Страница 5 из 187
Пораженный, Покрышев смог только кивнуть. Адмирал уже развернулся, когда он коснулся сзади его руки. Тот повернул голову, взглянул в лицо. Таким же тихим голосом полковник произнес: «Поверьте мне, я сделаю все возможное». Кузнецов кивнул, как будто ему хватило.
Спускаясь вместе с остальными вниз, он вдруг ясно понял, что его так давило все время разговора. Это была неискренность. Все улыбки там, наверху, все это подчеркнутое внимание к его ногам, все эти «товарищ Покрышев» «товарищ Кузнецов» – были ненастоящими. То есть, несомненно, все сказанное сегодня было правдой, и все присутствующие полностью участвовали в событиях, и готовы были выполнить все указания любимого товарища Сталина и на страх, и на совесть, но все же Покрышева не оставляло странное чувство, что все произошедшее было тщательно отрежиссированным спектаклем с четко определенными ролями для каждого участника. Все знали, что делать, но выглядело это настолько ненатурально, что просто бросалось в глаза. Так иногда случается в театре, когда актер вдруг скажет что-нибудь так, что становится неловко и хочется отвернуться. Только адмирал флота казался реальным цельным человеком. Именно от его слов тяжесть ушла, осталась только усталость от спавшего напряжения.
Внизу он получил оружие и Новиков сел в машину вместе с ним. Они поехали обратно в Управление, позади держалась машина с летным генерал-лейтенантом и морским полковником, впереди, после выезда за ворота Кремля – еще одна, с охраной.
– Все понял? – спросил его Новиков, как только они пересекли мост, отделив себя от всего произошедшего в кремлевских стенах.
Покрышеву стало немного стыдно за свои мысли. Главмаршал был честным и сердечным человеком, и если он вел себя в присутствии Сталина как-то не так, то наверняка на это были веские причины.
– Так точно, товарищ главный маршал, понял, – он вздохнул.
– Не вздыхай, голова садовая, – Новиков дружески ткнул его в плечо. – Сотни человек о таком бы мечтали. Сейчас с Федоровским и Валерианом Федоровичем сядем и будем делать дело, понятно?
Они подкатили к воротам управления, машина охраны остановилась, перекрыв улицу, и ее пришлось объезжать.
Следующие четыре часа и полдня за ними были проведены в ругани. Сидя в комнате, пепельницы в которой переполнялись минут за сорок, четверо летунов сводили элиту морской и армейской авиации страны в списки, эти списки исчеркивались, мялись и переписывались, постепенно очерчивая костяк части, которая должна была зачем-то задавить всех. Это, опять же неизвестно почему, считалось более важным, чем оголение фронта, оставленные без командиров полки и эскадрильи – между прочим, в самую страдную пору. К своему облегчению, полковник понял, что идея создания «асовской» части, не раз поднимавшаяся в прошлом, но так ни разу до конца и не воплощенная в жизнь, вовсе не вызывает протеста Новикова. Идея была, в общем-то, благодарная. Забрав у каждой воздушной армии по четыре-пять самых сильных бойцов, они не слишком ослабляли ее мощь – командные должности не задержатся пустыми, а плюсы от включения соответствующих фамилий в формируемый список были несомненными.
– Гриб, оба Глинки[8] , Амет[9] , этот еще, как его, – Покрышев, прикрыв глаза рукой, жестикулировал зажженной папиросой, пытаясь вспомнить еще не названные им фамилии хотя бы тех летчиков, которых он знал лично.
– Погоди, Петро... Григорий, что у тебя там по флотским?
– Так, по балтийцам – это самые боеспособные части. Из четвертого гвардейского – Голубев[10] ...
– Какой?
– Василий. И Цоколаев Геннадий еще. Так, из штаба – Костылев...
– Здорово...
– И Игорь Каберов[11] из третьего гвардейского. Эти самые лихие.
– Так, я нашел одного еще, Николай Морозов, комэск в 731 ИАПе...
– Морозов... Морозов... Нет, не слышал такого. Ладно, ставь в запасной список. Сколько в сумме?
– Уже за сорок.
– Много. Нам ведь тридцать семь дали, верно?
– Точно так, – полковник-моряк мотал головой, пытаясь разогнать вокруг себя табачный дым, не отрываясь от измятых листов. – Восьмерка на бомберов, их не мы формируем.
– А кто?
– Сам Раков. Он недели через две будет отозван, ему полегче, но зато переучиваться надо.
– Ой, черт! – Покрышев натурально схватился за голову. – На что?
– «СУ-шестые». Это почти как вторые, но моторы получше и с ними весь оголовок.
– Голова моя садовая! Да мы-то на чем?!
– Э-э-э... Да на том же, что и сейчас, в принципе. ЯКи. Усилена конструкция... Крюк там, крылья складываются – всякие морские штуки... Сборка штучная, дерева – ноль... Так, – он полистал затрепанный блокнот с плотной непроницаемой обложкой и прошивкой из толстых шнуров. – Двадцать восьмого у нас запланировано с Яковлевым, смотрим машины. Ага, на двадцать восьмое – ЯКи-третьи, их в основном составе двадцать четыре, через три дня, в Монино – уже ЯКи-девятые, в том числе серии «Д»[12] . Слышал про такие?
– Нет, – на лице Покрышева отразилось недоумение. —Что за?
– Дальние. Для сопровождения и, в нашем случае, разведки. У американцев серийные машины с такой дальностью...
Полковник вдруг осекся, и Покрышев понял, что под его словами находится что-то большее. Исключительно по закаменевшему лицу моремана. В самой фразе ничего такого уж секретного вроде не было. Работать они закончили тогда далеко за час ночи.
Список в более-менее определенной форме был создан к двадцать третьему июня. Чтобы сформировать специализированную группу воздушной разведки, пришлось привлечь еще одного подполковника с Северного флота, которого выдернули для награждения «Нахимовым» в Москву. Вручив орден, его под конвоем отвезли в Управление и, не вводя в курс дела и ни с кем не знакомя, приказали составить список самых выдающихся морских разведчиков с истребительными навыками по ВВС всех четырех флотов – предупредив, что за каждую фамилию он несет личную ответственность. Старый полярный летчик, лично знавший еще каждого из первой семерки[13] и не боявшийся ни черта, ни бога, ни начальства, поставил первым в список одноглазого и однорукого капитана, прорвавшегося когда-то в гавань к «Тирпитцу». Покрышев, прочтя это, невесело усмехнулся. Его искалеченные ноги не давали покоя многим тыловым крысам, снова и снова заставляя его отстаивать свое право ходить в бой, хотя бы и на спецсобраной машине. В сноске было поставлено, что капитан уже год как пропал без вести на «Спитфайре». Выходка полярника могла бы насмешить, если бы не была такой грустной. Даже армейские фоторазведчики долго не жили, что уж говорить о морских.
8
Братья Дмитрий Глинка и Борис Глинка оба являлись известными асами, имея к концу войны 50 и 30 сбитых, соответственно. Это, однако, не единственный в истории случай – известно о двух братьях выдающегося германского аса начального периода войны Адольфа Галланда (103 сбитых за период 1940-1941). Двое последовали за ним в Люфтваффе и погибли, имея на счету 51 и 17 воздушных побед. Еще больше известны братья Манфред и Лофар фон Рихтгофены – германские асы Первой мировой войны.
9
Амет-Хан Султан, получивший известность в небе Сталинграда, к концу войны имел 30 сбитых лично и 11 в группе, впоследствии – дважды Герой Советского Союза, летчик-испытатель. Погиб в 1971 г. при взрыве в воздухе летающей лаборатории на базе бомбардировщика Ту-16.
10
Василий Голубев, один из наиболее известных летчиков Ленинградского фронта, был ведущим асом знаменитого 4 ГИАПа ВВС Балтийского флота. На конец войны, он имел 39 сбитых самолетов, среди которых, как предполагается, было трое германских асов, награжденных Рыцарским Крестом.
11
Георгий Костылев и Игорь Каберов – асы 3 ГИАПа ВВС Балтийского флота, имели к концу войны 43 и 28 сбитых самолета, соответственно. Первые одиннадцать побед Георгия Костылева пришлись на самый ранний период войны, а к 1944 году он совершал боевые вылеты, являясь главным инспектором ВВС КБФ по истребительной авиации.
12
Фактически, ЯК-9Д и ЯК-9ДД. Дальний и сверхдальний варианты истребителя, выпускавшиеся довольно заметной серией. Участвовали, в частности, в сопровождении американских «летающих крепостей» в челночных рейсах с использованием советских аэродромов.
13
Имеются в виду первые семь Героев Советского Союза, летчики, спасшие экспедицию Шмидта, зимовавшую во льдах после гибели «Челюскина».