Грабитель

Клинг засмеялся, она спросила:

– Что, вспомнили этот анекдот?

– Нет, не вспомнил, но все равно здорово. Так как насчет совместного ужина?

– Для чего?

– Вы мне нравитесь.

– В этом городе миллион других девушек.

– И даже намного больше.

– Клинг…

– Берт.

– Берт, к сожалению, со мной у вас ничего не выйдет.

– Я ещё не сказал, чего я хочу.

– Что бы вы ни хотели, на меня не рассчитывайте.

– Клер, давайте рискнем. Разрешите мне пригласить вас на ужин, пусть даже это будет самый неудачный вечер в моей жизни. Мне приходилось рисковать и большим. На войне я время от времени рисковал и жизнью.

– Вы воевали? – спросила она.

– Да.

В голосе её вдруг проснулся интерес.

– В Корее?

– Да.

В трубке все стихло.

– Клер?

– Да, я слушаю.

– Что случилось?

– Ничего.

– Опустите, пожалуйста, ещё пять центов за следующие три минуты, – произнес автомат.

– А, ч-черт, минутку, – он полез в карман и бросил монетку в щель. – Клер?

– Вот, вы уже тратите на меня деньги, – отозвалась она.

– Ничего, денег хватит. Так как мы договоримся? Я заеду за вами вечером где-нибудь в половине седьмого?

– Нет, сегодня вечером это исключено.

– А завтра?

– Завтра у меня допоздна занятия. Часов до семи.

– Так я подожду перед колледжем.

– Но у меня не будет времени переодеться.

– Пойдете со мной в том, что будет на вас.

– Обычно я хожу на занятия в туфлях на низком каблуке и в старом растянутом свитере.

– Изумительно, – восхищенно сказал он.

– Хотя, впрочем, думаю, я могла бы надеть платье и туфли на каблуках. Наших оборванцев в колледже это бы шокировало. Но могло бы и послужить примером.

– Значит, в семь?

– Договорились, – ответила она.

– Тогда до свидания.

– До свидания.

– До сви… – улыбаясь, он повесил трубку. Опомнился, уже выходя из кабины. Полез в карман и обнаружил, что мелочи больше нет. Пришлось зайти в кондитерскую лавочку, хозяин которой был занят продажей малиновых леденцов по два цента штука. Пока раздобыл мелочь, прошло минут пять. Торопливо набрал номер. – Алло?

– Клер, это снова я.

– Знаете, вы меня опять вытащили из-под душа.

– Господи, мне ужасно жаль, что вы не сказали, у какого колледжа мы встретимся.

– Ох! – Клер умолкла. – Точно, не сказала. Возле женского университета. Знаете, где это?

– Да.

– Отлично. Приходите в Ридли Холл. Там найдете редакцию нашего факультетского журнала. Он называется “Ридлевский вестник”. Там я переодеваюсь. И берегитесь всех этих дерзких женщин.

– Я буду там минута в минуту.

– А я воспользуюсь своей женской привилегией и опоздаю на десять минут.

– Я подожду.

– Ладно. Но теперь вы меня извините, на ковре подо мной уже целая лужа.

– Простите, тогда уж лучше идите мыться.

– Вы так это сказали, словно думаете, что я грязная.

– Если хотите поговорить, я в вашем распоряжении на всю ночь.

– Лучше уж я домоюсь. До свидания, мучение.

– До свидания, Клер.

– Вы упрямы и сознаете это, правда?

Клинг сглотнул.

– Упрямый? Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Ах! – вздохнула Клер. – До свидания, – и повесила трубку.

Добрых три минуты он стоял в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло забарабанила упитанная дама и заорала:

– Молодой человек, это телефонная будка, а не гостиница!

Клинг распахнул двери.

– Очень жаль, – сказал он, – а я только что заказал у портье ужин в номер.

Женщина заморгала, лицо её вытянулось от удивления, а потом она ввалилась в будку и демонстративно хлопнула дверью.

В тот вечер в десятом часу Клинг вышел из подъезда на Петерсон-авеню. Немного постоял на перроне, глядя на огни большого города, которые весело мерцали в свежем осеннем воздухе. В том году осень не хотела уходить. Не хотела уступить место зиме. Упрямо (“Упрямый? Что вы имеете в виду?” – мелькнуло у него в голове, и он снова улыбнулся) держалась, вспоминая о лете, и люди тоже заразились у неё этой жаждой жизни, это было видно по выражению лиц тех, кто шел по улицам.

Один из них, один среди них – это тип по имени Клиффорд. Где-то среди людей, которые спешат и улыбаются, движется ненормальный тип. Где-то среди тысячи зрителей в кинотеатрах может быть убийца, глядящий на экран.

Где-то на скамеечке, среди шепчущих и целующихся влюбленных может поджидать он наедине со своими грязными мыслями. Где-то среди открытых улыбающихся лиц, среди взлетающих при разговорах в холодный воздух струек пара расхаживает он со сжатыми зубами.

Клиффорд.

Сколько Клиффордов в таком огромном городе?

Сколько Клиффордов в телефонной книге? Скольких Клиффордов нет в телефонной книге?

Перетасуйте колоду карт-Клиффордов, раздайте их и вытяните одного, любого Клиффорда.

Но время для мыслей о Клиффордах было неподходящее.

Это было время для прогулок на природе, где свежий воздух вам щиплет лицо, где под ногами шуршат сухие листья, и деревья наряжены в ослепительные цвета. Это было время трубок из можжевелового корня, время твидовых пиджаков и наливных румяных яблок. Было время для мыслей о вкусном ужине, хороших книгах, теплом одеяле и плотно закрытых окнах, хранящих от зимней стужи.

Время было не для Клиффорда, не для убийств…

Но убийство произошло, а в уголовной полиции работали парни с холодными взглядами, которым никогда не было по семнадцать.

Но Клингу семнадцать когда-то было.

Он направился к кассе, где меняли мелочь. Человек в зарешеченном окошке разглядывал какой-то комикс. Клинг заметил, что это был один из самых дурацких образчиков в своем роде, который лежал в каждом ларьке и в котором речь шла о вдове, страдавшей неизлечимым склерозом.

Кассир поднял глаза.

– Добрый вечер, – поздоровался Клинг.

Кассир подозрительно уставился на него.

– Добрый вечер.

– Можно вас кое о чем спросить?

– Смотря о чем, – ответил кассир.

– Ну…

– Если вы собираетесь меня грабить, молодой человек, так забудьте об этом, – посоветовал кассир. – Овчинка выделки не стоит, и потом полицейские в нашем городе знают свое дело, так что далеко вам не уйти.

– Спасибо за совет, но грабить вас я не собираюсь.

– Чудненько. Меня зовут Рут. Сэм Рут. Приятели именуют это место “будкой Рута”. Чем могу служить?

– Ночью вы работаете?

– Иногда. А что?

– Я хотел бы разыскать одну девушку, которая обычно садилась в поезд на этой станции.

– Тут в поезда садится уйма молоденьких девчат.

– Эта девушка обычно приходила между десятью и половиной одиннадцатого. Вы когда работаете?

– Когда я работаю в вечернюю смену, прихожу в четыре и ухожу в полночь.

– Значит, около десяти вы здесь.

– Мне так тоже кажется.

– Она блондинка, – продолжал Клинг. – Очень красивая блондинка.

– Вон там внизу в пекарне работает одна блондинка-вдова. Та приходит сюда каждый вечер в восемь.

– Эта девушка совсем юная, ей семнадцать.

– Семнадцать, говорите?

– Да.

– Не припоминаю, – сказал Рут.

– Подумайте еще!

– О чем? Я её не помню.

– Она очень красива. Если вы её видели, то забыть не могли. Прекрасная фигура, большие голубые глаза, ну просто нет слов!

Рут прищурился.

– Эге, – сказал он.

– Что?

– Припоминаю. Хороша штучка. Да, уже припоминаю.

– Когда она приходила?

– Обычно в десять двадцать пять. Точно, я уже вспомнил. Всегда проходила на платформу к центру. Обычно я наблюдал за ней. Чертовски хороша. И ей только семнадцать, говорите? Выглядит она намного старше.

– Только семнадцать. А вы уверены, что говорите о той самой девушке?

– Послушайте, откуда мне знать? Эта блондинка приходила обычно в десять двадцать пять. Раз попросила меня разменять ей десятку, вот я её и запомнил. Нам нельзя менять деньги крупнее, чем два доллара, хотя большинство таких не носит. Говорят, они приносят несчастье. Предрассудки – большое зло, – покачал головой Рут.