Колыбельная

— Ну, ну...

— ...нам лучше не видеться друг с другом.

— Когда произошел этот разговор?

— В пятницу вечером.

— И как он его воспринял?

— Ему это не особенно понравилось.

— Что он сказал?

— Сначала, что эта мысль ему не кажется особенно умной. Потом он сказал, что это идиотская мысль. Еще он хотел узнать, не ты ли посоветовала мне так поступить. — И как ты ему на это ответила?

— Я ему сказала, это мое собственное решение. — Эйлин помолчала. — А ты бы мне такое посоветовала?

— Я ничего не могу сказать по этому поводу.

— Но, по-твоему, это хорошая идея — не встречаться до тех пор, пока я не разберусь сама с собой?

— Смотря по тому, как долго вы с ним знакомы, — ответила Карин.

— Достаточно долго. Меня посылали на задание в Восемьдесят седьмой. Там мы и встретились. Прачечная-автомат. Один парень такие потрошил. Они замаскировали меня под домохозяйку с полной корзиной грязного белья.

— Ты его поймала?

— Ну, конечно.

— Когда это было?

— Давно. Иногда мне кажется, что мы с Бертом знаем друг друга целую вечность.

— Он тебя любит?

— О, да.

— А ты его любишь?

Эйлин немного подумала.

— Я думаю, да, — сказала она наконец.

— Вы уже были вместе...

— О, конечно, еще с тех пор... ну, после прачечной у меня было еще задание. Один парень, который насиловал нянь в парке у мемориала Уорса. Это на территории Чайнатауна, знаешь?

— Ну-ну. Его ты тоже поймала?

— О, да.

— Тогда наверняка ты — хороший полицейский.

— Да, думаю, я была о'кей. Но это все в прошлом.

— Ты начала говорить...

— Когда там в парке все было сделано, я пошла к Берту домой, и мы, ну ты понимаешь...

— Тогда у вас все и началось?

— Да.

— С тех пор вы были близки?

— Да. Точнее нет.

— Нет?

— Не с тех пор...Эйлин потупилась.

— А когда же?

— Хеллоуин, — сказала Эйлин, — но это совсем другая история.

— Это все одна и та же история, — вздохнула Карин.

Во вторник в три часа дня, когда Хосе Геррера вышел из подъезда своего дома, на улице его поджидал Эндрю Филдс. Был холодный пасмурный дерьмовый день, такой же, как и любой день января в этом городе. На Ямайке такой погоды вообще не бывает никогда. На Ямайке всегда солнечно и тепло. Даже когда идет дождь, это совсем другой дождь, не такой, как в этом паршивом городишке. Иногда Филдсу становилось грустно, что он уехал с Ямайки, и если в не деньги... На Ямайке денег не было. На Ямайке ты, парень, подтирал бы задницу прошлогодней газетой.

Геррера накинул пальто на манер летнего плаща. Пуговицы он не застегнул, надо думать, потому, что его левая рука была все еще в гипсе. Филдс задумался над тем, что еще у Герреры под пальто? Свитер с одним рукавом? Пристрелит этого придурка и взглянет, что на нем там. Он бы не отказался от часов, которые поблескивали на левом запястье Герреры. На расстоянии они выглядели как золотые, но это могла быть просто подделка. Испашки любят самоварное золото.

Филдс задумал при первом же удобном случае подобраться к Геррере сзади и, на шаг идя позади него, сказать по-английски — если этот вонючий латинос понимает по-английски, — что у него, Филдса, в кармане ствол, и поэтому Геррера не должен рыпаться. Они вместе, беседуя как старые друзья, спокойненько прогуляются до дома 704 по Кросли — Геррера жил по соседству с этим пустым заброшенным зданием. Филдс хотел завести придурка на третий этаж и не торопясь прострелить ему башку. Очень чисто, очень просто. И без всякой суеты.

Геррера остановился у выхода из парадного, пристально оглядывая улицу.

Точь-в-точь гангстер в паршивом сериале.

В пределах видимости было всего десять тысяч негров, и тупой пуэрториканец может долго высматривать, кто из этой толпы пришел по его душу. Филдс улыбался.

Когда в новогоднюю ночь они наехали на Герреру с бейсбольными битами, все трое были одеты в джинсы, кожаные куртки, кроссовки и красные шерстяные шапочки. Словом, обычная уличная шпана.

Сегодня Филдс выглядел как бизнесмен. Темный деловой костюм, пальто, черные туфли, жемчужно-серая мягкая широкополая шляпа, черный шарф. В левой руке — кейс. Так чтобы правая была свободна, когда понадобится сунуть ее в карман пальто. После того как он заговорит с Геррерой и вежливо предложит ему прогуляться вместе с ним, подышать чистым воздухом, таким полезным для здоровья больного.

Геррера, очевидно, решивший, что никто из прохожих не выглядит угрожающе, спустился по ступенькам на тротуар и остановился, заговорив с безобидного вида стариком, читающим газету. Через минуту до Филдса дошло, что хочет Геррера от старика. Придурок достал из кармана пальто пачку сигарет. Оказывается, он хотел, чтобы старик прикурил ему одну. Тот кивнул, взял у Герреры спичечный коробок и, потратив без толку несколько спичек — он зажигал их против ветра, — наконец поднес одну к сигарете, торчащей у латиноса изо рта.

«Покайфуй немного, парень, — подумал Филдс. — Это будет твоя последняя сигарета».

Геррера поблагодарил старика, взял у него спички и сунул вместе с сигаретами в карман пальто. Снова внимательно осмотрел улицу. «Вот будет позорище, если никто не пришьет этого придурка, — подумал Филдс. — Такого недотепу и в кино не увидишь!»

Наконец Геррера пошел по улице.

Филдс двинулся за ним следом.

Идя за пуэрториканцем на безопасном расстоянии, он выжидал удобный момент для броска. В непосредственной близости от Герреры должно было оказаться достаточно много людей, чтобы обеспечить Филдсу прикрытие, когда он начнет рывок, но не слишком много, чтобы кто-нибудь случайно услышал то, что он собирается сказать этому маленькому недоноску. Они уже прошли пять, а может, шесть кварталов, когда Филдс увидел, что складывается благоприятная обстановка. Два или три человека в непосредственной близости от Герреры шли в том же направлении, человек шесть впереди — навстречу им. Пора делать рывок. Этот парень зажился на белом свете.

Филдс резко ускорил шаг, двигаясь плавно и быстро. Он планировал через несколько секунд настичь Герреру и оказаться слева, так чтобы у того с его сломанной рукой было меньше возможностей для маневра и одновременно чтобы ствол пистолета, лежащего в правом кармане Филдса, ткнулся прямо в бок этому ублюдку. Он был в шагах шести позади Герреры, когда тот внезапно свернул вправо и юркнул в дверь. Филдс замер как вкопанный. Ублюдок шел в бар!

Заведение называлось «Лас-Пальмас». Филдс взглянул в витрину.

За одним из столиков сидел тот самый здоровенный блондинистый коп, который и затеял с ними борьбу на Новый год. Геррера отодвинул стул и уселся напротив него.

Фелиция Хэндлер стояла у стены, разрисованной под зебру. Со своими кудрявыми волосами пшеничного цвета и карими глазами она сейчас походила на сытую львицу, позирующую на фоне шкур овец, которых сама выслеживала, убивала и съедала. Остальные стены в кабинете были черными. Как уже упоминалось, миссис Хэндлер работала дизайнером по интерьеру. Все время, пока Мейер говорил с миссис Хэндлер, в квартире суетились отделочники, и это мешало ему вести беседу. Он предположил, что миссис Хэндлер только рада уйти от ее темы. Казалось, удачное решение интерьера гораздо важнее разговоров о кровавом убийстве, в котором вполне мог быть замешан сын миссис Хэндлер. Где клеить обои в мелкий цветочек — в спальне хозяина или в другой? А какая стена в спальне хозяина будет зеркальной от пола до потолка? (Кстати, Мейер мог бы посоветовать им кое-что по этому поводу.) Куда пойдут обои из золотой фольги в пурпурную крапинку? Не взглянет ли она на образец жалюзи красного цвета для кабинета? В детской обои будут с космическими кораблями? И этот рулон желтых обоев, которые на плане квартиры вообще нигде не обозначены? Что прикажете делать с ними? (Мейер знал ответ и на этот вопрос.)

— Миссис Хэндлер, — сказал он наконец, когда его терпение полностью истощилось. — Я знаю, это очень важно — ваши ответы на все вопросы, которые...