Страница 130 из 140
– Это только остров Ксаннет, – уточнил Чирр Чолль.
Даксель пожал плечами.
– Какая разница? Все равно, Гордана. Интересно, что теперь дальше?
За все время плавания они ни разу не говорили на эту тему.
– Что дальше? – Кен Собеско задумался. – Дальше нас высадят на Карантинном острове, там мы по местному закону должны будем прожить семнадцать дней. Потом переправят на Ксаннет или прямо на материк. А дальше… Честно говоря, плохо я себе представляю, что дальше. Я ведь в прошлый раз был из привилегированных. У меня был контракт с фирмой, были деньги. И все семнадцать положенных дней я с комфортом прожил в гостинице, питался в ресторане, сидел по вечерам в кабаке с… этими… А потом поехал сразу в Реперайтер. К остальным я как-то тогда не приглядывался. Их, кажется, селили в длинные такие бараки, разбитые на клетушки. А на материке были два или три месяца бесплатного проживания в общежитии и биржа труда. Родственники им еще помогали. Или земляки. Еще вербовщиков на Карантинном было, конечно, как мух, но на их посулы покупаться охотников было мало… А больше я и не знаю.
– Ничего, – оптимистично заявил Даксель. – Окажемся на Карантинном, разберемся. Я, в конце концов, тоже на горданскую фирму работаю. Мне бы только Кару там отыскать…
– Послушайте, – Чирр Чолль дернул Собеско за рукав. – А вон тот остров, он, случайно, не Карантинный?
– Похож, – Собеско пригляделся. – Да, это определенно он.
– Тогда тут что-то не то, – недоуменно сказал Чирр Чолль. – Мы должны к нему идти, а на самом деле отдаляемся.
– И верно, – Кен Собеско развел руками. – Тогда из меня вообще плохой советчик. Что-то в этот раз все идет совсем по-другому.
Насколько по-другому, Собеско полностью осознал только через полтора часа, когда "Капитан Заман", дав приветственный гудок, вошел в небольшую бухту у северной оконечности острова Ксаннет.
Берег бухты был усеян палатками. Здесь были сотни, тысячи палаток, а среди них – десятки тысяч людей. Собеско приходилось разом видеть сто тысяч человек – на стадионе в Шилги, во время матча за кубок страны, но на этом месте поместилось бы с десяток подобных стадионов.
Среди моря палаток стояли длинные одноэтажные здания, очевидно, портовые склады и пакгаузы, и высился одинокий старинный портальный кран, похожий на колодезного журавля. От набережной отходило несколько коротких причалов, отделенных от палаток высоким забором из проволочной сетки и, кажется, с колючей проволокой наверху. У одного из причалов стоял небольшой пароходик, и с него с помощью сетей выгружали на пирс какие-то мешки и большие картонные ящики.
– Хватит любоваться, – Кен Собеско положил руку на плечо Чирру Чоллю. – Пошли собирать вещи. Кончилось наше плавание.
Пассажиры не торопились покидать корабль, и Кен Собеско прекрасно их понимал. Как ни тяжело было плавание, но за десять дней "Капитан Заман" стал чем-то близким и привычным, а обетованная земля за морем вдруг оказалась кошмаром, переполненным лагерем беженцев, пугающе многолюдным и неизвестным. Но Кену Собеско и его спутникам нечего было терять и нечего бояться. Они одними из первых вошли в небольшой домик – проходную, отделявшую огороженный забором с колючей проволокой причал от шумного лагеря.
"Как здесь называют чиновников иммиграционной службы? – мучительно вспоминал Собеско, пока они двигались в медленной очереди к единственной будке поперек прохода. – Крысами? Нет, не крысами, а, наоборот, змеями. И даже не просто змеями, а удавами… Очаровательное прозвище. И главное, как соответствует…"
Чиновник в будке действительно походил на удава – громадную сытую змеюку, неспешно переваривающую в холодке проглоченную добычу, но все же время от времени постреливающую в пространство тоненьким раздвоенным язычком. Он был толст, почти лыс и смотрел на всех немигающим взглядом рептилии.
– Документы, – лениво сказал он по-гранидски, когда Собеско, Даксель и Чирр Чолль поравнялись с его окошком.
Было видно, что эту фразу он произносит в тысячный раз, и она уже успела ему смертельно надоесть.
– Пожалуйста, – по-гордански сказал Собеско, протягивая в окошко три заполненные анкеты по пять страниц каждая, свое офицерское удостоверение, паспорт Чирра Чолля и справку Дакселя.
Чиновник коротко взглянул на документы и перебросил их сидящему в уголке неприметному писарьку, что-то корябавшему в большом гроссбухе.
– Судимости имеете? – равнодушно спросил чиновник.
– Пожалуйста, говорите по-гордански, – попросил Собеско. – Один из нас – баргандец. Он не понимает гранидского.
Удав и глазом не моргнул.
– Судимости имеете? Нет? Родственники в Гордане есть? Нет?
– У меня могут быть родственники здесь, в лагерях для беженцев, – торопливо сказал Даксель. – Жена и дети. Их зовут…
– Потом, – оборвал его чиновник. – В лагере есть доска объявлений. Общий режим или льготный?
– Есть и такой? – поинтересовался Собеско. – И сколько это стоит?
– Десять граммов золота в сертификатах или горданских брасах.
"Однако, – подумал Собеско. – Пять лет назад было всего четыре грамма. Ох, меняется все как, меняется…"
– Нет? – чиновник не проявлял ни малейшего интереса. – Тогда проходите. Добро пожаловать в Гордану.
Это прозвучало как издевка.
– Подождите, – не сдавался Даксель. – Я сотрудник горданской корпорации "Ренгер". Я работал на заводе "Гента" в Макьелине, Шуан. Заместителем директора.
– Проходите, – чиновник раздраженно посмотрел на Дакселя. – Кому надо, разберутся. Не задерживайте очередь. Следующий.
Дакселю ничего не оставалось, как только признать свое поражение.
– Ну и чучело, – сказал он, разведя руками.
– Удав, – поправил его Собеско. – Иммиграционную службу здесь называют удавами.
Но все это уже не имело значения. Они прошли через проходную и оказались на широкой площадке, со всех сторон окруженной людьми. Дальше были видны все те же бесконечные палатки.
– И что теперь? – Чирр Чолль остановился и вопросительно глянул на Собеско. – Куда идти?
Собеско не ответил. В этой толпе он сам чувствовал себя одиноким и потерянным. Ему некуда было идти.
Кучка новеньких, прошедших в лагерь раньше них, так же беспомощно жалась к проходной.
– Вы туда идите, к горушке, – посоветовал какой-то доброхот из толпы. – Там в бывших складах еще полно места. Не скапливайтесь тут.
Собеско покорно зашагал в указанном направлении по узкому проходу между палатками, держась вслед за одинокой молодой женщиной с маленьким чемоданчиком. Он пытался встряхнуться, сбросить с себя оцепенение, но у него не получалось. Томительно долгое ожидание в медленно ползущей очереди, равнодушный удав за стойкой, неизвестность впереди – все это подействовало на него сильнее, чем он думал. А еще – тысячи людей вокруг с потухшими взглядами и осунувшимися лицами, гнетущая атмосфера подавленности и обреченности и просто прибивающая к земле аура всеобщего горя и опустошенности. И запах нечистот…
Так жить было нельзя. Но люди – жили.
Это было как засасывающая трясина, и Собеско плелся, не поднимая головы. Женщина впереди уже оторвалась от них шагов на двадцать.
И тут ее остановили. Двое рослых парней, вышедших из-за какой-то палатки. Первый что-то сказал ей, она коротко ответила, покачала головой и пошла дальше. Второй заступил ей дорогу.
– Не торопись, красавица, – услышал глумливый хохоток Собеско.
Первый грубо схватил ее за руку и потащил куда-то за палатки. Женщина упиралась, но сопротивлялась молча, только с мольбой оглядываясь по сторонам. Человек двадцать, наблюдавшие эту сцену, отводили глаза.
– Не выделывайся, сучка! – рявкнул первый. – Я сказал, пошли!
– Мы тебя не сильно задержим, подружка, – ухмыльнулся второй. – От тебя не убудет.
– Охолонь, паренек, – насмешливо посоветовал ему Собеско. – Оставьте девушку в покое. Вы ей не нравитесь.