Страница 10 из 50
— На этот раз у норсийцев были пушки, так? — задал вопрос Гутцман.
— Именно, ужасные штуки, они казались чуть ли не живыми и стреляли огненными шарами. — Райнер отхлебнул вина и продолжал: — Мы добились некоторых успехов, но этих дьяволов было слишком много. Это все равно что противостоять водопаду. А из темноты ползли все новые враги, чтобы воспользоваться нашей слабостью. Грязные зверолюди с козьими головами из Драквальда, зеленокожие. Они сражались не только с нами, но и друг с другом, но от этого было не легче.
— И все это время Карл-Франц с южными графами и баронами спорили, кому идти, а кому остаться и не мешать, — сердито бросил Гутцман.
Райнер промычал что-то неопределенное.
— Может, так оно и было, милорд. В тот момент я находился в Денке и готовился к предстоящему сражению. Орды вскоре овладели Остландом и западом Мидденланда. Вот тут и настал мой звездный час, если можно так выразиться. Во второй атаке я был ранен мечом в ногу, а Хааргрот двинул дальше на Мидденхейм с уцелевшей ордой. — Он пожал плечами. — Я как-то не сожалею, что пропустил осаду.
— Слишком много крови, да? — спросил Шедер.
Райнер кивнул:
— По всем подсчетам, полегли десятки тысяч, командир. Архаон и его палачи больше двух недель осаждали Ульрихсберг. Хорошо еще, ребята из Остланда продержали их на расстоянии достаточно долго, чтобы Тодбрингер и фон Рауков подоспели со своими людьми и укрепили оборону. И все же было тяжко, норсийцы уже одолели стены, но тут нам повезло с зеленокожими. Их вождь полез вперед и получил по морде, после чего отправился вслед за Архаоном. И когда эльфы, бретонцы и коссары погнали норсийцев из леса, те дрогнули и отступили в Сокх, чтобы перегруппироваться. — Он подался вперед. — Карл-Франц появился в тот же день и сразу атаковал, но Архаон выстоял, и битва бушевала три дня, на второй подошли Фальтен и Гусс и на третий день вступили в схватку с самим Архаоном.
— Ведь как раз там Фальтен получил смертельную рану, верно? — спросил Шедер.
— Да. Гусс вынес его с поля, пока Архаон разбирался с атакующим его вождем орков.
При этих словах Гутцман фыркнул.
— На четвертый день, — продолжал Райнер, — армии снова были в боевой готовности, жуткое зрелище: зверолюди напали с тыла на артиллерию Карла-Франца, но, прежде чем одна из сторон смогла получить существенное преимущество, появилась третья сила.
— Фон Карштайн, — сказал Гутцман.
— Так милорду известно?
— Только слухи. Продолжайте.
— Он поднял мертвых, милорд. Люди Империи и жители севера поднимались там, где полегли, и атаковали всех без разбора. Силы Архаона бежали на север, Карл-Франц увел свою армию в Мидденхейм. Сильванийцы последовали за ними. Фон Карштайн потребовал, чтобы Император сдался и сдал город, но тут появился Фолькмар и велел ему убираться, и, хоть я и сам в это с трудом верю, так и получилось. Он повернул назад и без единого слова бежал обратно в Сильванию.
— Вот так, — сухо сказал Гутцман.
— Да, милорд. Мидденхейм выстоял, армия Архаона рассеялась.
Гутцман снова фыркнул:
— И в Альтдорфе это называют великой победой.
— Простите, милорд.
— Империю спасли не реинкарнация Зигмара и мощь рыцарей Карла-Франца или этот хваленый Отряд Света, а предводитель орков и колдун-нежить.
Райнер откашлялся.
— Гм, может, так оно в конце концов и получилось, но нельзя сбрасывать со счетов смелую оборону людей из Остланда и Мидденланда, позволившую удержать орды на расстоянии. Без них Мидденхейм бы точно пал.
— А если бы ими как следует командовали, — закричал Гутцман, — орды вообще не дошли бы до Мидденхейма! Сколько народу погибло зря, потому что наши толстокожие графы продолжают думать, что победить врага можно только в лобовой атаке, какими бы ни были обстоятельства! Если бы они настойчиво не утверждали, что надо размахивать молотом Зигмара там, где больше пригодится стилет, это бы заняло считаные недели, а не несколько месяцев.
— Милорд, — сказал Райнер, испытывая невольное раздражение: может, Гутцман и правда такой хороший тактик, каким себя считает, но он сам не видел эти орды и не бился один на один с курганцем. А Райнер видел. И бился. — Милорд, их было сто тысяч. И самый мелкий из них вдвое крупнее человека.
— Именно! — сказал Гутцман. — Сто тысяч титанов, которым для поддержания сил ежедневно нужно немерено еды. — Генерал подался вперед, глаза его блестели. — Вы хоть видели их обозы? Их снабжали провиантом из какого-то хранилища на севере?
Райнер рассмеялся.
— Нет, милорд. Это же варвары. Обозов у них не было. Им просто приказали идти вперед. Чтобы прокормиться, они грабили земли, по которым шли.
Гутцман ткнул в Райнера пальцем.
— Вот именно! Что, если бы один из наших благородных рыцарей, наших образцов воинской доблести, озаботился заранее убрать весь урожай и перебить дичь на пути продвижения Архаона, а потом сжег фермы и леса, что тогда? — Он ударил ладонью по столу. — Тогда норсийцы передохли бы от голода на полпути к Кислеву, или, что еще более вероятно, эти дикари начали бы жрать друг друга. В любом случае ряды их значительно сократились бы без всяких потерь с нашей стороны. Вместо этого Тодбрингер и фон Рауков посылают кое-как экипированные неподготовленные войска, которые, может, их и задержали, но слишком уж дорогой ценой. — Он горько рассмеялся. — Рыцари Империи так любят бряцать оружием, что иногда думают, будто битва без победы лучше, чем победа без битвы.
Райнер не был знатоком военного дела. Он не знал, одобрили бы другие генералы теорию Гутцмана, но звучала она вполне разумно.
Гутцман покачал головой:
— Было безумием послать меня сюда, пока Бехер, Лейденхоф и подобные им дураки защищают Империю в тяжелый час.
Командир Шедер обеспокоенно подался вперед:
— Но, конечно, необходимо выполнять приказы Императора, милорд. Он же лучше нас знает, как нам защитить отечество.
— Меня сослал не Карл-Франц! — отрезал Гутцман. — Это сделала шайка трусов из Альтдорфа, которых так напугали мои победы в Остермарке, что они вообразили, будто я отделю его от Империи и сделаюсь его королем. Можно подумать, я могу причинить вред любимой стране.
— Тогда почему вы отвернулись от этой страны? — спросил капитан пикинеров, сидящий в дальнем конце стола.
— Неправда! — рявкнул Шедер, гневно воззрившись на капитана. — Вы забываетесь, сударь.
Некоторые из кавалерийских офицеров нервно покосились на Райнера. Сердце Райнера забилось. Что происходит? Похоже, как раз то, что интересовало Манфреда.
— Я не отвернулся от Империи, — тихо сказал Гутцман. — Это она отвернулась от меня. — Губы его сложились в презрительную усмешку. — Иногда кажется, что, если я исчезну, она и не заметит.
За столом стало тихо. Гутцман огляделся по сторонам, словно только что сообразил, где находится.
Внезапно он рассмеялся и махнул рукой.
— Ладно, довольно предположений. У нас вроде намечался веселый обед. — Он повернулся к Райнеру. — Давайте, сударь. Какие песни нынче поют в Альтдорфе и Талабхейме? Что играют на сцене? У нас в глуши настоящий культурный голод. Вы нам не споете?
Райнер едва не поперхнулся вином.
— Боюсь, певец из меня никудышный. Вряд ли я смогу удовлетворить ваш культурный голод, думаю, вы ощутите его сильнее, когда я закончу петь.
Гутцман пожал плечами.
— Ну хорошо. Кто-нибудь еще? Может, нам споет кто-то из вновь прибывших?
Воцарилась долгая тишина, людям явно было несколько неловко. Наконец поднялся Карел, колени его дрожали.
— Гм. — Он сглотнул. — Ну, если господа не возражают, я спою балладу — ее обычно просят спеть дамы.
— Пожалуйста, юноша, — сказал Гутцман. — Мы все внимание.
Карел откашлялся.
— Очень хорошо, милорд. Э-э… она называется «Когда домой мой Йен вернется».
Райнер уже было приготовился к худшему, но Карел, поколебавшись еще немного, выпрямился и запел высоким чистым голосом, как у мальчика-хориста из храма Шаллии. Все молча зачарованно слушали историю крестьянской девушки, ожидающей, когда ее возлюбленный вернется с войны на севере, а вернулся он на плечах шестерых своих товарищей, убитый отравленной стрелой. Это была разрывающая сердце песня в невероятно красивом исполнении, и, когда наконец девушка решилась соединиться с возлюбленным в смерти, уколов себя стрелой, которая убила его, Райнер увидел, как рыцари тут и там вытирают глаза.