Страница 18 из 103
Византийский первоутопист Плетон в начале XV века мечтал реформировать Византию во всемирное государство всеобщего благоденствия. А в конце того же века канцлер Флоренции и основоположник политологии Никколо Макиавелли сформулировал тезис, определяющий и по сей день отношение власти к истории: «история нужна правителю такой, какой она позволяет ему наиболее эффективно управлять своим народом». На этом тезисе и построена вся традиционная история, сочиненная в XVI–XIX веках, которую правильнее называть «политической историографией».
В результате вместо естественного поступательного развития цивилизационного процесса в истории каждого европейского государства появились периоды «древнего» расцвета, последующего «упадка» и «возрождения», разнесенные во времени и пространстве. Вот так единая византийско-ордынская история XIII–XV веков для одних превратилась в «иго», а для других в «(Прото)ренессанс». Что изменилось за последние 500 лет, прошедшие со времени разобщения Европы, с точки зрения идеи объединения человечества, записанной в Уставе ООН, — пусть читатель решает сам…
***
Снобизм официальной науки иногда проявляется фарсом:
Самым ярким событием последнего месяца оказалось научное открытие доктора исторических наук Леонида Грача… Спикер (Верховной рады Крыма) разъяснил украинским журналистам, почему президиум парламента принял решение о восстановлении в Симферополе храма Александра Невского — по причине его самого непосредственного отношения к независимости Украины. Ведь именно этот русский князь, оказывается, разбил шведов под Полтавой.
(Независимая газета. 23.02.2000)
Возможно, журналист «Независимой газеты» просто опубликовал оговорку доктора исторических наук (схватил за язык).
А если это новый результат исторической науки крымского розлива? Не станем же мы, простые читатели, после конфуза единичного доктора исторических наук подозревать всех историков?
СКАЗКИ И МИФЫ
Интересно, что сказки, как мы их понимаем в России, есть далеко не у всех народов. В русских народных сказках заключена совокупная мудрость предков, совершенно не претендующая на привязку к какому-либо историческому персонажу. Например, Василиса Прекрасная-это просто некая обобщенная «Прекрасная царица».
Сказка «Теремок» — это, так сказать, «коммунистическая модель общества»: мудрое изложение невозможности осуществления идеи всеобщего равенства (коммунизма). Рассыпался сказочный теремок, как известно, оказавшись не в состоянии вместить всех желающих, несмотря на общую благожелательность, с легкой лапки мышки-норушки.
А сказка о «Лягушке-царевне» — это «капиталистическая» модель «равных стартовых возможностей»: три брата пускают по стреле в белый свет, как в копеечку. А далее — кому боярская дочь (читай, административно-властная) судьба, кому — купеческая (читай — финансово-промышленная), а кому — лягушка на болоте… Однако есть и «рецепт казино»: удача-фортуна, олицетворенная в чудесном превращении этой самой лягушки…
Иными словами, сказка заранее воспринимается как вымысел, имея в виду только, что она, естественно, «ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок». Аналогичные сказки есть и у других славянских народов, и у народов Востока — арабские, адыгейские и т. д. сказки.
В Западной Европе ситуация иная: там место сказок занимает сказочный эпос, то есть повествование о некоторых героических событиях. Настоящие сказки в нашем понимании там появляются очень поздно, причем это авторские сказки: например, во Франции Ш. Перро (конец XVII в.), в Германии — братья Гримм (первая половина XVIII в.). И в России сначала ВА Жуковский, затем АС Пушкин пишут авторские сказки, однако они используют либо материал уже имеющихся русских народных сказок, либо заимствуют его у других писателей-современников (как Пушкин в «Золотом Петушке» у В. Ирвинга из его «Альгамбры»).
У скандинавских народов вместо сказок «саги» — эпические сказания, причем публикуются они только с середины XVII века (первые саги — Брунъюлд, 1643 г.).
В отличие от перечисленных, ни у древних евреев, ни у греков, ни у римлян никаких сказок нет. Нет их и у византийцев. Место сказок у греков занимают мифы (mythos) — смутные предания о фантастическом прошлом, однако с претензией на историчность. И в этом заключается принципиальное отличие мифов от сказок: сказка полезна тем, что она призвана уберечь от ошибок прошлого, от тупиковых путей, но при этом никогда не претендуя на быль. Детские сказки (а сказки предназначены именно детям) учат ребенка мудрости, но остаются сказками навсегда, когда он взрослеет. Сказка не способна обмануть.
Вдумайтесь только в слова знаменитой песни «Летного марша»: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Вот это как раз — явный обман взрослого слушателя. Сказка сама по себе никогда не становится былью. Дальше в той же песне есть и рецепт превращения сказки в быль: «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца — пламенный мотор». И сейчас мы видим, как виртуальные игры в хай-теки, порождение разума, постепенно лишают человечество сердца, превращая людей в роботы и чипы. И любая попытка сделать сказку былью — это не сказка, а мифотворчество.
Мифы же, в отличие от сказок — губительны для человечества, потому что из беллетристики усилиями историографов переводятся в категорию основы реальной истории. Вполне взрослые люди не верят в сказки, но охотно верят мифам. Этим создается превратное, сильно искаженное, а часто и просто вымышленное прошлое человечества — как давнее, так и совсем недавнее. И примеров тому несть числа.
Вот выдержка из современной книги Александра Горянина («Мифы о России и дух нации»):
«Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя. Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить свое: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое неудобовспоминаемое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе.
Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит, все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о «российской катастрофе» твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой — бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил товарищ Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.