Сломанное копье

— Кто это меня тронул? — подскочил Даг. — Никто не посмеет сделать это безнаказанно!

— Хватит, Мюллер! Заткни наконец свою поганую глотку.

Даг воззрился на него горящими глазами, но Райнер скорее интуитивно, чем намеренно ответил ему таким же взглядом, заставляя себя не моргать и не отводить глаз. Гнев Дага утих. Он заворчал вполголоса, поднял кинжал, но вдруг пожал плечами и засмеялся.

— Простите, капитан. Вы-то тут ни при чем. — Он презрительно покосился через плечо на работников. — Эти деревенские дурни, которые не могут окоротить своих дворняг…

— Ты воровал наши груши, убийца! — закричал раненый работник. Он, однако, не двигался: острие меча Йергена не позволяло ему этого. — Мало того что нам приходится отправлять весь урожай на север, кормить армию Карла-Франца по бросовой цене, так теперь еще вы, разбойники в мундирах, потянулись на юг вырывать хлеб у нас изо рта?

— И убивать наших собак, — сказал другой.

— Хлеб у вас вырывать, да?! — взорвался Халс. — Смотрите же вы, сколько всего вокруг. Живете в роскоши, а мы отмораживаем себе задницы на заснеженном берегу Кислева, защищая ваши жалкие шкуры. И вот вся благодарность.

Люди Райнера, которые начали было сочувствовать работникам, стали принимать сторону Халса.

— А вы чего пики не взяли? — спросил Павел.

— Ага, — сказал Абель из-за его спины. — Трусы.

— Да потому, что кто-то должен остаться и кормить вас, осел!

Две стороны начали сближаться, вынимая кинжалы и занося дубинки.

— Стой, мать твою, стой! Всем стоять! — закричал Райнер. — Не надо сходить с ума. Уже достаточно крови пролито. Прольем еще — это ничего не решит.

— Но он убил моего пса и ранил меня!

— Ага, — проворчал Халс, — вот с ним и разбирайся. Это вообще не касается капитана Райнера и…

— Касается, — отрезал Райнер. — Хочу я того или нет, но я ваш капитан, и если я не могу с вами справиться, это моя вина.

— А еще его и его собаки, — торжествующе сказал Даг. — Если бы он держал ее…

Райнер кинулся на Мюллера:

— Его собака выполняла свою работу. Это ты, тупица, ослушался приказа. Ты был неправ, понятно?

Даг нахмурился, глядя то на Райнера, то на работника, потом вроде успокоился. Он ухмыльнулся и подмигнул Райнеру:

— О да, капитан. Прекрасно вас понимаю. Я был плохой, очень плохой. Я больше так не буду.

Райнер застонал. Это все равно что говорить со столбом.

— Посмотрим.

Он вернулся к работникам.

— Значит так, раз виноват я, мне и ущерб компенсировать. Конечно, жизнь собаки и страдания раненого мало чем можно окупить, но у меня есть золото, правда, боюсь, немного. Чего вы попросите в качестве компенсации?

Райнер опасался, что этой ночью возникнут трудности с распределением народа по палаткам — он был уверен, что никто не захочет спать рядом с Дагом. Но, что удивительно, Йерген сам вызвался, обозначив это каким-то односложным ворчанием, и все остальные выдохнули с облегчением.

Райнер и Франка расположились в одной палатке — Франке это было на руку, ей хоть не пришлось охранять тайну своей половой принадлежности еще и ночью, но для Райнера дело обернулось сущей пыткой: быть совсем рядом и не сметь ни прикоснуться, ни поцеловать.

Когда они устроились каждый в своем спальном мешке, Франка приподнялась на локте.

— Райнер?

Он открыл глаза. Она молчала.

— Что?

Она вздохнула.

— Знаешь, я не сторонница хладнокровного убийства, но… но этот мальчик опасен.

— Понимаю. Но я не могу.

— Почему? Он ведь ненормальный. Он же кого-нибудь убьет.

— Он точно ненормальный?

Франка удивилась:

— Что ты имеешь в виду?

Райнер придвинулся ближе и перешел на шепот:

— Думаешь, Манфред — дурак?

— А это тут при чем?

— Манфред признал, отправляя нас в путь, что эта работа — испытание, так?

— Так.

— Хорошо. Будь ты на месте Манфреда, тебе пришло бы в голову поручить надзор за нами такому человеку, как Карелинус Эберхарт?

Франка на миг нахмурилась, потом словно что-то поняла.

— Думаешь, среди нас шпион?

— Должен быть. Карелинус — явно подсадная утка. Он же сущее дитя. Наверняка на Манфреда работает кто-то еще.

— Думаешь, это Даг? И он лишь притворяется психом?

— Нет. Впрочем, я не уверен. Это может оказаться кто угодно. Но если это все же Даг и до Манфреда дойдет, что я убил его…

— Он подумает, что ты обнаружил и уничтожил его шпиона, — сказала Франка и прикусила губу. — Кто угодно?.. Надо следить за собой и держать язык за зубами.

— Ага. Никаких разговоров о бегстве, убийстве Манфреда или попытке избавиться от яда в крови.

Франка тяжко вздохнула:

— Мы должны выяснить, кто это, причем быстро.

Райнер кивнул:

— Именно.

Они какое-то время задумчиво созерцали темные углы палатки, и вдруг Райнер заметил, что их плечи соприкасаются. Он повернулся, волосы Франки защекотали губы. Он уткнулся ей в шею.

— Можно я тебя поцелую?

Франка отпрянула и толкнула его в плечо.

— Не дури. Хочешь, чтобы нас поймали?

Она повернулась на другой бок и плотнее укуталась в одеяло.

— Спи.

Райнер со вздохом улегся. Конечно, она права, но сдерживаться от этого ничуть не легче. Это будет долгое путешествие.

3

ЛУЧШАЯ АРМИЯ В ИМПЕРИИ

До Аверхейма группа добралась без дальнейших происшествий. То ли Райнеру удалось приструнить Дага, то ли того больше ничто не провоцировало на насилие — парнишка пребывал в спокойном и благодушном настроении, разглядывал облака и насвистывал застольные песни.

На закате четвертого дня они проезжали достаточно близко от Нульна, чтобы разглядеть оранжевое свечение огромных плавильных печей, бросающее блики на клубы черного дыма, вырывающиеся из многочисленных кузниц. Да, подумалось Райнеру, а ведь когда-то Нульн был известен как наковальня Карла-Франца, здесь делали пистолеты, мечи и могучие орудия для защиты Империи, здесь же располагалась и Коллегия инженеров, разрабатывающая уникальное оружие. Это вызывало постоянную гордость. Боевая мощь возвысила Империю над другими странами. Однако же теперь это место наводило на Райнера лишь леденящий ужас. Дым и пламя слишком отчетливо напомнили последний день, когда он видел такие плавильные печи и кузницы. Он почти что ощущал их жар и смыкающиеся над головой стены той ужасной красной пещеры.

Еще два дня пути по пыльным дорогам и солнечных ожогов на шеях — и они наконец увидели серые каменные стены Аверхейма, поднимающиеся за голыми деревьями и жалкими полями пшеницы. Шпили храмов Зигмара и Шаллии и башни замка графа-выборщика возвышались над стенами, блистая в лучах полуденного солнца.

Райнер остановил своих людей еще до того, как показались главные ворота.

— Так, ребята. Здесь мы разделимся. Не хочу, чтобы вербовщики поняли, что мы знаем друг друга. Будет слишком подозрительно, если мы прибудем вот так, скопом. Записывайтесь по специальности: Павел и Халс — в пикинеры, Карел — в копейщики и так далее. Франц будет изображать моего денщика. Когда попадем в форт, разговаривайте с товарищами, слушайте, а если разузнаете что интересное ну, мало ли, слухи о готовящемся заговоре или мятеже, — «разговоритесь» с Францем в толпе и все перескажите, а он доложит мне. Всем понятно?

Хор голосов прогремел «да».

— Тогда удачи. И помните, как бы ни хотелось удрать, пока я за вами не приглядываю, яд Манфреда все еще течет по нашим жилам. Мы все гуляем с петлей на шее, и бегство весьма чревато. Можно поплатиться жизнью.

Люди мрачно кивнули.

Райнер улыбнулся, изо всех сил изображая храброго командира.

— Теперь рассредоточимся. Когда я увижу вас вновь, мы все снова будем честными солдатами.

Прошел час. Райнер и Франка въехали в широкие ворота Аверхейма и двинулись по мощеным улицам к площади Далькенплатц, где находился городской рынок. Там в тени, отбрасываемой зданием городской тюрьмы, раскинулось море ярких палаток и прилавков с овощами и фруктами, свежим мясом, продавали там и скот. Повсюду встречались точильщики ножей, свечники, дубильщики кож и продавцы тканей, крестьяне, рыбаки, гончары и медники. Торговали хлебом, всевозможной выпечкой, сластями, сидром и пивом. Плотно сбитые карлики из Собрания свободных граждан катили сквозь толпу круги сыра ростом чуть не с них самих. Райнер вспомнил, что голоден.