Страница 16 из 19
А ведь мужик врет, понимает Аомамэ. Никакой «ауры» хозяина он не различает — просто разыгрывает свой обычный спектакль. Сидя на стуле, я не издаю ни звука, дышу совершенно неслышно. Задача этого клоуна — где придется, перед чьей угодно квартирой закатить скандал, да погромче, чтобы запугать жильцов вокруг. Чтобы каждый предпочел заплатить эти чертовы взносы, лишь бы не слышать такие же вопли перед собственной дверью. Подобные концерты он то и дело закатывает где ни попадя, и это наверняка приносит свой результат.
— Представляю, господин Такаи, как вам от меня неуютно. Отлично вас понимаю! Да, я человек неприятный, и сам это знаю. Только учтите, господин Такаи, среди тех, кто собирает долги, приятных людей не бывает. И знаете почему? А потому, что на свете слишком много тех, кто решил не платить за телевидение «Эн-эйч-кей». Я бы, может, и сам с удовольствием ответил таким людям: «Не хотите платить? Ну что ж, понимаю. Извините за беспокойство». А потом развернулся и пошел бы своей дорогой. Но так отвечать не годится. Во-первых, собирать взносы — моя работа, а во-вторых, очень уж я не люблю, когда хозяева притворяются, будто их нет дома…
Он снова делает паузу. А потом еще раз десять колотит в дверь.
— Господин Такаи! Вам еще не надоело? Или вы не кажетесь себе вором? Подумайте хорошенько. Сумма-то совсем небольшая. Только и можно скромненько пообедать в семейном ресторане! А заплатите взнос — сотрете с себя клеймо вора. Никто не будет позорить вас на весь дом и стучать в вашу дверь. Сейчас вы прячетесь там, я знаю. И надеетесь, что сможете скрываться так до скончания века и вас никто не найдет. Что ж, скрывайтесь. Но учтите: как бы вы ни таились, как бы ни ходили на цыпочках, кто-нибудь обязательно вас найдет. Хитрить до бесконечности невозможно. Подумайте сами. По всей Японии люди гораздо беднее вас каждый месяц исправно платят за свой телевизор. Даже по отношению к ним вы поступаете очень, очень несправедливо.
Пятнадцать ударов в дверь. Аомамэ считает.
— Я понял вас, господин Такаи. Вы очень упрямый человек. Ну, что ж. Сегодня я, так и быть, ухожу. Просто не вправе тратить на вас одного столько времени. Но я еще вернусь, господин Такаи! Такой у меня характер. Если что решил, так просто не отступаюсь. И очень не люблю, когда притворяются, что дома никого нет. Так что ждите. В вашу дверь я еще постучу. И буду стучать, пока весь белый свет не услышит. Обещаю. Вот такой у нас с вами будет уговор. Не возражаете? Тогда до скорой встречи.
Шагов Аомамэ не слышит. Наверно, мужик носит ботинки на резиновых подошвах. Она ждет минут пять, затаив дыхание и глядя на дверь. С лестницы не доносится ни звука. Аомамэ подкрадывается к дверному глазку, осматривает лестничную клетку. Но не видит там ни души.
Она ставит пистолет на предохранитель. Несколько раз глубоко вздыхает, восстанавливая дыхание. Зажигает газ, кипятит воду пьет чай. Обычный сборщик взносов из «Эн-эйч-кей», успокаивает она себя. И все-таки в его голосе слышалось что-то злобное и нездоровое. Кому адресована эта злоба — лично ей или мифическому господину Такаи — не разобрать. Но этот хриплый голос и настырный стук в дверь оставили очень неприятный осадок. Словно на коже по всему телу налипла какая-то слизь.
Аомамэ раздевается, принимает душ. Включает воду погорячей и тщательно, с мылом, моется с головы до ног. После душа переодевается. Настроение поднялось, ощущение склизкой кожи исчезло. Она садится на диван, допивает чай. Хочет почитать дальше книгу, но строчки расплываются перед глазами. А в ушах, будто эхо, вибрирует мужской голос: «Вы надеетесь, что сможете скрываться здесь до скончания века и вас никто не найдет. Что ж, скрывайтесь. Но учтите: как бы вы ни таились, как ни ходили на цыпочках, — кто-нибудь обязательно вас найдет».
Аомамэ качает головой. Да нет же. Мужик просто повторяет свою обычную мантру. Делал вид, что все знает, и кричит погромче, чтобы запугать весь дом. Обо мне ему ничегошеньки не известно. Ни что я сделала, ни почему я здесь. Только вот сердце почему-то никак не успокоится.
Как бы вы ни таились, как ни ходили на цыпочках, — кто-нибудь обязательно вас найдет.
Казалось, слова эти начинены каким-то особо тяжелым смыслом. Возможно, простое совпадение. Однако этот тип, похоже, слишком хорошо знал, что и как сказать, чтобы вывести ее из равновесия. Аомамэ откладывает книгу, откидывается на подушку дивана и закрывает глаза.
Где же ты ходишь, Тэнго? — думает она. И произносит вслух:
— Где же ты ходишь, Тэнго? Скорее найди меня. Пока этого не сделал кто-нибудь другой.
Глава 6
В маленьком приморском городке Тэнго вел очень размеренный образ жизни. Установленного распорядка старался не нарушать. Почему-то ему казалось это важным. Утром гулял, затем писал книгу, ехал в лечебницу, читал спящему в коме отцу возвращался в гостиницу и ложился спать. День за днем повторялись — одинаковые, точно песни крестьян, засевающих рисом поля.
Несколько суток подряд вечерами было тепло, но потом настали поразительно холодные ночи. Несмотря на столь резкую смену погоды, Тэнго продолжал жить так, чтобы каждый нынешний день повторял предыдущий. Насколько это возможно, старался оставаться прозрачным и незаметным наблюдателем. Сдерживая дыхание, никак не проявляя себя, просто ждал той самой минуты. Разница между вчера и сегодня ощущалась все меньше. Прошла неделя, потом десять дней. Но Воздушный Кокон не появлялся. Каждый раз, когда отца увозили на очередное обследование, на его постели оставалась только пустая вмятина, повторявшая форму человеческого тела.
«А может, тому, что случилось, повториться больше не суждено? — думал Тэнго, покусывая губы в затопивших палату сумерках. — Может, это было какое-то уникальное, одноразовое явление? Или все это мне просто привиделось?» Но на эти вопросы ответов не приходило. До ушей доносились только рокот волн да шелест ветра в сосновой роще.
Тэнго не был уверен, что действует верно. Возможно, в этом приморском городишке за сто километров от Токио, в этой лечебнице, утратившей связь с реальностью, он просто теряет время. Но даже если и так, уехать отсюда сейчас он не мог. Ведь именно в этой палате ему явился Воздушный Кокон, а в нем — окутанная призрачным светом юная Аомамэ. Совсем близко, протяни руку — дотянешься. Даже если это случилось всего лишь раз, даже если было просто мимолетным видением — ему все равно хотелось, сидя здесь, вновь и вновь вспоминать эту потрясающую картину.
Когда стало ясно, что Тэнго не вернется сразу в Токио, а какое-то время поживет в городке, медсестры начали держаться с ним приветливее. Если выдавалась свободная минутка, болтали с ним о том о сем, а то и заглядывали в отцову палату его проведать. И даже иногда угощали чаем с конфетами. Тридцатипятилетняя Оомура с шариковой ручкой в волосах и розовощекая Адати с хвостиком на затылке ухаживали за отцом посменно. Сестра Тамура — средних лет, очки в золотой оправе — обычно дежурила в регистратуре, но когда не хватало рук, приходила и подменяла коллег у отцовой постели. Каждая из троих, похоже, проявляла к Тэнго личный интерес.
Тэнго тоже охотно общался с ними, когда позволяло время — за исключением вечеров, которые проводил у пустой кровати отца в одиночку. На их расспросы отвечал охотно и без утайки. О том, что преподает математику в колледже для абитуриентов — да еще подрабатывает статейками по заказам разных журналов. О том, что отец долго служил сборщиком взносов за телевидение «Эн-эйч-кей». О том, что в школе занимался дзюдо, а в старших классах даже вышел в финал чемпионата префектуры. Конечно, о многолетнем раздоре с отцом он рассказывать им не стал. Как и о матери, которая то ли умерла, то ли просто сбежала к другому, бросив мужа с маленьким Тэнго на руках. Такие истории, пожалуй, только осложнили бы общение. Ни о романе-бестселлере «Воздушный Кокон», ни о мире с двумя лунами в небесах он, понятно, также не обмолвился ни словечком.
7
«Пальцы чешутся — к чему бы? К посещенью душегуба…» — фраза из сцены 1 акта IV трагедии Уильяма Шекспира «Макбет» (здесь и далее — перевод Б. Пастернака). Фразу произносит Вторая Ведьма, и под «душегубом» имеется в виду сам Макбет, который к этому моменту совершил два убийства.