Страница 20 из 49
Вышел он с пустыря, трясясь от ужаса. Заметив, что спереди брюки у него заляпаны кровью, Лео снял пиджак и прикрылся им. Зашел в первый попавшийся бар и отыскал в телефонной книге номер скорой помощи. Улучив момент, когда никто не мог его услышать, позвонил и, изменив голос, сообщил, что на пустыре по улице Парагвай, за домом 3300 находится тяжело раненный человек.
Возвратясь в родную квартиру, Лео застал шурина за слушанием ночного футбольного репортажа: тот сидел в зале, включив приемник на минимальную громкость, чтобы не мешать остальным. Заметив, что на Лео лица нет, шурин поинтересовался, «уж не окрутила ли его какая-нибудь плюшка» Лео кивнул. «Мужик, позволяющий себя смешивать с дерьмом какой-нибудь девчушке, считай что конченый человек, — поделился жизненным опытом шурин. — Не позволяй никому тобой помыкать. Хотя, конечно, один волосок с п... тянет сильнее, чем пара быков». Лео оставил это глубокомысленное соображение без ответа и удалился к себе. Всю ночь напролет его осаждали кошмары. На следующее утро в числе прочих вестей уголовной хроники фигурировал случай извращенного изнасилования, жертвой которого стал неизвестный, обнаруженный полумертвым на пустыре. Сообщений о поимке преступника впоследствии не появлялось, равно как не сообщалось о смерти жертвы.
Политическая деятельность
Год спустя после описанных выше событий один сокурсник рассказал Лео о намечающейся акции протеста против увольнения профессора, позволившего себе в аудитории критиковать перед студентами президента страны, генерала Перона. Лео изъявил солидарность с пострадавшим и его защитниками — благодаря чему вскоре вступил в контакт с активистами компартии. Молодой человек восхищался мужеством членов партии и хотел даже вступить в ее ряды — но натолкнулся на сопротивление. Некоторым из коммунистов показалось странным несоответствие между возрастом Лео и его очевидным преждевременным физическим развитием, и они заподозрили в нем агента тайной полиции. Однако в конце концов упорство юноши сумело переубедить особо подозрительных, и ему стали поручать мелкие задания. Несколько месяцев спустя он был арестован полицией в полностью изобличающих его обстоятельствах. Двое агентов в штатском сели ему на хвост, когда он выходил из дверей типографии, неся антиправительственные листовки. Лео заметил слежку, но было уже поздно. Полицию интересовало прежде всего, куда он нес листовки. Поэтому — ввиду того, что проследить за ним до конца не удалось — Лео подвергли пыткам. Происходило это в комиссариате полиции Южного района. Камера была тесной. Лео успел разглядеть топчан, стол с радиоприемником, какую-то трубку и смотанный провод — после чего очутился на полу, согнувшись от удара, который ему без лишних слов нанес в солнечное сплетение один из сыщиков в штатском. Радио, пущенное на полную громкость, заливалось знойными приморскими песнями, покуда продолжалось избиение. Во время второго допроса ему пригрозили применить электрический разряд в пах — и Лео, не дожидаясь приведения угрозы в исполнение, ответил на все заданные вопросы. Лежа раздетым на топчане, с окровавленными уголками губ и черными кругами вокруг глаз, он спасовал перед перспективой остаться сексуально неполноценным. При виде того, как один из полицейских принялся обратно сворачивать кабель, в сознании Лео пронеслась мысль: тот тип на пустыре — он перед смертью тоже испытал такие муки? Он спросил себя, не искупил ли недавними своими страданиями, хотя бы отчасти, совершенного тогда преступления. И, заливаясь густыми, как глицерин, слезами ответил сам себе, что теперь он не только убийца, но еще и предатель. Тем не менее, в душе он испытывал растущее облегчение. Ему даже подумалось, какое удовлетворение, должно быть, извлекали христианские мученики из самых страшных своих мучений.
Как бы то ни было, выданные Лео соратники сумели избежать поимки. Обеспокоенные долгим отсутствием посыльного, они разъехались кто куда, найдя укрытие в глухой глубинке. Одному из них впоследствии суждено было стать крупной политической фигурой. Бойкот, с которым Лео столкнулся по возвращении на факультет, вынудил его прервать все связи с товарищами по партии.
Профессиональная карьера
1951:
Бросив архитектурный факультет — из-за того, что ему все труднее становилось сосредоточиться на учебе, — Лео, по протекции одной из подруг Ольги, младшей из своих сестер, поступил на работу помощником чертежника в журнал, публиковавший фотоповести и комиксы. Через несколько месяцев по недосмотру секретарши, оставившей на виду бухгалтерские ведомости, он узнал, что на самом деле находится в редакции в качестве стажера без оклада, а выплачиваемые ему под видом зарплаты деньги в действительности выделяет Ольга, из собственного кармана. Открытие это взбесило его, и он обрушился на сестру с обвинениями, будто она нарочно стремилась унизить его. Та парировала обвинение, заявив, что хотела таким способом обеспечить ему хоть какое-то занятие, коль скоро он оказался не в состоянии закончить университет. Сжалившись над братом, Ольга подошла и приласкала его со словами: «Нам приходится заменять тебе мать, а матери, сам знаешь, порою ошибаются». Ласковое прикосновение сестры покоробило Лео, точно это была не ее рука, а мерзкое насекомое. Умом он понимал, что та действовала из лучших побуждений, однако не мог преодолеть отвращения.
В тот же день Лео ушел из дома и обосновался в скромном пансионе, где снимали комнаты приезжие из провинции: молодежь обоих полов, приехавшая в столицу с побережья и из северных районов для работы на новых заводах, отстроенных на полученные правительством Перона кредиты. Юноши бежали от скудных заработков, которые ожидали их на сельскохозяйственных работах, а девушки — от безработицы, единственной альтернативой которой в провинции было наняться в прислуги.
В комнате, где поселился Лео, стояло две кровати. Когда владелица пансиона ввела молодого человека в его будущее жилище, сосед по комнате уже спал, однако тут же проснулся, и они разговорились. Тот оказался каменщиком, приехавшим из провинции Коррьентес. Лео пожаловался тому, что у него пока нет работы, — и каменщик отвечал, что на его стройке требуются подсобные рабочие, не имеющие никакой специальности. Утром они вместе туда отправились, и следующие два месяца Лео проработал на стройке — автоматически, точно речь шла о гимнастических упражнениях. В отношениях же с товарищами по общежитию для Лео сложилась весьма благоприятная обстановка: поскольку провинциалов в нем оказалось большинство, а местных столичных жителей меньшинство (а точнее, один Лео) — первые взяли за правило опекать и не дискриминировать его. За столом ему накладывалась лучшая порция чечевицы с мясом, в ванную его пропускали вне очереди и вообще оказывали массу подобных мелких услуг, что трогало его до глубины души.
Простота Аурелиано, как звали его напарника по комнате, также пришлась Лео по душе. Заботы у того были совсем иные — например, вовремя отправить деньги в Коррьентес своей больной матери и четверым младшим братьям, — и Лео они казались настоящими, а не надуманными, как его собственные. Получив, по прошествии двух недель работы, первую зарплату, он хотел было отдать часть денег Аурелиано, но затем передумал и решил отложить их на случай болезни, а с подарком повременить до следующей получки. Однако до того как этот день пришел, произошло следующее событие. Аурелиано попросили отремонтировать в частном порядке балкон в одной из квартир дома, соседствовавшего со стройкой. Лео вызвался помочь ему. Каменщик поделился с ним сокровенной мечтой: на эти свалившиеся с неба деньги он хотел позволить себе роскошь пригласить проститутку, с которой когда-то встретился и с тех пор не мог забыть.
Женщина посетила их комнату в четверг ночью. Лео ожидал окончания, слоняясь по темному, вымершему двору общежития. Тут, сияя от счастья, вышел Аурелиано и сообщил, что проститутка нашла Лео очень приятным мальчиком и готова предоставить ему свои услуги всего за несколько песо. Лео вернулся в комнату. Девушка оказалась привлекательной. «Я развратна до мозга костей, — произнесла она. — Для тебя я готова скинуть половину, или сколько там у тебя найдется». С эрекцией у Лео после этих слов оказалось неблагополучно, и никакого оргазма он не испытал. Вскоре пришла вторая получка, однако задуманный подарок Аурелиано Лео делать не стал.