Парус любви

– Ну так какие у вас предложения? – послышался хриплый голос Кейт, прервавший невеселые думы Тедди о собственном будущем.

– Предложения? – глухо переспросил Тедди.

– Насчет этой чертовой малютки.

– Как я понимаю, мы возвращаемся в Лондон?

– Да, – нехотя подтвердила Кейт, опасавшаяся раскрывать свои планы перед этим негодяем, который начинал вызывать у нее серьезные сомнения.

– В таком случае я полагаю, миледи, что нам бы следовало добраться туда как можно быстрее, – посоветовал Тедди. – Я бы предложил даже только менять упряжку и ужинать, но не задерживаться нигде на ночь. Кое-кто может заподозрить неладное, увидев Рокко с девушкой, к тому же, – добавил он, инстинктивно оглядываясь, – не исключено, что нас уже преследуют.

Кейт кивнула:

– На этот раз, мистер Уолтхэм, я с вами полностью согласна – у меня нет ни малейшего желания задерживаться. Признаюсь, меня все же интересует, – продолжала она саркастическим тоном, – какую участь вы уготовили нашей маленькой подружке. Вы ведь не собираетесь везти ее до самого Лондона?

Тедци Уолтхэм поглядел на неподвижную фигурку, покоившуюся в больших руках Рокко.

– У меня есть множество друзей в Лондоне, миледи, и по крайней мере дюжина из них с пребольшущим удовольствием заберут у нас маленькую леди, – сообщил он. Его слова отнюдь не удовлетворили ее любопытства. – Мы даже сможем выручить кое-какие денежки, если заключим выгодную сделку. Лондон, по-моему, самое подходящее место для нас, миледи.

– Пожалуй, что да, – заметила Кейт, устраиваясь поудобнее в углу экипажа. Все это время пожилая служанка София помалкивала, словно бы не замечая происходящего. Теперь она заботливо укутала меховым ковриком ноги своей госпожи. Забота об ее удобствах была важнейшим жизненным делом Софии. – Я вижу, что проявила поспешность и сильно недооценила вас, – сказала Кейт Уолтхэму.

«Но я-то вас оценил правильно», – подумал Тедди Уолтхэм, откидываясь головой на кожаную спинку сиденья. Однако, будучи человеком осторожным, он не решился спать в обманчивом безмолвии, которое царило внутри экипажа.

– Это не кровь лошади, ваша светлость, – мрачно произнес Баттерик. В полной тишине его слова прозвучали как погребальный звон. Беспомощно опустив руки, Баттерик посмотрел прямо в глаза герцогу. «Если бы только я мог умолчать об этом», – подумал Баттерик с чувством растущего отчаяния, ибо становилось все яснее, что стряслось что-то ужасное, непоправимое, хотя они и не имеют понятия, что именно, знают только, что леди Ри Клэр и граф Рендейл не вернулись с прогулки.

Герцог Камарейский вздохнул: слова Баттерика не были для него неожиданностью. Дурные предчувствия не оставляли его. Но что могло произойти? Закрадывалось подозрение, что кто-то затеял нечистую игру. Но ни в Камарсе, ни в его окрестностях ни один человек в здравом рассудке не посмел бы и пальцем тронуть Ри. Все очень хорошо знали, что она его дочь. Что же с ней могло произойти? Несчастный случай? Может быть, она лежит где-нибудь без памяти? И где граф Рендейл? С ним-то что могло случиться?

– Если бы только молодая мисс могла рассказать, что произошло, ваша светлость, – сказал Баттерик, бросая нетерпеливый взгляд на большой дом, куда отнесли бесчувственное тело Кэролайн Уинтерс. После того как три лошади возвратились в Камарей без всадников, он послал на поиски пропавших экипаж и нескольких лакеев и конюхов. В тот момент он еще не испытывал особого беспокойства, ибо и леди Ри, и граф были превосходными наездниками. Он даже представить себе не мог, чтобы один из них, а тем более они оба упали с лошадей. Баттерик послал в большой дом помощника конюха, чтобы сообщить его светлости о случившемся, и ждал его приказов, когда один из посланных им людей возвратился с ошеломляющими известиями. Распахнув дверцу вернувшегося экипажа, Баттерик с удивлением увидел мисс Кэролайн Уинтерс в испачканном и изодранном голубом костюме. Девушка была в полубессознательном состоянии.

Сам герцог отнес девушку в дом. Но с того времени, как ее нашли, словно безумную, блуждающую по проулку, с темным ушибом под глазом, она не произнесла ни слова. Сколько времени она бродила по дороге, откуда именно шла – было неизвестно. Только Кэролайн Уинтерс знала ответы на все многочисленные вопросы, но на какое-то время ее сознание отключилось. Послали за доктором, до его прибытия оставалось только ждать.

– Они отправились в Каменный-дом-на-холме, – раздумчиво произнес герцог. – Хотел бы я знать, добрались ли они туда.

– Вероятно, они поехали к старому мистеру Таберу, чтобы узнать о щенятах, – предположил Баттерик.

– Ри получила записку от старика с просьбой приехать. Вот она и отправилась, – сказал ему герцог. Тут он подумал о доброй душе своей дочери, и выражение его лица на миг смягчилось. Этот великодушный поступок мог стоить ей...

– Записка была от самого старика? – спросил Баттерик.

– Не знаю, – задумчиво сказал герцог, – хотя, вообще-то говоря, странно, что записка пришла так рано.

– Странно, конечно, но дело в другом, ваша светлость. Старый мистер Табер не умеет ни писать, ни читать.

– Может быть, записку написал кто-нибудь из членов его семьи? – как бы размышляя вслух, сказал герцог, не видя тут особых причин для беспокойства. Тем более что Баттс-рик был известен своей подозрительностью.

– Он и сейчас живет там один, если не считать внучки, – объяснил Баттерик. – А она совсем еще девочка. И не умеет ни читать, ни писать. Большинство Таберов не видят в этом никакой необходимости.

– Седлай моего жеребца, Баттерик, – приказал герцог. – И еще одного – для генерала.

– Хорошо, ваша светлость, – ответил Баттерик, отдавая соответствующие приказания праздно глазевшим на них помощникам конюхов. – Я не я, если мы не разберемся во всем этом.

– Да, – добавил герцог, останавливаясь в дверях, – оседлай лошадь и для самого себя.

– С удовольствием, ваша светлость, – широко ухмыляясь, ответил Баттерик.

В спальне, где лежала Кэролайн Уинтсрс, недоступная для общения с людьми, находившимися у ее кровати, стояла мертвая тишина. К чести герцогини Камарейской и леди Мэри Флетчер, следует сказать, что обе они сохраняли наружное спокойствие, испытывая при этом глубокие опасения, простиравшиеся далеко за пределы спальни, где лежала бесчувственная девушка. Обе вспоминали то, что произошло в начале лета. Возможно, видение начинало сбываться. Но ни герцогиня, ни леди Мэри не высказывали вслух мрачных мыслей, которые тревожили их, да в этом и не было никакой необходимости, ибо каждая из них знала, что думает другая.

Герцогиня задумчиво наблюдала, как Мэри осматривает грязный голубой костюм для верховой езды, что был на Кэролайн. Принадлежал он Ри, тут не могло быть никаких сомнений, но загадочным образом оказался на Кэролайн. На какой-то миг, когда Кэролайн вносили в дом, она даже подумала, что это Ри, забыв, что дочь была в зеленом костюме. Но затем ее сердце – да простит ее Господь – подпрыгнуло от радости, ибо она узнала Кэролайн. Герцогиня была счастлива, что это не ее дочь лежит в таком состоянии, и ждхпа, что вот-вот войдет Ри. Но Ри так и не появилась, и никто не знал, где она. И она, и граф Рендсйл бесследно исчезли.

Ее притененные ресницами фиалковые глаза вернулись к девушке, столь похожей на ее собственную дочь. Хоть бы она проснулась и рассказала, что случилось. Герцогиня проглотила комок, застрявший в горле; ее ум осаждали тысячи разных догадок. Но нет, она не поддастся дурным предчувствиям. Все будет хорошо. Непременно будет.

С кровати послышался тихий стон, и герцогиня и леди Мэри, затаив дыхание, устремили взгляды на спящую, не пришла ли она в себя. Но бледные веки оставались сомкнутыми, губы – запечатанными.

Сэр Джереми рухнул в кресло так резко, словно кто-то сшиб его с ног. Он глубоко переживал случившееся, но, зная, что он страдает, герцогиня не могла сказать ему ничего утешительного. Он не сводил воспаленных глаз со своей единственной дочери, все это видели и молчали.