Страница 2 из 34
Я хорошо помню эту машину. Это была «хонда сивик», самая обыкновенная. Но для Эдди это была особенная машина — первая и единственная за всю жизнь машина, которую он купил новой. А Сонни сделал свою работу из рук вон плохо, да еще и завысил цену. Такова точка зрения Эдди. А точка зрения Сонни: Варбертон просто не хочет платить сколько нужно, а чтобы не платить, пытается обвинить меня в расизме, пользуясь тем, что он черный. Вот как бывает…
Итак, Сонни Джакетт подал на Эдди Варбертона в малый арбитражный суд. Сначала они поскандалили в зале суда, потом — в коридоре. Эдди заявил, что Сонни назвал его тупым ниггером, на что Сонни ответил, что, мол, ниггером никого не обзывал, а вот насчет первого определения — он целиком и полностью согласен. В итоге оба остались недовольны. Судья вынудил Эдди заплатить Сонни пятьдесят долларов, на что Эдди сказал, что пятьдесят — это слишком, а Сонни — что это безбожно мало. А потом было вот что: в новой машине Эдди случилось короткое замыкание, она загорелась и закончила свои дни на свалке неподалеку от шоссе № 5. Теперь Эдди водит «олдсмобиль» 89-го года, в котором вечно подтекает масло. И он по-прежнему уверен, что Сонни Джакетт знает о коротком замыкании гораздо больше, чем говорит.
Вот уж точно: с людьми веселее всего, куда уж коням с ними тягаться. Только веселье все больше какое-то мрачное.
Но такова жизнь маленького провинциального городка — как его ни назови: Пейтонс-Плейс, или Гроверс-Корнерс, или Касл-Рок. В каждом таком городке люди едят пироги, пьют кофе и обсуждают друг друга за спиной. Вот идет Слопи Додд, один-одинешенек, потому что другие дети издеваются над его заиканием. Вон Миртл Китон; и если она выглядит немного смущенной и растерянной, как если бы она не знает, где находится и что вокруг происходит, так это из-за ее мужа (того самого типа, который зашел в здание суда вслед за Эдди), который в последние полгода сам не свой. Видели, глаза у нее припухшие? Наверняка недавно плакала, или плохо спала, или и то и другое.
А вот идет Ленор Поттер. Выглядит, как всегда, потрясающе — как будто только сошла со сцены. Идет в «Западные автоперевозки», выяснить, не пришел ли ее заказ — какое-то особое органическое удобрение. У этой женщины вокруг дома растет столько разных цветов, сколько у Картера не наберется таблеток от печени. Она очень этим гордится. И она не ходит в больших любимицах у местных дам. Они считают, что она задавака — задирает нос и кичится этими своими цветами, шикарными бусами и семидесятидолларовыми бостонскими завивками. И, раз уж мы с вами сидим тут бок о бок на занозистой ступеньке эстрады, раскрою вам один секрет: я полностью с ними согласен. Она действительно задавака.
Все это обычное дело, скажете вы, но должен заметить, в Касл-Роке хватает проблем, и далеко не все эти проблемы так безобидны. Все помнят Фрэнка Додда, дежурного на переезде, который двенадцать лет тому назад свихнулся и убил нескольких женщин. Все помнят бешеную собаку, которая загрызла Джо Камбера и еще одного старого пьяницу с той же улицы. Та же собака загрызла и прежнего шерифа, Джорджа Баннермана. С тех пор шерифом у нас Алан Пангборн, и хотя он человек хороший, ему никогда не подняться до Большого Джорджа в глазах этого городка.
А то, что случилось с Реджинальдом Мериллом по прозвищу Папаша — с этим старым скупердяем-старьевщиком, державшим лавку так называемых древностей… разве это обычное дело?! Лавка его называлась «Эмпориум Галлориум», и стояла она вон там, где сейчас пустырь. Видите, на той стороне Главной улицы? Здание сгорело уже давно, но в городе есть люди, которые видели, как все было (или которые утверждают, что видели), и после пары кружечек пива в «Подвыпившем тигре» они вам скажут, что это был не простой пожар — тот пожар, который спалил дотла «Эмпориум Галлориум» и забрал жизнь Папаши Мерилла.
Его племянник, Туз, говорил, что незадолго до пожара с его дядей стало твориться что-то ужасное — как в «Сумеречной зоне». Конечно, Туза тогда даже и близко здесь не было; он тянул свой четырехлетний срок в Шоушенской тюрьме за ограбление со взломом. (Ежу было понятно, что Туз Мерилл плохо кончит; в школе он слыл отъявленным драчуном и задирой. Все дети в городе, наверное, переходили на другую сторону улицы, едва заметив, как Туз вышагивает по тротуару в своей байкерской куртке, звенящей молниями и заклепками, и тяжелых подкованных ботинках.) Но знаете, люди все-таки ему верили — может быть, с Папашей в тот день и вправду стряслось что-то странное, а может, все это просто сплетни за чашкой кофе и куском яблочного пирога в забегаловке у Нан.
Здесь все осталось таким же, как и во времена вашей молодости. Люди бесятся из-за религии, страдают из-за несчастной любви, носят в себе секреты, таят в себе злобу… и даже страшные истории, как та, что я только что рассказал — о том, что было или чего не было в день гибели Папаши, — все это лишь для того, чтобы скрасить еще один скучный и серый день. Касл-Рок таки остался прекрасным местом для того, чтобы жить и расти, как написано на плакате у въезда в город. Солнце ласкает озеро и листья деревьев на берегу, а в ясный день со Смотровой площадки видна вся дорога до самого Вермонта. Дачники, приезжающие на лето, обсуждают утренние газеты, а по вечерам в пятницу или субботу (а то и в пятницу, и в субботу) на стоянке рядом с «Подвыпившим тигром» иной раз случаются драки, но приезжие всегда уезжают домой, а драки заканчиваются. Этот город всегда был прекрасным местечком, и если кто-то начинает грузиться и грузить окружающих, знаете, что мы говорим на это? Мы говорим: «Это пройдет, он скоро на это забьет».
Генри Бофорта, к примеру, бесит, когда Хью Прист спьяну пинает его музыкальный автомат… но он скоро на это забьет. Вильма Ержик и Нетти Кобб терпеть друг друга не могут… но Нетти скоро на это забьет (наверное), а для Вильмы ненависть и неприязнь — просто обычное состояние организма. Шериф Пангборн до сих пор убивается по своим так нелепо погибшим жене и младшему сыну, и это, конечно же, очень большое горе, но и он тоже когда-нибудь успокоится — всему свое время. У Полли Чалмерс тяжелый артрит. Он не проходит, даже наоборот — если честно, то чем дальше, тем хуже. На такое забить невозможно, но она все равно притерпится. И она не одна такая — таких миллионы.
Мы по-прежнему иной раз огрызаемся друг на друга, но в основном все идет нормально. Или шло до сих пор. А теперь, друг мой, я вам скажу настоящий секрет: я из-за этого вас и позвал — сразу как только увидел. Есть у меня подозрение, что надвигается беда — настоящая беда. Нюхом чую, она уже не за горами, как гроза в неурочное время года. Склоки между католиками и баптистами из-за «Ночи в казино», дети, которые дразнят бедного заику Слопи, страдания Джона Лапуанта от несчастной любви, горе шерифа Пангборна — все это покажется мелочью по сравнению с тем, что нас ждет.
Видите здание на той стороне Главной улицы? Четвертое по счету от пустыря, на котором стоял «Эмпориум Галлориум»? С зеленым навесом над входом? Ага, вот это! Окна замазаны мылом — заведение еще не открыто. Вывеска: «Нужные вещи». Что еще за хрень такая? Я понятия не имею, но что-то мне здесь не нравится.
Предчувствие нехорошее.
Взгляните еще раз на улицу. Видите этого мальчика с велосипедом? Ага, того самого — с мечтательным видом. Приглядитесь к нему повнимательнее. По-моему, с него все и начнется.
Нет, я же вам говорю: я не знаю, что будет… у меня просто предчувствие. Но вы все равно приглядитесь к мальчишке. И задержитесь у нас в городке на какое-то время. Что-то явно назревает, что-то очень нехорошее, и если оно действительно произойдет, лучше, чтобы тут были свидетели.
Я знаю этого паренька с велосипедом. И вы, может быть, тоже знаете. Его зовут Брайан, фамилию вот запамятовал. Его отец занимается дверьми и отделкой стен не то в Оксфорде, не то в Южном Париже, по-моему.
Вы за ним понаблюдайте. И вообще, присматривайтесь ко всему. Вы бывали тут раньше, но скоро все изменится.