Страница 5 из 6
Пуля ударила в грудь, откинув сержанта от орудия в сторону. Но Николай не потерял сознания. Он смотрел в синеющее небо и видел свой недавний сон. Как на яву, рядом с ним люди подкидывали свои пилотки и радостно кричали, плача и обнимая друг друга. Летели вверх фуражки и грохотали выстрелы. Беспорядочно. От души.
Но до ПОБЕДЫ ещё далеко. Далеко до последних выстрелов этой страшной войны.
А его последний выстрел ещё впереди.
В голове зазвучали слова: «Останется только три снаряда».
— Четыре. Пока… — На губах пузырилась кровь.
Пальцы ухватились за утоптанные колосья, и, раздвигая пустые гильзы, сержант начал рывками ползти к пушке.
«Она заряжена, осталось только нажать спуск. Только нажать…».
И он полз, а вокруг него пули перемалывали в пыль колосья ржи.
«Окружили. Рядом уже. Успеть… должен…».
Ткнулся головой в сошник. В этот момент попало по обеим ногам и сразу под лопатку. Сильно попало.
— Ы-ы-ы… — завыл он, чувствуя, как уходят последние силы.
Стиснув зубы, и карабкаясь вдоль лафета, Николай добрался до казенника. От него и щитка, с искрами, рикошетили пули. Ещё две тупо ударили в спину, почти в то же место, где уже била толчками кровь, но он успел протянуть руку.
«Полковушка» выстрелила.
Сиротинин уже не мог увидеть, как взрыв разрушил часть моста и уничтожил ещё трёх солдат противника, в этот момент перебегавших на другой берег.
Последний выстрел сделал уже мертвец.
Его тело сползло вниз и откинулось от лафета, приняв в себя ещё несколько пуль.
И наступила тишина.
Только шелест ржаного поля под ветром пел свою непрерывную песню.
«— Я не могу, — рыдала Алеся ткнувшись в плечо Протасову, — как страшно, мамочки…
Она давно не смотрела на то, что творилось перед ними. А парни молчали, катая желваки и сжимая до боли пальцы в кулаках.
— Вы идите, ребята, — голос Валентинова был глух, — Олег, отведи Алесю домой. Я тут ещё немного побуду.
Протасов кивнул и нажал кнопку «Возврат» на браслете.
— Ничего не поменялось. Ничего мы не поменяли… — с горечью произнёс Валентинов.
Он поднял камеру и навёл на поле, максимально приближая на экране всю разбитую немецкую технику.
— Теперь никто не скажет что этот подвиг выдумки. Я всё сниму. Всё.
На сердце у парня было тяжело. Мутило, и кружилась голова. Звуки разрывов, даже приглушенные защитой стазиса, каждый раз отдавались пробками в ушах. Но он держался, как мог. Перед ним был пример. Перед ним был герой. Герой, не покинувший позицию и, вопреки приказу на отход, бивший врага, пока были снаряды и патроны. Пока были силы.
— И осталось три снаряда…».
Из-за густого пучка ржаных колосьев показался ствол карабина, затем выглянула голова в характерной каске. Немец внимательно огляделся и подал знак назад. Прикрывая друг друга, на вытоптанную и перепаханную взрывами площадку, со всех сторон вышли солдаты. Держа наперевес карабины, обошли всё вокруг, внимательно осматривая и переглядываясь.
Один из них, с погонами фельдфебеля, остановился у тела Сиротинина. Он долго и пристально смотрел в молодое лицо мёртвого русского. Присел, не отводя глаз. Покачал головой, достал блокнот и, ещё раз всё оглядев, принялся записывать. Затем поднялся и крикнул:
— Бауэр. Краузе.
Подбежали двое солдат.
— Оберягер, Вашему отделению — проверить вон ту рощу. — Он обозначил направление рукой. Бауэр козырнул и после коротких команд, группа солдат направилась к роще, откуда, по докладам наблюдателей вела огонь русская батарея. Фельдфебель повернулся к оставшемуся и протянул записку:
— Краузе, доставьте донесение обер-лейтенанту. И побыстрее.
Посыльный скрылся в море ржи. Фельдфебель расставил остальных солдат в охранение, а сам сел на лафет рядом с убитым.
Он многое повидал. Воевал в Испании, Франции, Польше…
Но такое видел в первый раз. Этот русский солдат потряс Вильгельма Бюлова до глубины души.
«Доннерветтер! Проклятый фанатик! Хотя нет, это не фанатизм, это другое. Что-то другое. Но что?
В русского стреляли все его солдаты. Он сам стрелял в него. Почти в упор. Пули рвали тело, но этот русский канонир упорно полз к пушке, оставляя за собой кровавый след. Полз, чтоб выстрелить.
И он выстрелил! Пробитый множеством пуль, он выстрелил!»
Бюлов повернул голову и посмотрел на три снаряда, лежащие рядом с левым колесом. Аккуратно соложеные, они смотрелись дико среди беспорядочно разбросанных стреляных гильз. Затем осмотрел лежащие вокруг пустые ящики. Один, совсем рядом, закрытый. Он протянул руку и открыл ящик.
Пуст.
— Майн Готт! — Вырвалось из груди.
«У русского оставалось только три снаряда. Он выстрелил почти все. А когда мы окружили его, то отстреливался из карабина, каким-то звериным чутьём определяя наше расположение в густых травах этого поля. Он убил рыжего Макса и Нотбека, ранил Кёлера, Альбрехта, Вельтмана, а Шульц скоро присоединится к Нотбеку. А что натворил своей пушкой этот русский там?»
Фельдфебель поднялся и посмотрел на поле. Мрачная картина.
«Мой Бог! Какой разгром! Десяток танков, бронетранспортёры…
Сколько погибло бравых ребят под осколками снарядов? Они были отличными солдатами. Но погибли. И это сделал он один! Значит, этот русский лучше?»
— Чертова русская артиллерия.
Обер-лейтенант Генрих Хенке выбрался из танка. Хмуро посмотрел на ещё горящие коробки панцеров.
— Чертовы русские канониры.
Спрыгнул на землю и открыл фляжку с коньяком, за которой и лазил в танк. Напряжение его не покидало. Сделал три глотка и глянул на поле.
«Это не бой, это избиение. Скрытая русская батарея подавляла все попытки развернуться в боевой порядок. Даже когда пришел приказ отойти, била отходящие ролики как в тире. Полностью сгорело пять танков, серьёзно повреждены шесть. Два панцера, что неосмотрительно сунулись в реку, вытащат конечно, но…
Из танко-ремонтного взвода докладывали, что можно восстановить только половину…
Восстановят, но кем заменить погибшие экипажи? Обученных панцеров достаточно, но опыт, черт возьми, где им взять опыт?»
Коньяк разливался по телу приятным теплом.
«Но русским снарядам плевать на опыт» — мелькнула мысль, и он сделал ещё пару глотков.
Наконец отпустило.
Из-за разбитого корпуса танка, объехав возящихся ремонтников, протарахтел мотоцикл. Солдат соскочил и, вытянувшись перед Хенке, доложил:
— Результат осмотра скрытой позиции русских, господин обер-лейтенант.
Тот принял записку и начал читать. В этот момент подошел оберст Рихтер производивший осмотр уцелевшей техники.
— Что тут у вас, Хенке?
— Доклад разведки, господин полковник.
— Не может такого быть! — После прочтения доклада воскликнул оберст. Он взглянул на солдата доставившего донесение:
— Краузе, вы сами видели русского канонира? Он был у пушки один?
— Да, герр оберст, — четко ответил солдат, — мы осмотрели всё вокруг. Он был один.
— Наверно он был прикован к этой пушке?
— Нет, господин полковник, — ответил Краузе.
Рихтер, не веря, покачал головой. Ещё раз прочитал донесение. Долго молчал.
— Я хочу взглянуть на это, — наконец сказал он, — Хенке, пусть подсчитают потери в личном составе. И составьте подробный доклад. Я должен знать, что докладывать генерал-лейтенанту Штеферу.
Полковник сел в подъехавшую машину.
— От моста придется идти пешком, господин полковник. Этот русский последним выстрелом повредил настил и часть опор.
— Ничего, Краузе, пешая прогулка только на пользу. Больше подробностей увижу.
Машина затормозила у моста, на котором уже велись ремонтные работы. Подбитые танки стащили, оставался только тот, что застыл на другом берегу.
Солдаты сразу вытянулись, а к полковнику подскочил фельдфебель.
— Господин полковник. Саперный батальон ведёт восстановление моста.