Безумство любви

— Что это за мрачный субъект, старающийся вогнать меня в краску?

Уинтерс обвел глазами комнату, заполненную игроками, и увидел коренастого человека в оранжевом бархатном сюртуке. Тот угрожающе смотрел из-под нависших бровей на Люсьена.

— Что за черт! — недоуменно воскликнул Джереми.

— Не понимаю, почему этот тип воспылал ко мне ненавистью, — бесстрастно ответил герцог. — Я не имею чести даже быть с ним знакомым!

— Это сэр Фредерик Дженсен, человек с ужасным характером и вечно дурным настроением. Он подозревает всех в пренебрежительном отношении к себе.

— Неужели? Как это скучно!

— К тому же любит бахвалиться и болтать. Его язык уже не раз был причиной дуэлей.

— А как же он очутился в числе ваших гостей, Джереми?

— Он не мой гость. На каждом вечере обязательно найдется какой-нибудь субъект, неведомо как пролезший в дом. Но не могу же я вытолкать его в шею!

— Наверное, вам придется поступить иначе, Джереми, ибо этот тип направляется сюда с явным намерением втянуть нас в разговор.

Сэр Фредерик Дженсен, не обращая внимания на Уинтерса, развязно подошел к герцогу и смерил его враждебным взглядом.

— Исподтишка смеетесь надо мной, ваше сиятельство? — проговорил он так громко, что сидевшие за ближайшими карточными столами обернулись.

— Вовсе нет, сэр, — спокойно возразил Люсьен. — Ведь я не знаю о вас ничего, над чем мог бы посмеяться.

Губы Дженсена скривились в усмешке, он чуть наклонился вперед и, ткнув указательным пальцем в широкую грудь герцога, прошипел:

— Нет, вы злословили за моей спиной, высмеивали меня.

— На это не стоило бы тратить времени, ибо вы сами делаете из себя посмешище, — не повышая голоса, ответил Люсьен.

— Что-о?! Да я сейчас… — закричал сэр Фредерик, покраснев еще больше.

— Постойте, постойте, — вмешался Джереми, стараясь погасить ссору. — Зачем так волноваться, Дженсен? Вы просто немного перебрали.

— Перебрал?! Да я могу перепить любого! Даже его сиятельство всесильного герцога Камарея!

Игроки оставили карты и с интересом наблюдали эту сцену. В наступившей тишине слышалось только тяжелое дыхание сэра Фредерика.

— Вы должны передо мной извиниться! — по требовал он.

— Серьезно?

— Вполне серьезно, ваше сиятельство. Вы назвали меня деревенщиной, тупицей и заявили, что мое место в навозной куче. Я требую сатисфакции.

И он бросил герцогу перчатку.

Все присутствовавшие в зале затаили дыхание, ожидая реакции герцога Камарея. Шрам на его щеке побелел. Он вынул табакерку и, взяв из нее двумя пальцами щепотку ароматного табака, спокойно набил им сначала одну ноздрю, затем другую. И только после этого ответил:

— Совершенно очевидно одно: если бы я и впрямь отозвался о вас подобным образом, то ваше поведение сегодня полностью оправдало бы мои слова. А теперь прошу вас открыть окно. Здесь так омерзительно пахнет, что всех вот-вот затошнит.

Люсьен направился к двери, но вдруг обернулся и устало сказал Дженсену:

— Завтра на рассвете в дубовой роще. С секундантами. И не заставляйте меня ждать. Мне предстоит дальняя дорога, и надо выехать пораньше, чтобы поспеть на место до полудня.

Рот сэра Фредерика Дженсена непроизвольно открылся, а на лбу выступила испарина, но Люсьен и Джереми уже покинули зал. Игроки оживились, горячо обсуждая случившееся. Сэр Фредерик и несколько его друзей поспешно вышли из Золотого салона.

Тем временем герцог Камарей и Джереми Уинтерс остановились в буфетной и выпили по бокалу портвейна.

— Что за дьявол вселился сегодня в Дженсена? — воскликнул Уинтерс. — Он же спровоцировал вас! А ведь вы, как я понял, до этой минуты даже не слышали друг о друге.

— Никогда еще не встречал такого болвана, — задумчиво заметил Люсьен. — Скорее всего кто-то натравил его на меня. Но кто?

Сэр Джереми внимательно посмотрел на герцога:

— Что? Вы шутите?

— Подумайте сами, все это весьма странно. Здесь появляется субъект, которого я в жизни не видел, ни с того ни с сего обвиняет меня в клевете, вызывает на дуэль и, видимо, не успокоится, пока не убьет.

Джереми нахмурился:

— Возможно, Дженсен дурак, но имейте в виду: мечом он владеет неплохо. Известен как отличный дуэлянт. Это подтверждается и тем, что он до сих пор жив.

— Я всегда предпочитаю честный бой. Человек же, готовый исполнять чью-то волю ради посторонних ему целей, скорее прибегнет к чужой помощи, чем станет рисковать своей жизнью на дуэли. Нет! Боюсь, наш друг Дженсен стал жертвой собственной горячности, а не хладнокровного умысла. Что ж, из этой ситуации есть лишь один выход.

— Какой?

— Сэр Фредерик Дженсен сойдет в могилу. Это неизбежно. И к несчастью, именно мне пред назначено указать ему путь туда. Значит, так пред определено судьбой!

— Вы так спокойно говорите об этом, Люсьен!

— Разве? Я просто покоряюсь неизбежности, вот и все. Но если это спектакль, разыгрываемый по заданию какого-то интригана, мне очень хотелось бы узнать, кто он. А вдруг у меня есть враг, желающий моей скорейшей кончины? Я должен это выяснить.

— Это скандальная история, Люсьен! И в нее замешаны люди без стыда и совести. Стало быть, вы пока понятия не имеете, кто негодяй, замышляющий убийство?

Герцог осушил бокал и улыбнулся:

— Вы несколько драматизируете ситуацию, Джереми, но на ваш вопрос я отвечу: этот злодей мне неизвестен. У меня, разумеется, есть враги, но большинство из них я знаю. Интриган же предпочитает держаться в тени. А с призраками я не привык иметь дела.

Люсьен стоял перед растерянным Уинтерсом и улыбался.

— Не мучайте себя, Джереми. Я ведь очень упрям и всегда стараюсь, чтобы последнее слово было за мной. Мне только не хочется так рано вставать. Но придется. А пока — спокойной ночи!

Сэр Джереми кивнул и, оставшись один, наполнил свой бокал. В душе он благодарил Бога за то, что на следующее утро с герцогом Камареем предстоит драться не ему…

В дубовой роще было тихо. Лишь издалека доносился крик первых петухов, приветствующих рассвет, и щебет птиц. Прозрачные капли росы еще сверкали на листве деревьев и на высокой луговой траве. Сэр Джереми стоял молча, опираясь на трость Люсьена и перекинув через руку его сюртук и жилет. Несколько любителей острых ощущений, сумевших побороть сон и подняться в такую рань с постели, толпились чуть поодаль. Рубашка Люсьена, расстегнутая до пояса, обнажила грудь, поросшую рыжеватыми курчавыми волосами. Герцог снял парик, и его золотистые кудри упали на плечи.

Повернувшись к своему противнику, он вынул из ножен меч.

— Защищайтесь! — бесстрастно сказал он.

Сэр Фредерик сделал резкий выпад, но герцог легко парировал удар. Тут же последовал второй, но твердая рука Люсьена хладнокровно отбила и его.

Сэр Фредерик наступал, стараясь максимально использовать свое преимущество в физической силе. Однако проворство и искусство герцога постоянно брали верх над этими грубыми наскоками. К тому же каждый промах Фредерика давал возможность герцогу перейти в наступление. Дженсен явно устал, но, собрав последние силы, бросился на Люсьена, как разъяренный бык, и попытался вонзить меч ему в горло. Однако тот так же легко отбил эту атаку и, сделав молниеносный выпад, рассек плечо противника. Фредерик, вскрикнув от боли, упал навзничь. Меч выскользнул из его правой руки, а левой он зажал глубокую рану на плече, из которой хлестала кровь.

Люсьен отошел в сторону. Врач, наклонившись над поверженным дуэлянтом, оказывал ему помощь.

— Почему вы его не убили? — спросил Джереми, возвращая Люсьену сюртук, жилет и трость.

— Зачем? — Герцог вытер свой окровавленный меч белым носовым платком. — Он и так страдает от раны. Мне, ей-богу, не хотелось убивать болвана и отягощать свою совесть.

Герцог направился к стоявшему неподалеку экипажу, передал трость слуге и, обернувшись к Уинтерсу, сказал с легким поклоном:

— Очень жаль, Джереми, но я должен расстаться с вами. Дела!