Страница 129 из 162
И все-таки, когда она увидела у кораблей оруженосцакоадъютора и Нойе Альбатроса, повсюду таскающегося за Риксом, сердце Королевысжалось от необъяснимого волнения. Мгновение спустя Айя презрительноскривилась. Дожили! Еще чуть-чуть - и она уподобится рыбацким женкам, которые сутра до вечера таращатся на море, с напряжением высматривая лодку мужа… а заих замызганный подол цепляются несколько ребятишек. Последнее - это ужнепременно. Сколько Айя себя помнила, рыбачки с Дальних островов рожали каждыйгод, и к двадцати, самое позднее - двадцати трем годам каждая из нихпревращались в этакую тостую, бесформенную тушу с колоноподобными ногами ивизгливым, как у чайки, голосом.
На острове Зеленых скал, где Айя прожила первыхдвенадцать весен своей жизни, большая часть взрослых женщин были именно такими,и ее саму наверняка ждала бы та же участь, если бы Хейнар, родившийся тремяминутами позже нее, не появился бы на свет беспомощным калекой. Или если бы ихмать не умерла на следующий год, а все-таки успела бы родить отцу здоровогонаследника. Но так уж получилось, что единственный брат Айи не способен былнаследовать семейный промысел - спина у него была слабая, а левая нога нелеповывернута, так что ходил он всегда как будто враскорячку. Да впридачу к этомуХейнар еще и простужался от самого крошечного сквозняка и большую часть временистрадал то от одной, то от другой болезни.
По обычаю, таких детей сразу же после их рождениядарят Морскому змею, но отец не одобрял этой традиции, так что Хейнар осталсяжить.
Наверное, поэтому отец так и не смог жениться снова.Всем хорошо известно, что больной с рождения ребенок приносит своей семьенесчастье. Никакая женщина в поселке не хотела получить такого пасынка - вдругМорской змей рассердится на то, что его лишили подношения, и не позволит ейродить здоровых сыновей?.. Отец в конце концов смирился с положением вдовца, аАйя была только рада, что у них не появилось мачехи. Во-первых, во всех сказкахмачехи любили только своих собственных детей, а пасынков всячески изводили итиранили. Во-вторых, если бы новая жена отца сумела родить ему сына, то отец бысразу перестал брать Айю в море, и она лишилась бы всего, чем дорожила в жизни.Ей льстило, что с ней обращаются так, как если бы она родилась мальчиком ибудущим главой семьи. Отец учил ее ставить паруса и обращаться со снастями и необращал внимания на то, что она лазает за чаячьими яйцами на скалы и дерется сдеревенскими мальчишками. Последние, кстати сказать, быстро уразумели, чтолюбители швырять в Хейнара грязью или же дразнить калеку будут иметь дело с ней- и после нескольких расквашенных носов оставили в покое их обоих. Правда,друзей у нее было немного, но Айя не чувствовала себя обделенной. Ей вполнехватало общества Хейнара.
Одним словом, первые десять или одиннадцать весен Айясчитала свою жизнь вполне счастливой. Но потом отец решил, что они с братом ужедостаточно взрослые, чтобы вести хозяйство в его отсутствие, и поступил гребцоми свежевальщиком на один из промысловых кораблей, идущих к Кривому рогу заворванью и тюленьим мясом. Судно, называвшееся "Вьюрок", разбилось вшторм, а в осиротевшем доме вскоре появилась их дальняя родственница, взявшаяна себя роль опекунши Айи и Хейнара. Айя, впрочем, полагала, что ее интересуютвовсе не они, а дом и крепкая парусная лодка, оставшаяся им в наследство ототца. Новоявленную родственницу полагалось называть "тетушкой Эдой",но Айя возненавидела ее с первого дня, и в разговорах с Хейном называлаопекуншу не иначе, как "эта жирная корова".
"Жирная корова" требовала, чтобы Айянадевала юбку и сидела в четырех стенах, а еще она заставляла ее прясть и шить.Но наибольшее негодование у Айи вызывало то, что эта женщина распоряжается в ихдоме, словно полновластная хозяйка. Она совершенно не заботилась о здоровьеХейнара и заваливала его кучей мелких поручений, многие из которых требовали отнего подолгу находиться во дворе. Айя пыталась объяснить, что все эти делаобычно поручались ей, а Хейн тем временем делал дела по дому, но Корова дажеслышать о подобном не желала. Чинить одежду или мыть посуду - это женскаяработа, а собирать хворост или ставить рыбные садки - мужская. Точка. КогдаХейнар все-таки простудился и надолго слег в постель, Корова легкомысленноотмахивалась от упреков Айи - "пустяки, скоро он встанет на ноги. С нимслишком много нянчились, вот он и вырос таким хилым. Мальчику не помешает статьнемножечко выносливее". Даже когда стало ясно, что Хейну становится всехуже, тетка явно не казалась слишком удрученной этим обстоятельством.
Единственное, что сказала опекунша по поводу егосмерти - "Наконец-то отмучался, бедный калека. Для него так будетлучше". Айя тогда промолчала - ей казалось, что, если она откроет рот илихотя бы шевельнется, то не выдержит и вцепится Корове в горло. На смену еепрежней полудетской злости пришло давящее чувство настоящей ненависти. Онаперестала спорить с опекуншей и, не пререкаясь, выполняла все ее распоряжения.Корова, кажется, была довольна - своевольная девчонка стала просто шелковой иразговаривала с "тетей", скромно глядя в пол. А Айя просто-напростобоялась, что, если Корова лишний раз посмотрит в глаза "племяннице" -она поймет, до какой степени та ее ненавидит.
Как бы там ни было, в ту зиму Айя сделаласьединственной наследницей парусной лодки, дома и клочка земли на берегу -словом, всего того, чем когда-то владел ее отец. До совершеннолетия ейоставалось еще три весны, но Айя скоро поняла, что просто подождать три года иизбавиться от опекунши не получится. В их доме, который казался ей таким пустыми ненавистным после смерти Хейна, появился сын Коровы - уже совсем взрослыйпарень с масляными глазками, не упускавшей никакой возможности облапать"родственницу" за спиной у матери, а иногда и прямо на ее глазах. Айясообразила, что Корова вознамерилась выдать ее замуж за своего отпрыска, чтобытаким способом присвоить ее дом и лодку. Осознав это впервые, Айя задаласьвопросом - да уж не нарочно ли Корова уморила Хейна, мешавшего этим планам?..Примерно тогда же она окончательно решила, что дождется лета и сбежит. Вытащитьлодку из сарая в одиночку было невозможно, поэтому ей пришлось плыть насамодельном, расползающемся прямо на глазах плоту. В конце концов никчемныйплот действительно разрушился, и последнюю часть пути она преодолела вплавь.Когда Айя выбралась на берег, ноги у нее дрожали, а с одежды и волос ручьемтекла вода - но зато она была свободна и могла распоряжаться собой так, какпосчитает нужным.
Оставаться на ближайших островах было нельзя -рыбацкие деревни слишком маленькие, и там не привыкли к чужакам. К тому же,если летом одиночка еще можно как-то свести концы с концами, питаясь моллюскамии чаячьими яйцами, то зиму ей никак не пережить. Либо ее разыщут и вернутКорове, либо она попросту умрет от голода или замерзнет насмерть - вероятнеевсего, еще до первых настоящих холодов. Пришлось рискнуть. Айя пробралась напровонявшее ворванью судно, направлявшееся, как она впоследствии узнала, кБлижним островам. Она едва не задохнулась в тесном трюме, а ее одежда, волосы ируки еще несколько недель хранили тошнотворный запах прогорклого жира, ноначало новой жизни было положено. На Филисе ей удалось накинуть себе год ипоступить юнгой на "Счастливчик", промышлявший контрабандой. Айявсегда была рослой и легко сошла за тринадцатилетнего мальчишку. Она только неучла, как трудно будет притворяться парнем на маленьком корабле, где всекруглыми сутками находятся друг у друга на глазах. Ей удалось сохранить свойсекрет только два дня, а потом ее разоблачили и за шиворот приволокли в каютукапитана. Тот пообещал, что вышвырнет "соплячку" с корабля на первойже стоянке. О положенной юнге плате никто не упоминал, хотя остаток путешествияей пришлось вкалывать никак не меньше, чем впервые дни, да еще получать за этоколотушки и поток отборной брани. Как она поняла впоследствии, ей еще оченьповезло - в то время она была плоской, как доска, и по-мальчишески угловатой, иэто обстоятельство ее спасло. Успей она к тому моменту хоть немногоокруглиться, ее бы наверняка пустили по рукам, а так контрабандисты знай себетрепались о ближайшей гавани и о грудастых девках из Веселого квартала,проявляя к ней не больше интереса, чем если бы она была крысой или тараканом.Высадили Айю в Алой гавани, нисколько не заботясь, что она не знает и десяткаслов на аэлинге, на котором говорили в имперской столице.