Время жить. Пенталогия

В руках парня в кожаной куртке появилась монтировка. Прыщавый юнец нагло ухмыльнулся.

– Чё вы там гоношитесь? Да скажите спасибо, что мы вас хоть досюда довезли. Будто мы обязаны были, что ли, возить тут всяких?… Особенно каких-то вонючих баргандцев…

Глаза Дилера Дакселя опасно блеснули. Гранидского языка он не знал, но насчет вонючих баргандцев понял более чем хорошо.

– Спокойно, – повторил Собеско.

Здоровый, он бы без труда расправился со всеми четырьмя. А даже и с трещинами в ребрах… Парень в кожанке вцепился в свою монтировку как утопающий в канат и держит ее, чудак, перед собой обеими руками. Киношек насмотрелся, тоже мне боец. Вырубить его первым ударом, а остальные и при таком раскладе не противники… Но что дальше? Тогда надо идти до конца, захватывать грузовик, вытряхивать оттуда девчонку и ту толстую бабу… Будто пираты какие, право слово…

И Кен Собеско отступил.

– Убирайтесь, – сказал он. – Езжайте себе, езжайте, мы вас не тронем.

Как ни странно, они поняли моментально. Прыщавый шкет и мужичок в ветровке, не говоря ни слова, резво рванули в кузов. Остальные двое, тоже поспешая, но сохраняя остатки достоинства, забрались в кабину. Грузовик рявкнул мотором, рывком тронулся с места, попятился, разворачиваясь, и вдруг замер. Из кабины выскочила рыжеволосая девушка с большим свертком наперевес.

– Господин капитан, подождите! – крикнула она. – Вот… Возьмите… Это вам…

Она протянула Собеско большой ворох тряпья.

– Вот… Вы не смотрите, что они не очень новые… И чистые… Зато теплые. А дождевик, он тебе, Чирр, а то твой пиджак, он, как пойдет дождь, тут же промокнет…

Чирр Чолль отвернулся, но Кен Собеско, улыбнувшись, принял от девушки вещи – грязноватый, подранный, но теплый бушлат, старый темно-коричневый шерстяной свитер грубой вязки и дождевой плащ для Чолля. И еще буханку слегка подсохшего хлеба и большую пластиковую бутыль с водой.

– Вы простите, – сказала она. – Если можете… Отец, дядя, они не злодеи… Просто…

– Да нет, я понимаю, – грустно улыбнулся Собеско. – Езжайте. Спасибо.

Раз-два, левой-правой! Три-четыре, очень просто! И так еще тридцать два километра.

Вначале они шли молча.

– Господин капитан, – первым не выдержал Чирр Чолль.

– Что? – обернулся Собеско. – Знаешь, давай попроще. Зови меня просто Кен или, если хочешь, дядя Кен.

– Хорошо. А знаете, у меня, действительно, был дядя, только не Кен, а Кхан. Его на войне убили. Скажите, я вел себя по-детски?

– Да, – Собеско не стал отрицать.

– Я понял. Только это в последний раз. Я уже взрослый. Я теперь старше всех в семье… Скажите, ведь мне не надо было им угрожать, верно?

– Верно. Никогда не опускайся до угроз, Чирр. Угрозы – это признак слабости, они никогда не исполняются. Если можешь ударить, бей. Или… не бей. Или, если хочешь чего-то добиться без драки, можешь честно предупредить противника о последствиях.

– Я понял, – серьезно кивнул Чирр Чолль. – А почему вы отпустили их? Вы бы справились с ними, да?

Кен Собеско нахмурился.

– Знаешь, давай будем говорить по-баргандски, хорошо? А то Дилер не понимает по-нашему.

– Ничего, ничего, – включился в разговор Дилер Даксель. – В последнее время я уже что-то начал разбирать. Но Кен прав. У нас впереди Гордана, и тебе надо практиковаться. Вот…

– Да что уж там, договаривайте, – хмыкнул Чирр Чолль. – Вы хотели сказать, вот мой отец знай… знал иностранные языки, да? Я выдержу, я буду сильный. Я буду отомстить пришельцам. Только Кен, вы все равно скажите, почему вы не стали бить этих ублюдков? Вы же могли, да?

– Мог, – нехотя признал Собеско. – Даже в таком виде я бы справился с ними. Но что потом? Отбирать у них грузовик, что ли?

– Да, что потом? – подхватил Даксель. – Это представляю себе картину: драчка кончилась, вокруг тела валяются, Кен наш кулак зашибленный массирует. А потом берет за шкирку этого, толстого. "Ну что, шеф, едем дальше, да?" – Дилер Даксель хихикнул. – Нелепо, конечно. Но дело не в этом. Ладно, просто не смог ты, Кен, через себя переступить, через закон, через дисциплину свою военную. Грузовик этот какая-никакая, а их собственность, значит, они имеют как бы право нас с него попросить. А пойдешь против, да еще с кулаками, так ты как бы уже право-нарушитель.

– Да причем тут это? – проворчал Собеско. – Нарушитель, не нарушитель… Есть законы писаные, а есть людские. Ведь смотри, никто вокруг никого из автомобилей силой не вытаскивает, хлеб ни у кого изо рта пока не вырывает. Нет еще такого, чтобы за свое удобство чужой кровью платить.

– А если придется? – настаивал Чирр Чолль. – А что если не тридцать километров надо было идти, а сто? Или если бы у кого-то нога была ранена?

Собеско размышлял секунд двадцать.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Вот окажемся в такой ситуации, тогда видно будет. А сейчас… Не знаю.

– А вот они бы не колебались, – заметил Чирр Чолль.

– Так то они, – пришел на помощь Собеско Дилер Даксель. – А мы – люди. И людьми остаться должны. Иногда, бывает, даже лучше умереть, чтобы остаться человеком, чем жить нелюдью.

– Ага, обычно так и получается, – кивнул Чирр Чолль. – Как беда какая, негодяям всегда легче выживать, их совесть не мучает, а чужая беда не трогает. Отец… Отец рассказывал, как во время войны честные люди шли на фронт и погибали, а всякие подонки всеми неправдами прятались в тылу и оставались в живых. Вот у моего дяди Кхана была… как это по-баргандски… броня, а он все равно пошел добровольцем. И его убили. И так всегда.

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал Собеско. – Вообще, повернись дело так, либо мы, либо эти типы, я бы не колебался. Таких – не жалко.

– А та девушка, что дала нам хлеб и теплые вещи? – немедленно спросил Даксель. – Ее тоже?

– Да ну тебя! – рассердился Собеско, и на этом разговор заглох сам собой.

Он знал, что последние километры будут самыми тяжелыми, и даже представлял, насколько тяжелыми, но от этого было ничуть не легче. Каждый вздох отдавался болью в боку, перед глазами пульсировали цветные круги, ноги гудели от усталости, но все равно будто сами собой упрямо делали шаг за шагом.

Немного поддерживало и сознание того, что Чирру Чоллю было еще хуже. Он совершенно выбился из сил и теперь просто механически переставлял ноги, держась только на злости и силе воли. Один Дилер Даксель был еще в форме и уверенно шагал вперед, напевая себе под нос что-то ритмичное. Это немного помогало.

Солнце уже давно зашло, вокруг стемнело, время от времени их обгоняли более удачливые пешеходы, мимо проезжали, подсвечивая фарами, автомобили. Шел дождь, вернее, мелкая морось, пропитавшая, казалось, все вокруг водяной пылью. И это было хуже всего, так как лишало их возможности сойти с дороги и наконец отдохнуть у костра. Оставалось только идти вперед.

Далеко впереди и в стороне появилось пятно света, и это был нормальный свет электрических ламп, а не зарево очередного пожарища, на которые они уже перестали обращать внимание. Они не сразу увидели его за пеленой дождя, но дорога сама начала вести их к этому свету, словно бабочек к фонарю. Казалось, они бредут в темноте уже целые часы, но упасть сейчас, когда свет уже был так близко, было никак нельзя, и они преодолели последний длинный подъем, пологий, но показавшийся им вышиной с гору Вурузим, и вышли, наконец, на широкую площадку, освещенную желтым светом фонарей.

Когда-то, пять суток назад, это был обычный пост Дорожного Патруля при въезде в город. Сейчас это был блокпост: дорогу перегородили легкие металлические навесы, и между ними проходили по одиночке и группами люди и проезжали машины. Вокруг расхаживали вооруженные солдаты, а где-то за рядом деревьев на грани света и тьмы угадывался мощный силуэт танка с развернутой в сторону дороги пушкой.

Еще через четверть часа, отстояв недлинную очередь, все трое оказались в узком проходе между двумя крытыми прилавками, похоже, перенесенными на блокпост с ближайшего рынка. За прилавком сидел усталый молодой офицер с лейтенантскими стрелками на погонах и еще более молодой солдат-писарь.