Безумство любви

Люсьен постучал в дверь великолепного особняка на Беркли-сквер с опозданием на два часа. Надменное лицо мажордома расплылось в доброжелательной улыбке, только он узнал гостя. Проводив герцога в гостиную, мажордом попросил его подождать, пока он доложит о нем ее светлости. Люсьен бросил взгляд на стоявшие в углу часы с боем и улыбнулся: герцогиня непременно накажет его и заставит ждать. Все эти хитрости были ему давно известны, но каждый раз доставляли удовольствие. Однако сегодня он предвидел, что визит будет неудачным.

Чтобы скоротать время, Люсьен вытащил из кармана колоду карт, которую всегда носил с собой, и начал раскладывать пасьянс. Прошло полчаса. Мажордом все не возвращался. Люсьен разложил еще один пасьянс. Минут через десять открылась дверь и ливрейный слуга пригласил его в покои герцогини. Люсьен слегка усмехнулся, кивнул слуге и продолжал раскладывать карты. Только закончив пасьянс, он собрал их, не спеша положил колоду в карман и вышел.

Остановившись перед дверью герцогини, Люсьен тихо постучал, но, не дождавшись ответа, повернул ручку. Хозяйка сидела у окна в большом кресле, похожем на королевский трон. Властным взглядом она указала гостю на невысокий стул, стоявший справа от нее.

— Доброе утро, бабушка. — Люсьен склонился над протянутой ему для поцелуя рукой.

— Воистину утро! — бросила старуха. — Вы заставили меня ждать два с половиной часа. Это дерзость. Впрочем, вы всегда этим отличались.

— Вы прибавили к моему опозданию тридцать минут, бабушка. Если не ошибаюсь, я задержался на два часа.

— Уж не думаете ли вы со мной спорить? — рассмеялась герцогиня.

— Что вы, бабушка! Ни один смертный не отважится на это.

Герцогиня взяла дрожащей рукой, покрытой сеткой синих вен, тонкую трость и милостиво похлопала ею по сапогу Люсьена.

— Вы оскорбляете меня, являясь сюда одетый как конюх. Что за вид?! Неудивительно, что Бланш, видя вас, теряет голову от ужаса. Иногда я думаю, что сделала большую ошибку, предназначив ее вам в жены.

Люсьен усмехнулся, глядя в темные, как и у него, глаза герцогини:

— По-моему, бабушка, Бланш пугает мой шрам. Наверное, она думает, что в прошлом я был пиратом.

— Это ее дело. Итак, что привело вас сегодня ко мне?

— Я хотел бы просить вас встретиться с одной особой.

— Женщиной?

— Отчасти — да. Правда, намедни в парке я видел, как она сидит верхом и отражает рапирой выпады двенадцати мужчин. Причем весьма успешно. Так что не берусь точно утверждать, какого пола эта особа.

— Вот это женщина! — с восхищением воскликнула герцогиня. — Может, я ее знаю?

— Сомневаюсь. Если вы когда-нибудь и встречались, то при таких обстоятельствах, вспоминать о которых вам не слишком приятно.

— Вы раздразнили мое любопытство. Расскажите мне о ней подробнее. Кто она? — Герцогиня задумалась, потом кивнула головой и выгнула дугой брови. — А, попятно! Это одна из ваших оперных певичек или балерин. Верно? Не лучше ли вам подумать о Бланш, которую вы через несколько дней поведете к алтарю? О других подружках еще успеете вспомнить!

Люсьен улыбнулся:

— Вы очень схожи с этой женщиной. Такая же волевая, упрямая, и для вас, как и для нее, я постоянный источник раздражения. Кстати, вы со своими поверенными наверняка просидели всю ночь над теми ужасными условиями, которые решили вставить в завещание.

— Вас это задевает, Люсьен?

— Я не терплю вмешательства в свою жизнь и не принимаю ультиматумов.

— Вы и в детстве были несносны, упрямы, капризны, дерзки и непослушны. И все же я предпочитала вашу дерзость лицемерной добродетели Перси.

— Почему же сейчас вы попустительствуете Перси, позволяя ему завладеть моим имением?

Герцогиня рассмеялась:

— Только это и занимает вас! Слушайте же. Я убеждена, что вы сами должны сколотить себе со стояние и заслужить репутацию солидного и серьезного человека. К тому же я не могу забыть, что почти два года вы игнорировали меня и даже ни разу не навестили!

— Едва ли, бабушка, это вас слишком огорчало, — возразил Люсьен. — Вам просто не правилась моя независимость. Я никогда не пользовался вашей благотворительностью и из трудных ситуаций неизменно выходил сам. Мне уда лось сколотить состояние, в три раза превышающее то, которое я должен был унаследовать. И все же вы пытаетесь управлять мною. Что ж, на сей раз вам это удалось, ибо вы предложили мне выбор между свободой и богатством. Я уже не тот опрометчивый юнец, который неистовствовал, рвал завещание и призывал проклятия на вашу голову. Сейчас мне приходится смирить гордыню, поскольку имение Камарей для меня важнее всех ваших интриг. Оно по праву принадлежит мне, и я стану его хозяином.

— Значит, урок усвоен. — Герцогиня удовлетворенно улыбнулась. — Однако вы далеко не сразу поняли, что я добьюсь своего. Вам не по душе, что кузену и кузине достанутся ваши деньги и дом? Ненавистна даже мысль, что Перси и Кэт вступят во владение поместьем? Вы же догадываетесь, что она, овдовев, поселится там. Жене Перси придется помалкивать, ибо повелевать станет Кэт! Она красива, бессердечна, настойчива. И при этом завидует вам, Люсьен! Во всем. Не потому ли в детстве она из-за какой-то игрушки так расцарапала вам щеку, что шрам остался на всю жизнь? Да, Кэт до сих пор ведет себя как злобная кошка, если ей начинают перечить. Странно, что жена Перси терпит ее присутствие!

— И все же вы решили завещать Камарей Перси и Кэт?

— Вы все еще сердитесь на меня. Да, боюсь, я потеряла вашу любовь, мой мальчик, но мне хотелось бы увидеть, как будущие герцоги Камарей унаследуют то, что накоплено и создано их предками. Признаюсь: меня совсем не прельщает, чтобы Рэтбурны расхаживали по залам нашего фамильного замка. У Перси хотя бы есть дети, в которых течет наша кровь, поэтому род не угаснет. Да, я предпочла бы, чтобы его продлили. Однако, если предоставить вас самому себе, вы никогда не женитесь. Меня приводит в отчаяние мысль, что вы покинете этот мир, не оставив наследника своего титула и состояния!

— Но ведь теперь ваше сокровенное желание исполнится, дорогая бабушка, — напомнил Люсьен. — А я получу Камарей. И все же не ждите, что я прощу вас.

Голос герцогини дрогнул:

— Я никогда и не предвкушала полной победы над вами, Люсьен, поэтому мне всегда приходилось чем-то поступаться.

Люсьен посмотрел в испещренное морщинами по все еще волевое лицо бабушки и почувствовал себя виноватым. Впрочем, он тут же заподозрил что это очередная уловка властолюбивой герцогини, ибо слишком хорошо знал ее.

— Мы отлично понимаем друг друга. — Люсьен многозначительно улыбнулся. — Ведь я ваш внук.

Мажордом доложил о приходе еще двух визитеров.

— Просите, — сказала с неудовольствием герцогиня.

Люсьен поднялся и, направляясь к дверям, столкнулся с Перси и Кэт. Все трос остолбенели от неожиданности, что немало позабавило герцогиню.

После затянувшейся паузы Перси поздоровался с Люсьеном и подошел к руке хозяйки дома.

— Бабушка, как вы прекрасно выглядите! — Оп изобразил восхищение.

— Чушь! — Герцогиня поморщилась. — Я старуха, высохшая и сморщенная, но еще не настолько слабоумная, чтобы верить вам.

Перси, покраснев, обратился к Люсьену:

— Странно видеть тебя здесь. Я полагал, что вы с бабушкой не разговариваете?

— В случае необходимости мы заключаем перемирие. Вас с Кэт это огорчает?

— Какое нам до этого дело? — бросила Кэт, повернувшись к Люсьену своим чеканным профилем.

— А вы, как всегда, хороши собой, Кэт. — Люсьен усмехнулся. — Жаль, что это лишь внешняя оболочка.

Кэт прищурилась, и ее светло-голубые глаза загорелись от ярости. Она и впрямь была красавицей, с густыми темно-каштановыми волосами, ниспадающими на плечи, и чуть смуглой кожей, придающей ей несравненную прелесть. Но холодный блеск ее глаз выдавал полное бессердечие.

Она и Перси были близнецами. Он родился на несколько минут раньше, и глаза у него были чуть темнее. Росли они вместе и думали одинаково, поэтому сообща ополчались на Люсьена, которого не переносили и частенько поколачивали. После одной из драк у Люсьена остался шрам на щеке. Он до сих пор помнил, как торжествующе улыбались близнецы, видя, что кровь заливает его лицо.