Страница 13 из 15
Сулин, обложенный со всех сторон ветками, сидел тихо, еще не скинув дремоту. Над озером клубился туман. Сквозь клубы вдруг проступали деревья, камыши, поверхность воды, и тут же все исчезало. Казалось, где-то рядом бродит водяной, и когда из тумана неожиданно возникло лицо с грушевидным носом, Сулин схватился за ружье, не узнав родственника.
— Убери пищаль, — прошипел Харитон Иванович. — Да не спи! Скоро прилетят…
«Зря я согласился на охоту, — подумал Дмитрий. — Сейчас появятся птицы, не знающие о засаде, а я буду их убивать без всякого смысла. Дикость…»
Незаметно для себя он задремал. Когда он открыл глаза, туман уже рассеялся. Перед ним лежало озеро, неподвижное и загадочное. Босая осень, кутаясь в желтые листья, ходила по берегам, готовясь к изгнанию.
Вдруг легкие тени промелькнули по воде, и какие-то птицы с тихим всплеском упали в озеро. Это были утки. Они кормились не спеша, постепенно приближаясь к засаде. Их было шесть штук. Шесть темно-бурых птиц с рыжеватыми пестринками и зеленым пятном на боку. Они подплывали со стороны Сулина. Никогда еще Дмитрий не испытывал такого волнения. От напряжения начали слезиться глаза. Ружье дрожало в его руках, и мушка шевелилась на стволе, как живая.
До уток оставалось метров двадцать, когда Сулин, не выдержав, рванул спуск. Оглушительно бухнул выстрел, приклад толкнул Дмитрия в плечо. Пять птиц почти вертикально поднялись с криком из воды, шестая была убита.
Ударила двустволка Харитона Ивановича. Он стрелял влет. Одна из уток кувыркнулась и шлепнулась в озеро. Харитон Иванович заскочил на плотик и, отталкиваясь багром от дна, быстро поплыл за добычей.
— Держи! — весело сказал он, вернувшись, и протянул Сулину его первую утку в жизни. — Чирок-свистунок! Ну даешь, племянник. С первого выстрела. Ты же прирожденный охотник!
Сулин улыбался. Неизвестное прежде чувство распирало его. Он и сам в эту минуту верил, что нет зверя, которого бы он не уложил с первого выстрела. На миг шевельнулась жалость к убитой птице, но ее тут же смело желанием продолжить охоту.
Они снова засели в скрадках. Утки не заставили себя ждать. Несколько стаек почти одновременно опустились на воду. Азарт мешал Сулину, он стрелял торопливо, мазал и долго ждал новую мишень. На этот раз он палил удачней…
Всего за утро он подстрелил четыре утки.
— Айда домой, — сказал Харитон Иванович. — Теперь до вечера у них перерыв!
Но Сулин, возбужденный охотой, не хотел уходить и вглядывался в небо, надеясь увидеть быстрое мелькание крыльев.
— Ишь, как трясет тебя, — с удовлетворением произнес Харитон Иванович, присаживаясь рядом с Дмитрием. — Теперь тебя за уши от ружья не оттащить.
В этот момент боги услышали мольбу Сулина, и три кряквы, совершив посадку, начали кормиться поблизости от охотников. Одна из них, покрупней, плыла впереди, а две других следовали за ней. «Наверное, мать с детьми», — подумал Сулин, не шевелясь в своем укрытии. Дядя указал ему жестом, что он берет на себя первую крякву. Утки подплыли совсем близко к скрадку Дмитрия. Мать подняла голову, встретилась с немигающими глазами Сулина и замерла в удивлении. Они смотрели друг на друга несколько секунд.
— Да стреляй же, едрена вошь… — чуть слышно простонал Харитон Иванович.
Шум вспугнул уток, и они рванулись из воды. В тот же миг Дмитрий выстрелил, срезав крыло одной из птиц. Она шлепнулась в озеро и завертелась на месте. Харитон Иванович ударил из своих стволов, и вторая утка, подпрыгнув, упала в воду. Уцелевшая кряква-мать стремительно уносилась прочь. Дмитрий следил за ней, ему даже показалось, что она обернулась, словно ища детей, и черная точка ее глаза вдруг смутила Сулина.
«Ну и что? — подумал он. — Идет охота!»
Дядя гонялся на плотике за уткой, у которой было перебито крыло.
— Погодите! — закричал Дмитрий с берега. — Я ее сейчас!
С третьего выстрела он добил птицу.
Когда они вернулись в деревню, Харитон Иванович позвал бухгалтера и Прокопия. Они с уважением рассматривали добычу и кивали головами.
— Теперь, ты, Митька, есть охотник! — шумел Харитон Иванович. — Это дело надо спрыснуть!
Сели за стол, пили, ели, кричали, что-то друг другу доказывали. Сулин слушал красочное вранье дяди, все больше пьянел и блаженно улыбался, когда его хвалили. Потом он встал и, с трудом ворочая языком, произнес:
— Мужчина должен нажимать на курок! Охота раскрепощает… — Сулин вдруг вскинул воображаемое ружье, прищурил глаз и крикнул: — По летящим мишеням огонь! Ура!
Общество подхватило: «Ура!!»
Через полчаса Харитон Иванович отвел Дмитрия в спальню, раздел его, уложил на кровать. Сулин мгновенно захрапел. Снилась ему славная охота. Гремели выстрелы, с неба падали кряквы.
На другой день они опять отправились на озеро. Всего за неделю Сулин настрелял тридцать четыре утки.
Один из девятнадцати
Слухи о том, что в декабре ожидается сокращение штатов, подтвердились. В пятницу Камодов вызвал к себе сотрудников и сообщил неприятное известие.
— Наш отдел должен принести в жертву одну штатную единицу. — Павел Тимофеевич обвел взглядом присутствующих. — Лучше, если найдется доброволец…
Коллектив молчал. Сулин лихорадочно перебирал в уме возможных кандидатов и убеждался, что, в принципе, сократить можно любого, в том числе и его.
— Ну что ж, — Камодов выдержал паузу. — Желающих, к сожалению, нет. Тогда устроим небольшое голосование. Пусть каждый напишет на листке фамилию сотрудника, которого, по его мнению, можно уволить с минимальным ущербом для дела. Свои предложения прошу сдать мне к концу рабочего дня.
Притихшие сотрудники покидали кабинет, стараясь не смотреть друг на друга. Их было девятнадцать человек. Они разбрелись по своим местам, чтобы определить лишнего. Сулин сел за стол и положил перед собой чистый лист.
Заскочил Чесноков, молодой специалист, и горячо затараторил:
— Это дикость! Шеф создает атмосферу подозрительности и недоверия. Пусть сам решает, кого сокращать!
— Кончай базар, — прервал его мудрый Деев. — Камодов — демократ, он хочет знать наше мнение.
Чесноков махнул рукой и ушел. Наступила тишина. Все делали вид, что заняты работой. Сулин рисовал кубики, а в голове вертелся лишь один вопрос: «Кого?». Конечно, если разобраться, есть в отделе люди, на которых все держится. Тот же Деев, башковитый мужик. Или, скажем, Мамаев. Мамаев, правда, несколько раз лаялся крупно с шефом, но человек он, безусловно, талантливейший, это всем известно. Таких трогать нельзя. А остальных? Сулин вздохнул. Остальных можно… Он вдруг представил приказ о своем увольнении, соболезнующие взгляды коллег, и от этих мыслей на душе у Сулина стало скверно. Службу свою Дмитрий не любил, но потерять ее боялся. Без работы он, разумеется, не остался бы, но всякие перемены в жизни его пугали и тревожили.
«Нет-нет, — успокаивал себя Сулин, — меня не должны, я не хуже других. Я и после работы задерживаюсь, если надо…»
Он вспомнил, как ему однажды объявили благодарность в связи с каменогорским проектом, и пожалел, что это было так давно, что все, наверное, забыли об этом факте. Дмитрий осторожно покосился на сослуживцев, пытаясь угадать, о чем они думают.
Рожнев вздыхал за его спиной, обдумывая ситуацию. Он настолько привык к своей любимой игре «Спортлото», что даже теперь начертил девятнадцать клеточек с фамилиями коллег и поочередно вычеркивал их карандашом. Деев что-то быстро писал. Этот знал себе цену и ни о чем не беспокоился. Обернувшись, Сулин столкнулся с глазами Гаранина и смутился. Во взгляде Гаранина ему почудилась насмешка.
«Нехорошо как смотрит… — с беспокойством отметил Дмитрий. — С чего бы это?»
Время шло, а он все еще не знал, какую фамилию предложить. Его раздражала идея шефа провести тайное голосование. Захотелось написать на листке «Предлагаю сократить Камодова», но Сулин тут же испугался этой мысли…
Он ломал голову до конца рабочего дня, но так ничего и не придумал. Терзания Сулина кончились тем, что он сложил вчетверо чистый лист и сдал сотруднику, собирающему «бюллетени».