Смерть и солнце

Дарнторн только поморщился. Надо же было тратитьстолько слов, чтобы объяснить то, что было очевидно с самого начала - Пастухпросто сумасшедший. Сколько Льюберт его знал, южанин всякий раз очертя головубросался именно туда, где его ждали самые большие неприятности. Дарнторна этовсегда раздражало, но в тот вечер он почти хотел, чтобы южанин поскорей пришелв себя. После ухода лорда Ирема Дарнторн совсем извелся от безделья и отприступов внезапной тошноты и был бы рад любому обществу. Правда, он плохопредставлял, как можно завязать беседу с человеком, с которым вы раньшеразговаривали только для того, чтобы как можно сильнее оскорбить друг друга. Но,по счастью, когда Рикс действительно проснулся, он заговорил с соседом сам.

Посмотрев на Дарнторна так, как будто он пыталсяоценить, к лицу ли его недругу плотная шапка из бинтов, Пастух вздохнул.

- Значит, ты правда здесь?.. Я думал, мне этоприснилось.

- Не приснилось, - проворчал Дарнторн. - Ну что? Кактебе наше первое сражение?..

- Не знаю, - отозвался Рикс, помедлив. - Помнишь, какученики Ратенна перепились на годовщину коронации Валларикса, а потом пыталисьвспомнить, что случилось прошлым вечером? Я сейчас чувствую себя примерно также. Ничего не могу вспомнить, кроме… кроме лиц тех двух людей, которых яубил.

- Понимаю, - откликнулся Льюберт, ощутив нечто подозрительнонапоминавшее сочувствие. - Со мной было точно так же, когда я убил своегопервого. Это пройдет.

Губы южанина то ли презрительно, то ли страдальческискривились.

- Ты хоть сам-то себя слышишь? Я убил другого человека- а ты заявляешь, что это "пройдет". Можно подумать, что мы говоримпро дождь или неурожайный год.

- Решил разыгрывать святошу?.. Что же ты тогдапомчался воевать, даже не вытащив стрелу, миролюбивый наш? - парировалДарнторн. Он ожидал, что энониец по привычке огрызнется или пошлет его кфэйрам, но не угадал. Южанин несколько секунд молча смотрел на собеседника, апотом, так и не произнеся ни слова, отвернулся от него к бревенчатой стене. Этоможно было расценивать как полную капитуляцию, но, против ожидания, никакойрадости Дарнторн не ощутил.

Глава II

Тучи то и дело закрывали бледную луну, и тогда вокругвнезапно наступала темнота, такая непроглядная, что Льюберт не мог различитьдаже ушей собственной лошади.

Уклоняться от веток, нависавших над тропой, Дарнторнуудавалось через раз. Но, как ни странно, за все эти несколько часов Льюбрертотделался всего лишь полудюжиной царапин на лице и порванной рубашкой. Ехатьрысью в незнакомом месте и в такую темень мог только помешанный. Но, еслиправду говорят, что пьяным море по колено, то и сумасшедших неприятности,наверное, обходят стороной. Конь Дарнторна не споткнулся, узкая тропа непривела к обрыву, а очередная незамеченная ветка не вышибла Льюса из седла.Когда под копытами у его вороного жеребца захлюпала вода, Льюберт шепотомвозблагодарил Пресветлых Альдов и остановил коня. Сейчас ему было плевать, чтодаже дикий зверь побрезговал бы пить из этой лужи. В горле у Дарнторна страшнопересохло. Он присел на корточки и начал торопливо черпать воду горстью.

Катастрофа разразилась в третий день их пребыванияв походном лазарете, когда Льюберт уже мог ходить без посторонней помощи, а ополученном в сражении ударе напоминало только небольшое головокружение ираздражавшая Дарнторна слабость во всем теле. Крикс шел на поправку медленнее,но он тоже начал выходить из лазарета и даже пытался разрабатывать больнуюруку, морщась от каждого резкого движения. Потом неуемный Рикс нашел на заднемдворе госпиталя позабытый кем-то самострел и поделился с Льюбертом своимнамерением починить сломанный спусковой механизм. "Дурная голова рукампокоя не дает" - буркнул в ответ Дарнторн. А Крикс, будто не слыша,попросил - "Подержи здесь, я сейчас вправлю спусковой крючок. Будетстрелять, как новенький". И Льюберт, как дурак, держал громоздкий арбалет,слушая болтовню "дан-Энрикса" и сам не понимая, как ввязался в этуглупость. Пастух говорил с Дарнторном так, как будто бы они были обычнымиприятелями по Лакону. Льюберта это обескураживало - почти так же сильно, как иощущение, что эта новая манера Рикса почему-то не вызывает в нем никакогораздражения или протеста.

Всадников, ехавших от леса, местные заметили ещеиздалека. Бывший в то время на дворе Дарнторн мельком взглянул на бледное ибудто помертвевшее лицо сельского старосты, и сразу понял - дело дрянь.

Рикс, все еще возившийся в углу двора со своимидиотским самострелом, встал и подошел поближе. Льюберт ухватил его за локоть.

- Там такийцы! Надо сваливать.

- Что?.. - Пастух недоуменно распахнул зеленоватыеглаза.

- Уходим, говорю! - Дарнторн уже тащил его с собой.Ограда у деревни, хвала Высшим, была невысокой, а местами просто обвалившейся.- Ты их накидки видел?.. Это "Горностаи". Они всех тут перережут.

Рикс остановился.

- Подожди! А как же раненые? И… все остальные?!

Дарнторн почувствовал неодолимое желание, не сходяс места, придушить своего старого врага.

- Что "остальные"? Чем ты им поможешь -тем, что дашь себя убить?.. Такийцев больше сотни.

Тут Дарнторн слегка преувеличил, но это былоневажно. Для южанина с его нелепым арбалетом было бы достаточно и двух. А то иодного.

Но Рикс как будто бы не понимал таких простыхвещей. Неудивительно - Льюс помнил, как глаза у его старого врага все времяразгорались от любой возвышенной и патетичной дури. Например, от перспективыбесполезной смерти не пойми за что.

Глаза Дарнторна застилало странной пеленой. Льюбертсмогргнул и ощутил, что с ресниц что-то капнуло. А потом еще раз. Только послетретьей прокатившейся по носу капли Дарнторн наконец сообразил, что плачет.

Он уже не помнил, когда плакал в прошлый раз - но,кажется, ему тогда было лет десять.

…Брошенный первым такийцем факел прочертилширокую дугу и упал на соломенную крышу лазарета.

Скулы у "дан-Энрикса" побелели. Онпопытался рывком взвести найденный арбалет, но, разумеется, не преуспел.

- Помоги мне!.. - прошипел Пастух. И, не услышавникакого ответа, обернулся.

Обнаружив, что его с Дарнторном разделяет уже почтидюжина шагов, "дан-Энрикс" растерялся.

- Ты куда? - спросил он совсем тихо. - Ты… Ты жене трус, Дарнторн!

Пастух смотрел на него с таким выражением, какбудто бы действительно считал, что Льюс сейчас вернется - принимать участие вбездарной, никому не нужной схватке, которую они проиграли еще до начала.Дарнторну очень хотелось со всего размаха врезать энонийцу по лицу - ипосмотреть, как брызнет кровь из сломанного носа. И одновременно он не моготделаться от ощущения странной беспомощности. Хегг возьми этого Рикса, нупочему с ним всегда так сложно?..

- Пропади ты пропадом, Пастух! - процедил Льюберт сненавистью. - Я с тобой вместе подыхать не собираюсь.

Он развернулся и, уже не думая о Риксе, бросился кспасительной опушке. Но успел преодолеть не больше двадцати шагов.

- Стой! - с бессильной злостью крикнул ему вследПастух. - Вернись назад, или я сам тебя убью.

Дарнторн посмотрел через плечо, и обнаружил, что"дан-Эриксу" каким-то чудом все же удалось взвести проклятыйсамострел.

Но останавливаться было глупо. Выстрелит ли Рикс -это еще вопрос, а вот вернуться - это уже несомненное самоубийство.

Льюберт отвернулся побежал дальше, ожидая, что еговот-вот прошьет насквозь короткий арбалетный болт. Он даже успел мысленноспросить себя, успеет ли он в таком случае хоть что-нибудь почувствовать, илипросто споткнется на бегу и рухнет носом вниз?