Страница 9 из 14
Мы, участники движения за Права Человека во всем мире, можем и должны найти принципиально новые пути Для достижения своих целей в глобальном масштабе. И нельзя не согласиться с выдающимся французским поэтом Пьером Эмманюэлем, заявившим недавно на страницах газеты «Фигаро»:
«Да, думать вместе. Произвести инвентарь и подвести итог. Подготовить новую идею политики, существующую по ту сторону марксизма во всех областях общественной жизни, культуры и философии. Тогда очень скоро мир увидит, что мавзолей Ленина содержит лишь застывшую мумию, перед которой президенты мира, называемого свободным, могут воздержаться от ритуальных унижений». Воистину так!
«Реальная политика» или Средство самообмана
В наши дни, когда нравственная терминология полностью утратила свое реальное содержание, трудно, если вообще возможно, оперировать ею в разговоре о взаимоотношениях между Западом и Востоком. О свободе, о справедливости, о сострадании говорят нынче все: престарелые коллекционеры награбленных в русских музеях ценностей, их эластичные адвокаты, поэтические апологеты Орадура, идеологизированные убийцы, пытающие своих заложников, нефтяные шейхи и тоталитарные параноики так называемого Третьего мира. Можно ожидать, что вскоре о правах человека заговорят даже крокодилы.
Тем более моральный подход к этой проблеме несостоятелен в диалоге с деловыми людьми. В экономике существуют законы, в соприкосновении с которыми моральные критерии как бы теряют свою силу.
В самом деле, как увязать рыночную конъюнктуру, угрозу инфляции, рост безработицы в собственных странах с заботой о страдающем ближнем в тоталитарном мире?
Поэтому мне и хотелось бы сейчас подойти к вопросу не с нравственных, а с чисто прагматических позиций, т. е. рассмотреть его с точки зрения наших обычных оппонентов.
Если не считать чисто демагогических доводов этих оппонентов вроде заботы о благосостоянии простого человека за «железным занавесом» (правда, возникает некоторое недоумение: разве наручники, в которых вывозили из СССР Владимира Буковского и на которых стояло клеймо «Сделано в США», служат этому «благосостоянию»?), о мирном характере поставляемой продукции (опять напрашивается вопрос: разве аппаратура подслушивания, с помощью которой, к примеру, устанавливаются пути миграции «самиздата», с последующими судами и расправами над инакомыслящими, служат «мирным» целям?), об установлении большего взаимопонимания между двумя системами, то главный их довод сводится к тому, что Запад-де не может допустить дестабилизации тоталитарного содружества, ибо это может привести к общемировому экономическому хаосу.
Довод этот достаточно серьезен, чтобы можно было отмахнуться от него с морально-максималистских позиций.
Действительно, крушение политически косной, но экономически сложившейся структуры, так или иначе внедренной в мировой производственный оборот, несомненно приведет планетарную экономику в катастрофическое состояние. Но из этой, на мой взгляд, бесспорной посылки на Западе выросла и утвердилась (убежден, не без активной поддержки определенных советских органов) абсолютно самоубийственная концепция сохранения статус-кво, которая в качестве единственной меры спасения от возможного хаоса предлагает политику практически безвозмездных кредитных инъекций в эту структуру.
Но если, вопреки общепринятым предубеждениям, трезвыми глазами рассмотреть экономическую и политическую ситуацию на Востоке, то можно убедиться, что пресловутая «дестабилизация» уже приняла там необратимые формы. Только полное отсутствие объективной статистики и открытой информации помогает тоталитарной пропаганде наводить на свою агонию оптимистический грим и разыгрывать из себя деловых партнеров.
Поэтому подлинный прагматизм состоит сейчас не в том, чтобы, пренебрегая реальностью, продолжать успокаивать себя анестезией детанта в политике и концепцией искусственного дыхания в экономике, а в том, чтобы активно поддержать (ни в коей мере не прекращая при этом уже сложившихся контактов) все, даже находящиеся в зачаточном состоянии конструктивные силы демократии в тоталитарных странах, которые в случае критической ситуации могли бы овладеть положением в обществе и канализировать опасные для человечества процессы в эволюционное, русло, т. е. к подлинной стабилизации.
Как это ни парадоксально, но спасти свободную рыночную систему и прагматическую демократию Запада имеют возможность не закормленные капиталистическими подачками Брежневы и Чаушеоки, а все те же романтические моралисты, донкихоты нашего смутного времени — Сахаровы, Курони, Вышинские. К счастью или к сожалению, но другой альтернативы нет, все остальное остается прекраснодушной иллюзией, какими бы наукообразными расчетами она ни прикрывалась.
Оптимальной формой эволюции, которую следовало бы поддержать политикам и деловым людям Запада, могла бы, на мой взгляд, стать ситуация, сложившаяся сейчас в Польше. Фактически в стране уже существуют три параллельные власти: официальной партии, католической Церкви и Комитета защиты рабочих, утвердившего себя явочным порядком и успешно (при растущем нейтралитете правительства) функционирующего. Медленная, почти незаметная с первого взгляда, но необратимая конвергенция этих трех институтов власти представляет собою одно из самых уникальных в мировой политике и обнадеживающих для тоталитарного общества явлений нашего времени.
Если благотворный пример Польши найдет себе продолжение в других восточноевропейских странах (а для этого там имеются все предпосылки), то будущее хозяйственной, а следовательно, и политической структуры Запада может не вызывать опасений: демократические перемены на Востоке произойдут без дестабилизирующих взрывов и потрясений.
Но эту очевидную истину прекрасно осознают и кремлевские заправилы. Именно поэтому с такой жестокостью подавляют они всякое проявление свободной мысли и демократических тенденций в подконтрольной им империи. Недавние процессы над Александром Гинзбургом, Анатолием Щаранским, Александром Подрабинеком и целым рядом других советских правозащитников свидетельствуют о решимости советских властей силой навязать себя Западу в качестве единственных партнеров в каком-либо диалоге. В связи с этим защита деятелей демократического движения на Востоке становится для политиков и дельцов Запада отнюдь не альтруистическим актом, а прагматической мерой самозащиты от одностороннего диктата.
Справедливости ради следует отметить, что все сказанное мною не составляет открытия или секрета для многих политиков, общественных и промышленных деятелей Запада, но, если быть до конца откровенным, большинство из этих деятелей склонны намеренно оттягивать демократическую эволюцию на Востоке по одной весьма прискорбной причине: тоталитарный мир, освободившись от тирании, откроет архивы, и тогда обнаружится, сколько, когда, кому и в какой валюте платили за их намеренную слепоту и комфортабельную уступчивость. А это, естественно, повлечет за собой соответствующее возмездие.
В начале своих беглых заметок я намеренно выступил с позиции «адвоката дьявола», ибо, только вскрыв нехитрый механизм современной прагматической мысли, можно наглядно убедиться, что сколько бы мы ни утешали себя релятивистским суесловием, вместилищем всех проблем человеческих и единственными судьями в их решении остаются для нас наше сердце и совесть, и только одни они мерило всех ценностей на земле, и только в них наше спасение.
1978
Эпоха «Скотского хутора», или Будни посторвеллизма
1
Вот и остался позади 1984 год. Год орвелловских пророчеств. Год, который, по его предсказаниям, должен был бы завершить роковую стагнацию тоталитарной цивилизацим. На первый взгляд, социальные фантазмы великого провидца не нашли себе в современной действительности ровно никакого реального подтверждения. И все же предпосылки для выстроенной им ситуации явственно проглядываются в пестром калейдоскопе нашего разрываемого политическими страстями мира: уже налицо три более или менее равноценные и идеологически обособленные силы на земном шаре (я имею в виду прежде всего США, СССР и КНР), ведущие между собой — правда, тэка что только на периферии своих сфер влияния — локальные войны; промывка мозгов (на Востоке — с помощью тотальной пропаганды, а на Западе — в результате искусной дезинформации и поп-культуры) сделалась почти всеобъемлющей, а удушающий «новояз» становится в обществе, в особенности — в образованной его части, лингвистическим нормативом. Теперь никого уже не удивляет, когда философские дискуссии ведутся (причем, подчеркиваю, не только в восточной, но и в западной аудиториях) на языке профсоюзных активистов, где вместо серьезных размышлений о смысле и сущности явлений собеседники разыгрывают партию в словесный пинг-понг, употребляя вместо игровых мячиков терминологию, сплошь состоящую из ходячих митинговых клише: «капитализм», «империализм», «неоколониализм», «расизм», «эксплуатация» и так далее, как говорится, и все в том же духе.