не то, чтобы намерена… Ну, как мне быть? Как вы советуете? Мисс Вудхаус, миленькая, умоляю вас, скажите, что мне делать?

—Я вам не стану давать советы, Гарриет. Я не желаю быть к этому причастна. Советчиком в подобном деле вам должно служить ваше сердце.

— Я и понятия не имела, что так нравлюсь ему, — молвила Гарриет, устремляя задумчивый взгляд на письмо. Эмма хранила молчание, но через несколько минут, начиная сознавать, сколь сильны могут оказаться прельстительные чары письма, сочла нужным нарушить их:

— Я полагаю за общее правило, Гарриет, что, ежели женщина сомневается, принять ли ей предложение, ей следует, конечно же, ответить отказом. Коль скоро она не решается сказать «да», ей следует напрямик сказать «нет». Замужество — это шаг, который опасно совершать с противоречивыми чувствами, скрепя сердце. Как друг ваш, как старшая, я считаю долгом сказать вам об этом. Но не подумайте, будто я пытаюсь навязать вам свое решение.

— О нет! Я знаю, вы слишком добры, чтобы… но если б вы только посоветовали, как будет лучше, — нет-нет, не то я говорю — вы правы, надобно самой твердо знать, чего хочешь, — в таком деле нельзя колебаться — это очень серьезный шаг. — Пожалуй, вернее будет сказать «нет»! Как вы думаете, лучше сказать «нет»?

— Ни за что вам не стану советовать ни того, ни другого, — сказала, ласково улыбаясь, Эмма. — Кому, как не вам самой, судить, что лучше для вашего счастья? Ежели мистер Мартин любезнее вам всякого другого мужчины, ежели никогда и ни с кем не было вам так приятно, как в его обществе, тогда зачем колебаться? Вы краснеете, Гарриет? Может быть, перед вашим мысленным взором встает при этих словах кто-то другой! Гарриет, Гарриет, не обманывайте себя, не позволяйте благодарности и состраданию увлечь вас на ложный путь. О ком подумали вы в эту минуту?

Внешние приметы обнадеживали. Гарриет в ответ на это отворотилась, пряча смущение, и в задумчивости стала у огня; она по-прежнему держала письмо, но теперь машинально, не глядя, вертела его в руках. Эмма нетерпеливо ждала, что будет дальше, с каждой минутою все более укрепляясь в своих надеждах. Наконец Гарриет не совсем уверенно проговорила:

— Мисс Вудхаус, раз вы не хотите сказать ваше мнение, я должна, как умею, распорядиться собою сама, и теперь твердо — почти окончательно — решилась… отказать мистеру Мартину. Как по-вашему, я права?

— Совершенно правы, Гарриет, милочка вы моя, — совершенно! Именно так вам и следует поступить. Покуда у вас еще оставались сомнения, я не желала выдавать свои чувства, но теперь, когда вы решились бесповоротно, я без всяких раздумий вас одобряю. Дорогая Гарриет, для меня это радость. Мне тяжело было бы лишиться знакомства с вами, а таково было бы неизбежное следствие брака вашего с мистером Мартином. Покамест вы еще хоть немного колебались, я ничего не говорила, ибо это могло повлиять на ваше решение, но знайте, я тогда потеряла бы друга. Я бы не могла бывать у жены мистера Роберта Мартина с фермы Эбби-Милл.

Гарриет в голову не приходило, что ей может грозить такая опасность, и эта мысль глубоко поразила ее.

— Не могли бы у меня бывать! — воскликнула она, переменясь в лице. — Да, это правда, не могли бы — как же я раньше не подумала! Это было бы просто ужасно. Какое счастье, что эта участь миновала меня!.. Дорогая мисс Вудхаус, ни на что на свете не променяла бы я высокую честь и удовольствие быть вашим близким другом.

— Поверьте, Гарриет, что и мне мучительно было бы потерять вас, но это было бы необходимо. Вы невозвратно отторгли бы себя от хорошего общества. Я должна была бы отказаться от вас.

— Ах, что вы!.. Разве могла бы я это перенесть! Я умерла бы, если бы двери Хартфилда закрылись для меня навеки!

— Милое, нежное создание! Заточить вас на ферме в Эбби-Милл! Вас обречь на всю жизнь обществу невежд и простолюдья! Удивительно, как мистеру Мартину хватило духу предложить вам это. Недурного же мнения должен быть о себе этот молодой человек.

— Вообще-то говоря, он, по-моему, не отличается самомнением, — сказала Гарриет, которой совесть не позволяла согласиться с этой хулою. — Во всяком случае, сердце у него предоброе, и я всегда буду испытывать благодарность к нему и большое уважение — но это совсем другое, чем… И хотя я ему, может быть, нравлюсь, из этого еще не следует, что я непременно… И разумеется, надобно признать, что, с тех пор как я стала бывать в вашем доме, я встречаю людей… словом, если их сопоставить, по внешнему виду, по манерам, то какое же может быть сравнение — один так необыкновенно хорош собой, так обходителен. При всем том мистер Мартин, мне кажется, очень милый молодой человек, я высоко его ставлю, и он так ко мне привязан — и такое письмо написал, — но покинуть вас… нет, ни за что, никогда!

— Благодарю, благодарю вас, милый мой дружок. Мы не разлучимся. Нельзя, чтобы женщина выходила замуж оттого лишь, что кто-то питает к ней привязанность и умеет сносно писать письма.

— Ну да! И притом, письмо такое коротенькое…

Эмма не преминула отметить про себя, что другу ее не хватает вкуса, но вслух лишь сказала, что это «совершенно справедливо, слабым было бы ей утешением знать, что муж, который ежедневно и ежечасно оскорбляет ее своею неотесанностью, хорошо пишет письма».

— Ах, это очень верно. Что проку в письмах, главное — постоянно быть в обществе, где вам легко и приятно. Да, я решилась твердо, отвечу ему отказом. Только как это сделать? Что сказать?

Эмма заверила ее, что написать ответ не составит труда, и посоветовала сделать это немедля — совет был принят с надеждой, что его помогут исполнить, и, сколько ни твердила Эмма, что в этом нет ни малейшей надобности, на деле без ее помощи не написана была ни единая фраза. Сочиняя ответ, поневоле приходилось вновь и вновь заглядывать в письмо, и это оказывало на Гарриет столь размягчающее действие, что не раз потребовалось в самых энергических выражениях призвать ее к твердости; она так терзалась сознанием, что причинит ему горе, так тревожилась о том, что подумают и скажут мать его и сестры, так боялась, что ее могут счесть неблагодарной, — что, окажись молодой фермер в эти минуты поблизости, его предложение, полагала Эмма, в конце концов было бы все-таки принято.

Ответ, тем не менее, был написан, запечатан и отослан. Дело было сделано, и Гарриет спасена. Весь вечер она была подавлена, и Эмма, понимая, какими угрызениями томится это жалостливое сердце, старалась облегчить их то ласковым словом, то напоминанием о мистере Элтоне.

— Никогда уж не пригласят меня больше в Эбби-Милл, — говорилось с оттенком грусти в голосе.