Смерть и солнце

- Оль Кербин, - просипел "дан-Энрикс".

Лекарь удивленно вздрогнул.

- Да ты что же, понимаешь по-такийски?

- Да… - выдохнул Рикс.

- Пусть скажет, кто он и откуда, - сказал кто-то изсидевших у костра. Лекарь даже не повернулся в его сторону.

- Не мое дело. И тем более не ваше. Придет Астер - они спросит все, что нужно. Или я не прав?..

- Да ладно, ладно, - буркнул тот, кто пожелал узнатьимя "дан-Энрикса".

- Спасибо, Пчелоед, - ответил кто-то с противоположногоконца поляны. Голос был глубоким и довольно звучным, он без труда перекрыл всеразговоры у костра. Крикс невольно посмотрел в ту сторону, откуда он звучал, ноне увидел почти ничего. Должно быть, человек стоял в густой тени. - Кто это?..

- Мэлтин с Лаской притащили из разрушенной деревни,Астер, - отозвался Пчелоед с такой готовностью, что сразу стало ясно – этотАстер пользовался совершенно исключительным авторитетом среди остальных.

- Вот оно как. Ну тогда расскажи, имперец - что тамбыло?

Крикс напряженно ожидал, пока его собеседник выйдет изсвоего укрытия, но несколько секунд спустя сообразил, что тот не собираетсяэтого делать. Кажется, его вполне устраивало оставаться в темноте и видеть всехприсутствующих на поляне, оставаясь недоступным для их глаз.

- Туда приехал отряд такийских всадников. Ихпредводитель зарубил сельского старосту за то, что он позволил нам остаться вих деревне. И приказал своим людям сжечь наш лазарет. Они начали жечь дома, а яубил их командира.

- Человека, который командовал отрядом"Горностаев"?..

- Да.

Тот, кого называли Астером, молчал, должно быть,добрых полминуты. А потом сказал:

- Ты лжешь. Я в жизни не поверю, что такой сопляк, какты, сумел его убить.

- Я подстрелил его из арбалета.

Еще одна долгая, томительная пауза.

- Ты можешь описать, каков он был собой, - тотайшерит, которого ты подстрелил?

Крикс попытался было выразительно пожать плечами, но,поморщившись от боли, отказался от этой идеи и просто ответил:

- На нем были лирские доспехи. Белый плащ… гребеньна шлеме тоже белый, из конского волоса. А в остальном - обычный нагориец.Узкое лицо, черная борода. Только глаза не темные, а голубые. И еще - у всехостальных поверх доспехов были черные накидки с горностаем, а у него - ничего.

Седой мужчина с резкими морщинами на худом,обветренном лице, и молодыми темными глазами при этих словах ударил кулаком враскрытую ладонь.

- Клянусь Двуликим, Астер!.. - сказал он, и напоследнем слове его голос странно дрогнул. - Это правда он! Пареньдействительно его убил!!

- Или он просто выдумал все это, чтобы спасти своюжизнь, - скептически заметил молодой мужчина, занимавший самый край бревна. -Щенок вам врет, а вы и рады - развесили уши и уже готовы пускать слюни отвосторга. Пусть докажет, что не лжет - если сумеет.

Крикс скосил глаза на говорившего. Им оказалсяодноглазый человек лет двадцати пяти, через лицо которого тянулся длинный сизыйшрам. На раненного он смотрел почти брезгливо. Энониец мысленно пообещал себе,что, если он останется в живых и оправится от раны, то припомнит этому человекувсе сразу - и "щенка", и то, что тот назвал его лжецом. Ну а пока онпросто посмотрел на одноглазого с презрительным прищуром:

- Очень нужно мне тебе что-то доказывать, кривоепугало. Не веришь - и не надо.

Одноглазый резко встал, и Крикс подумал, что ужасныйшрам и нездорово-бледное лицо его обидчика только что ввели его в заблуждение.В действительности тому было даже меньше двадцати.

- Что ты сказал?.. - прошипел он.

- Достаточно, - приказал человек, стоявший задеревьями. - Сядь, Даррек.

К удивлению "дан-Энрикса", взбешенный еговыходкой противник как-то разом сник и снова опустился на бревно.

- Я думаю, имперец сказал правду, - сказал Астер. -Если это так, то Лис и Шестипалый подтвердят его слова, когда вернутся.Пчелоед, пока перевяжи его… а там посмотрим.

Пчелоед кивнул и снова наклонился к ране, но седоймужчина, на которого известие о смерти командира "Горностаев"произвело такое сильное впечатление, удержал лекаря за плечо и опустился накорточки рядом с энонийцем.

- Погоди, южанин. Подкрепись, пока этот трухлявый грибне стал вытягивать из тебя жилы. Будет легче.

С этими словами он поднес к губам Рикса какой-топредмет, который при ближайшем рассмотрении оказался старой, покоробившейся отвремени кожаной фляжкой. Запах чего-то слезоточиво крепкого, отдающего смолой иможжевельником, ударил в ноздри. Крикс храбро глотнул из фляжки нечто, большевсего походившее на смесь ячменной водки и настойки от простуды.

- Пей, сколько захочешь, - щедро предложил седой. - Апотом я сам выпью за твое здоровье. Как тебя зовут?..

Крикс открыл было рот, чтобы представиться, но тутглоток чудовищного пойла докатился до его желудка и южанин судорожнозакашлялся, вытаращив глаза.

- Кхх-х-рик… - только и выдавил он из себя, преждечем горло пережало новым спазмом.

- Твое здоровье, Рик! - торжественно сказал седой,глотнув из фляги так непринужденно, словно там была обыкновенная вода.

Конь убитого "дан-Энриксом" такийца оказалсяпревосходным. Обычно Дарнторн относился к лошадям очень бережно, но в этот разон гнал коня по направлению к Сокате со всей возможной скоростью. Льюбертспешил, словно гонец со срочным донесением - с той только разницей, что длягонцов в пути приготовляют свежих лошадей, а Льюберту пришлось преодолеть всеэто расстояние на вороном тарнийце, вид которого назойливо напоминал ему оПастухе. В Сокате Дарнторна, по счастью, опознали сразу. Ему позволили поесть,дали вина, и Льюберт, наскоро поведав о гибели раненых, упал на отведенную емукровать и сразу провалился в сон. Правда, проспал он всего несколько часов,после чего Дарнторна снова растолкали и сказали, что его желает видетькоадъютор.

Ирем совершал обход городских укреплений и, похоже,только что вернулся. Он даже не пожелал дождаться, пока Льюса приведут к нему,и встретил его прямо во дворе, небрежным жестом отпустив стрелка,сопровождавшего Дарнторна.

Молча выслушав историю о появлении такийцев и оразорении деревни, лорд задал вопрос, который Льюс больше всего боялся от негоуслышать.

- Рикс убит?

- Да… то есть… я не знаю, - пробормотал он. -Думаю, что да.

Рыцарь нахмурился.

- Что значит "думаешь"? Ты это видел?

Льюс невольно отвел взгляд. Раньше лорд Ирем всякийраз смотрел как будто сквозь него, и у Дарнторна создалось не слишком окрыляющееощущение, что рыцарь просто не желает его замечать. Но сейчас, когда коадъюторсмотрел на него в упор, Льюберт готов был пожалеть об этом времени. Выдержатьпристальный взгляд рыцаря было не так-то просто.

Льюберт облизнул сухие губы и кивнул, стараясь невстречаться с Иремом глазами.

- Как он погиб?..

Дарнторна так и подмывало брякнуть - "Какдурак". Если бы не его непоправимое упрямство, Рикс мог бы сейчас стоятьздесь рядом с Льюбертом.

- Да может, он еще и не погиб, - пробормоталДарнторн, покусывая нижнюю губу. - Может, он жив и попал в плен к такийцам.

По лицу коадъютора никак нельзя было прочесть, о чемон думает.

-Видимо, так от тебя толку не добьешься, - хмуроподытожил он и приказал. - Расскажи все, что помнишь.

Льюберт сглотнул. То, что он помнил о сражении,рассказать было невозможно. И не только сэру Ирему, а вообще ни одному живомучеловеку.

Льюберта едва не затошнило от одной лишь мыслирассказать мессеру Ирему о том, что Рикс погиб в каких-то ста шагах от места,где укрылся сам Дарнторн. И вместе с тем в нем поднималась мутная волнанегодования. "Да почему я вообще должен оправдываться в том, что я, вотличие от Пастуха, не идиот?.."

Льюберт, в общем-то, не помышлял о том, чтобы обманутькаларийца - просто заменял в своем рассказе непроизносимыеместа. Мешаяправду с ложью, он поведал, как такийцы подожгли походный госпиталь, а они с"дан-Энриксом" нашли валявшийся без дела арбалет. Как энонийца внескольких шагах от Льюберта сбил с ног какой-то шэддер, а Дарнторн сумелспастись, выпустив арбалетный болт в атаковавшего их всадника с приметным белымгребнем на верхушке шлема и вскочив на его лошадь. Как потом он прятался влесу, пока такийцы жгли деревню. И наконец, о том, как после их отъезда онискал, но не нашел труп Рикса среди остальных убитых. Или просто не сумелузнать его среди десятков обгоревших тел. К концу рассказа Льюберт неожиданнопоймал себя на том, что уже четверть часа совершенно по-плебейски грызетноготь.