Будни

– А когда сейф снова открыли?

– Сразу, как они ушли. Они были всего несколько секунд. Только сказали моему тестю, что забирают ожерелье и серьги. Когда снова зажегся свет, он тут же подбежал к сейфу.

– Свет всегда гаснет?

– Всегда, – подтвердила Адель. – Все всегда одинаково. Гаснет свет, становится холодно, появляются эти странные... голоса, – она помолчала. – А потом приходят Йоган и Элизабет.

– Однако сегодня они не появились, – заметил Мейер.

– Так было уже, – поспешно ответила Адель.

– Они выживают нас из дома, – заговорил Ван Хоутен, – все идет к тому. Может, нам правда нужно уехать? Пока они все у нас не забрали.

– Все? Что вы хотите этим сказать?

– Остальные украшения моей дочери. Кое-какие акции. Все, что есть в сейфе.

– Где сейф? – спросил Мейер.

– Здесь, за картиной.

Ван Хоутен подошел к противоположной от камина стене. Там висела картина в раме с позолоченным орнаментом, изображающая пасторальный пейзаж. Рама была закреплена на петлях. Ван Хоутен распахнул картину, словно дверь, и указал на небольшой черный округлый сейф.

– Вот.

– Сколько человек знают код? – спросил Мейер.

– Только я, – ответил Ван Хоутен.

– Код где-нибудь записан?

– Да.

– Где?

– В надежном месте.

– Где?

– Я не думаю, что вас это касается, детектив Мейер.

– Я хочу понять, не мог ли другой человек добраться до кода.

– Да, этого, конечно, исключить нельзя, – согласился Ван Хоутен. – Но очень маловероятно.

– Ну, – произнес полицейский. – Я прямо не знаю, что и сказать. Я бы хотел обмерить комнату, если не возражаете. Размеры, расположение дверей, окон, ну и тому подобное. Для протокола, – и пожал плечами.

– Довольно поздно уже, – заметил Ван Хоутен.

– Я ведь и приехал сюда поздно, – улыбнулся Мейер.

– Пойдем, папа, я приготовлю чай на кухне, – вмешалась Адель. – Вы не долго, детектив?

– Не знаю, может, задержусь.

– Вам принести чаю?

– Спасибо, был бы очень обязан.

Она поднялась с дивана и взяла мужа под руку. Медленно она провела его мимо отца и вышла из комнаты. Ван Хоутен еще раз взглянул на Мейера, коротко кивнул и тоже вышел. Детектив закрыл за ними дверь и немедленно направился к торшеру.

Женщине было шестьдесят лет. Внешне она была похожа на добрую бабушку. Но эта бабушка только что убила своего мужа и троих детей. Ей объяснили ее права, и она сказала, что скрывать ей нечего и она готова отвечать на любые вопросы. Одетая в черное суконное пальто, под которым виднелись окровавленные пижама и халат, она сидела на жестком стуле в дежурке. Руки в наручниках неподвижно лежали на черном кожаном бумажнике на коленях. О'Брайен и Клинг посмотрели на стенографиста, тот взглянул на часы на стене, отметил время начала допроса – 3.55 – и кивком дал понять, что готов.

– Ваше имя?

– Изабель Мартин.

– Сколько вам лет, миссис Мартин?

– Шестьдесят.

– Где вы проживаете?

– На Эйнсли-авеню.

– Где именно?

– Эйнсли-авеню, дом 657.

– С кем вы там живете?

– С мужем Роджером, сыном Питером и дочерьми Энни и Абигайл.

– Расскажите, пожалуйста, что случилось сегодня ночью, миссис Мартин, – вступил Клинг.

– Я их всех убила, – проговорила она. У нее были седые волосы, тонкий орлиный нос, карие глаза за очками в тонкой оправе. Женщина смотрела прямо перед собой, не поворачивая головы ни вправо, ни влево, полностью игнорируя допрашивающих, видимо, все еще под впечатлением того, что она совершила всего полчаса назад.

– Вы не могли бы рассказать подробнее, миссис Мартин.

– Сначала я убила его, скотину.

– Кого?

– Мужа.

– Когда это произошло?

– Когда он пришел домой.

– В котором это было часу, припомните.

– Недавно.

– Сейчас почти четыре, – сказал Клинг. – Значит, это было около трех тридцати?

– Я не смотрела на часы. Я услышала, как щелкнул замок, вышла на кухню, он был там.

– Так.

– Над раковиной у меня висит нож. Им я его и ударила.

– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?

– Потому, что я так хотела.

– Вы поссорились с ним?

– Нет. Он закрывал дверь, я подошла к раковине, взяла нож и ударила его.

– Куда вы его ударили, миссис Мартин?

– В голову, в шею и, по-моему, в плечо.

– Вы ударили его трижды?

– Я сделала много ударов, не знаю точно, сколько.

– Вы понимали, что убиваете его?

– Да, понимала.

– Вы знали, что бьете его ножом?

– Да, знала.

– Вы намеренно убили его ножом?

– Я намеренно убила его ножом.

– А после всего вы понимали, что вы его убили?

– Я понимала, что он сдох, скотина.

– Что вы сделали дальше?

– Мой старший сын. Питер, вошел на кухню. Мой мальчик. Он закричал на меня, он все хотел спросить, что я сделала, он кричал и кричал на меня. Я его тоже ударила, чтобы он заткнулся. Он тоже был гаденышем, этот Питер.

– Вы осознавали, что вы делали, и на этот раз?

– Я понимала, что я делаю. Его я ударила один раз, поперек горла.

– Что произошло потом, миссис Мартин?

– Я пошла в спальню, где спали мои дочери. Сначала я зарезала Энни, потом Абигайл.

– Куда вы их ударили, миссис Мартин?

– В лицо, обеих в лицо.

– Сколько раз?

– Энни, наверное, два раза, а Абигайл только раз.

– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?

– Кто о них позаботится, когда меня не будет? – ни к кому не обращаясь, произнесла она.

– Вы бы хотели что-нибудь добавить? – спросил Клинг.

– Мне нечего добавить. Я правильно сделала.

Полицейские отошли от стола. Оба были бледны.

– О, Боже! – прошептал О'Брайен.

– Да, – отозвался Клинг. – Давай прямо сейчас позвоним дежурному в прокуратуру, пусть зафиксирует полное признание.

– Не моргнув глазом уложила четверых, – покачал головой О'Брайен и направился к стенографисту, печатавшему признание миссис Мартин.

Зазвонил телефон. Клинг подошел к столу и взял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.

– Это Доннер.

– Да, Толстяк?

– Я, похоже, кое-что узнал об этих тачках.

– Давай.

– Одну угнали с Четырнадцатой улицы. По моим сведениям, это было вчера утром. Совпадает?

– Я проверю по оперативке. Давай дальше.

– Она уже в кювете, – продолжал Доннер. – Только entre nous[2]. Я не хочу никаких неприятностей из-за этого. Угнал обычный фрайер, мать продаст за копейку. Он не любит ниггеров, четыре года назад в уличной драке убил двоих, но вышел сухим. Может, подмазал следователя, а, Клинг?

– В этом городе невозможно подкупить отдел убийств, и ты это знаешь, Доннер.

– Серьезно? Удивительно! По-моему, здесь можно кого угодно купить за пару долларов.

– Его имя?

– Дэнни Райдер, Гровер-авеню, 3541, у парка. Но его там уже нет.

– Где его искать?

– Десять минут назад он был в ночном баре на Мэйсон, бар «Феличиа». Идешь за ним?

– Иду.

– Возьми оружие, – посоветовал Доннер.

Было без четверти пять, когда Клинг подошел к «Феличиа». Там сидело человек семь. Он сначала рассмотрел бар через окно, потом расстегнул третью пуговицу плаща, открыл кобуру, проверил, свободно ли выходит револьвер, сунул его обратно и вошел в бар.

В нос ударил застоявшийся запах сигаретного дыма, пива, пота и дешевых духов. В обитой кожей кабинке пуэрториканка о чем-то шепталась с моряком. Другой моряк склонился над музыкальным автоматом, внимательно обдумывая свой следующий выбор; на его лицо падали оранжевые, красные, зеленые всполохи светомузыки. Усталая, жирная пятидесятилетняя блондинка сидела в дальнем конце бара, следя за моряком с таким видом, точно нажатие следующей кнопки могло разрушить весь мир. Бармен протирал стаканы. Он взглянул на вошедшего Клинга и немедленно узнал в нем слугу закона. В противоположном конце бара сидели двое мужчин.

2

Между нами (фр.).