Страница 77 из 99
Для характеристики настроения на фронте чрезвычайно знаменательны следующие подробности: 30 мая, на заседании всероссийского съезда офицерских депутатов, один из представителей офицеров Елизаветградского гусарского полка, стоящего на страже идеи наступления, сделал следующее любопытное заявление: «Вам всем известно, какая разруха охватила фронт. Пехота перерезывает провода, соединяющие ее с ее батареями. Пехота утверждает, что солдаты не останутся на фронте больше месяца, что они пойдут домой». Чрезвычайно поучителен также доклад одного делегата, сопровождавшего на фронт французских и английских социалистов большинства. Он был напечатан 18 и 19 мая в «Рабочей Газете», органе меньшевиков, то есть Чхеидзе, Церетели и Скобелева. Социалистам Антанты было прямо указано, что русская армия не хочет и не может дальше драться ради империалистических целей Англии и Франции. Положение транспорта, продовольствия и фронта, так же как опасность, которую представляет для революционных завоеваний дальнейшее затягивание войны, требуют быстрого окончания войны. Английские и французские социал-демократические депутаты отнеслись к такому настроению спокойно. Но от них к тому еще взяли обязательство передать на Западном фронте (во Франции) о том, что они видели в России. Немало резких выпадов было сделано против Америки; русские представители фронта часто упоминали о хищнической политике Америки в отношении Европы и союзников. Наряду с этим были высказаны требования скорейшего созыва международной социалистической конференции и участия в ней и поддержки ее со стороны английских и французских социалистов большинства. На одном из фронтовых заседаний французским и английским социалистам было сделано следующее заявление:
«Сообщите вашим товарищам, что мы рассчитываем получить от ваших правительств и народов определенные заявления об их отказе от завоеваний и контрибуций. Мы не прольем ни одной капли крови ради империалистов, будь они русскими, немцами или англичанами. Мы надеемся, что рабочие всего мира, придут к возможно скорому соглашению относительно окончания позорной войны, затяжка которой опасна для русской революции. Мы не заключим сепаратного мира, но передайте вашим, чтобы они скорее оповестили все воюющие державы о своих целях войны».
Из данного сообщения следует, что французских социалистов удалось совершенно переубедить. Это как будто подтверждается также и полученными сведениями о позиции, занятой Кашеном и Мутэ на конгрессе французских социалистов. Англичане же, наоборот, ни на какие уступки не пошли, за исключением Сандерса, подошедшего к русским несколько ближе.
По сведениям, полученным здешним министром иностранных дел, на русском фронте на министра иностранных дел было произведено покушение.
В той же «Рабочей Газете» некий фронтовик-солдат или офицер по фамилии Кушин описывает разруху на фронте в следующих выражениях:
«Страстное стремление к миру проявляется все более ясно и отчетливо. Даже сепаратный мир с потерей десяти губерний был бы приемлем, лишь бы он принес избавление от тягот войны. Все об этом страстно мечтают, хотя и не говорят этого слух на собраниях и в резолюциях и несмотря на то, что все сознательные элементы армии борются с этим стремлением к миру. Парализовать его можно только одним путем: показав солдатам, что демократические силы страны действительно прилагают все усилия для достижения мира и скорейшего окончания войны».
Всероссийский съезд советов рабочих и солдатских депутатов и фронтовых организаций, созываемый в Петербурге 1 — 14 июня, ставил первым пунктом порядка дня: война, вопросы обороны и борьбы за мир. К этому времени правительству вероятно придется выступить с заявлением по поводу ответа союзников, который вероятно будет получен в Петербурге раньше начала июня. Этот съезд вероятно приведет также к окончательному решению о командировке на Стокгольмскую конференцию и назначит туда своих представителей. Под четвертым пунктом в порядке дня значится национальный вопрос. По вопросу о формировании украинской армии между петербургским советом рабочих и солдатских депутатов и солдатским конгрессом, заседающим в Киеве, произошел открытый конфликт, обостренный учреждением собственного «Украинского Главного Военного Комитета». В связи с вышеизложенным, я в дальнейшем рассчитываю препроводить подробный доклад об усилении разрухи внутри страны, об обострении национального вопроса, а также и вопросов аграрного и промышленного.
В конце ноября я написал одному из моих друзей нижеследующее письмо, которое передаю in extenso, потому что оно очень точно передает мое отношение к положению, создавшемуся в тот момент:
«Вена, 17 ноября, 1917 г.
Дорогой друг!
После целого дня забот, раздражения и трудов; я хочу успеть написать тебе, чтобы ответить на твои очень интересные соображения; контакт с тобою наводит меня на другие мысли и заставляет забыть хоть на время все очередные огорчения. Ты пишешь, что слышал, будто отношения между императором и мною испортились, и что сожалеешь об этом. Да, и меня это также огорчает, потому что такое положение создает совершенно невыносимые трения при ежедневном вращении государственного механизма. Ведь как только нечто подобное становится известным, а это происходит очень скоро, то все враги мужского и женского пола со свежими силами кидаются на больное место в надежде меня сместить. Эти милые люди все подобны коршунам — причем падалью являюсь я — и вот они слетаются. И прямо поразительно: чего они только не выдумывают, каких интриг не нанизывают, чтобы раздуть существующие разногласия. Ты спрашиваешь, кто же такие эти враги, такие жадные до наживы?
Во-первых, это те, о которых ты сам догадываешься.
Во-вторых, это те враги, которые есть у всякого министра. Ряды их пополняются всеми, кто хочет стать на его место, и наконец множеством политических паяцов из Жокей-Клуба, весьма разочарованных тем, что они надеялись получить от меня личные выгоды, а я послал их на все четыре стороны. № 3 является забавной quantite negligable, № 2 опасен, № 1 смертелен.
Итак, меня во всяком случае не хватит надолго. Слава Богу, впереди мелькает избавление. Но мне бы так хотелось поскорее покончить с Россией, так как ведь это, может быть, открыло бы шанс всеобщего мира. Известия о России сводятся к тому, что русское правительство безусловно жаждет заключения мира, и притом возможно скорее. Если же он состоится, то он германцев окрылит. Они не сомневаются в том, что если им удастся перебросить свои части на Западный фронт, то они прорвутся, займут Париж и Калэ и станут для Англии непосредственной угрозой. Такие успехи конечно способствуют делу мира, особенно если удастся тогда убедить Германию отказаться от аннексий. Я по крайней мере не могу представить себе, чтобы после потери Парижа и Калэ Антанта не пошла бы на мир inter pares; во всяком случае это был бы верный момент для того, чтобы приложить к этому возможно большие усилия. Нельзя отказать Гинденбургу в том, что он до сих пор исполнил все то, что предсказывал, и вся Германия твердо верит в предстоящие его успехи на западе, конечно, при условии, что Восточный фронт очищен, то есть мир с Россией заключен. Итак, русский мир может стать первой ступенью лестницы, ведущей ко всеобщему миру.
За последние дни я получил надежные сведения о большевиках. Вожди их почти все евреи с совершенно фантастическими идеями, и я не завидую стране, которой они управляют. Но нас, конечно, в первую очередь интересует их стремление к миру, а оно как будто налицо; дальше вести войну они не могут. У нас в кабинете намечаются три направления: первое не принимает Ленина всерьез и считает его калифом на час, второе, хотя с этим и не согласно, но протестует против переговоров с революционером такого сорта; а третье, представленное, насколько мне известно, приблизительно только мной, пойдет на переговоры, несмотря на шансы появления новых калифов на час и на несомненную революцию. Чем меньше времени Ленин пробудет у власти, тем скорее нужно приступать к переговорам, потому что какое бы правительство не заступило его, оно все равно уже не возобновит войну, а создать себе в партнеры русского Меттерниха, раз его нет, я конечно не могу.