Страница 4 из 92
— Неплохо, Николаич, результаты обнадеживают.
2
Вскоре неподалеку от “нувориш-тауна”, как его назвал Клюев, появился человек. Очень незначительный с виду человек, мужчина между тридцатью и сорока, типичный представитель обочин, то ли сельский механизатор, то ли рыболов — порыжевшие кирзовые сапоги, полинявшая брезентовая штормовка, кепчонка, вообще утратившая первоначальные форму и цвет. Но скорее мужичонка был рыболовом, чем механизатором, потому что за плечами его болтался рюкзачок, в котором угадывались какие-то продолговатые предметы, возможно, складные удочки.
Трассу мужичок пересек на незначительном удалении от поворота на поселок. Теперь его целью была неширокая лесополоса вдоль шоссе, где три-четыре ряда тополей, кленов, кусты шиповника и боярышника составляли весь нехитрый набор растительности. Но, войдя в негустые заросли, человек этот словно растворился в них, слился с фоном, стал фрагментом в смешении стволов и ветвей.
Он появился через несколько минут с противоположной от шоссе стороны лесополосы, на поле, невспаханном, накрытом стеной из высоких стеблей травы, достигающих высоты человеческого роста. Здесь он раскрыл заплечный “сидор” и извлек оттуда предмет, на орудие рыбной ловли вовсе непохожий — бинокль с двадцатикратным увеличением. Человек поднял его к глазам и стал не спеша обозревать особняки за бетонным забором. Потом он достал из внутреннего кармана штормовки сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и стал изучать, время от времени прикладывая к глазам бинокль и осматривая поселок. Очевидно, на бумаге был план поселка. Особенное внимание пришельца привлек особняк в три этажа, с двумя гаражами, с полукруглым выступом по всей высоте фронтальной стены — там явно размещалась винтовая лестница. Совершенная оптика позволяла этому странному человеку различать даже переплетение стальных завитушек в ограде балкончика на мансардном этаже. Человек, похоже, остался доволен осмотром строения. Он спрятал бинокль обратно в рюкзачок и осторожно побрел по полю, стараясь идти среди самой высокой травы. Он держал курс на небольшой взгорочек с несколькими деревцами на нем. Человек еще раз огляделся по сторонам и побыстрее направился к этому взгорочку-островку... Косые лучи заходящего весеннего солнца освещали его брезентовую спину, его затылок, прикрытый кепкой из непонятного материала, длинная тень ползла перед ним.
Достигнув взгорочка, человек вновь вынул из рюкзачка бинокль и опять стал разглядывать особняк, привлекший его внимание. Потом он отвернул рукав куртки и поглядел на часы. И уже после этого, выбрав место поудобнее, улегся, разместив рюкзак у себя под рукой и натянув на голову капюшон куртки-ветровки.
Облака на западе загорелись ярко-розовым светом. Потом отовсюду наползли синевато-серые тени. Человек в ветровке в очередной раз взглянул на циферблат часов, теперь светившийся черточками стрелок и крапинками цифр.
Совсем стемнело. В поселке зажглись фонари, размещенные вдоль рядов особняков. Некоторые окна тоже засветились. Человек на пригорке терпеливо ждал, он был спокоен и неподвижен, будто уснул. Но вот огни на трассе не проплыли мимо, как это происходило уже с десяток раз, а, приостановив движение, превратились в два снопа света, скользнувших по полю и положивших длинные тени от деревьев на пожухлую траву. Когда свет автомобильных фар ушел с пригорка, человек поднялся, быстро раскрыл рюкзак и вытащил оттуда на сей раз нечто, напоминающее по виду укороченный автомат. Раздался едва слышный скрип, и это «нечто» раскрыло крылья, словно гигантское насекомое. Человек нагнулся, вставил носок сапога в стальную скобу на конце предмета, захватил рукой рычаг и выпрямился. Арбалет с усилием на тетиве почти в сто килограммов был взведен. Стальная тетива слегка дзенькнула от напряжения, но выдержала. Она способна была выдержать и усилие раза в три больше. Сложная оптика, которой был снаряжен арбалет, позволяющая видеть очень далеко почти в абсолютной темноте, приблизила к этому блуждающему по степи искателю приключений стену дома и дверь в стене, и высокое крыльцо с кованой решеткой, и блестящие стекла плавно подкатившего автомобиля.
Стрела, извлеченная из продолговатого футляра, беззвучно легла на пластмассовый ложемент, стальная пружина мягко, но достаточно надежно прижала ее к бороздке.
Из автомобиля выбрались сразу несколько человек, они были видны степному бродяге очень близко, словно на экране большого телевизора. Ночной арбалетчик терпеливо всматривался в беззвучное мельтешение голов, плеч, спин, рук, пока наконец не нашел того, кто особенно интересовал его.
Ошибки быть не могло. Лицо, знакомое по газетным публикациям, по телепередачам, по предвыборным плакатам, жесты, манеры поведения — он всегда находится в центре толпы, малой или большой. Лидер.
Теперь остается неглубоко вздохнуть, поставить перекрестье прицела на коротко, по-модному стриженный затылок, чуть-чуть обождать, когда затылок начнет удаляться, а не качаться вправо-влево, и плавно потянуть спусковой крючок.
Спустя секунду стрелок наблюдал с помощью все той же совершенной оптики, как затылок качнулся, как беззвучно всколыхнулись вокруг него все те же плечи, головы, спины, руки, словно вихрь или взрыв разметал, расшвырял их.
Ночной пришелец опустил арбалет, быстро сложил его, спрятал в рюкзак. Теперь он уже пытался рассмотреть происходящее за оградой невооруженным глазом, насколько это позволял свет прожектора на столбе.
Люди там, за бетонной стеной, могут сообразить, конечно, что смертоносный снаряд прилетел из степи, но им ни за что не определить, где именно находился стреляющий. Они могут сколь угодно напрягать зрение, пытаясь высмотреть в кромешной тьме — кого, что? К тому же им и в голову не придет, что стрелок мог находиться на расстоянии метров в триста от них. Поэтому человек в брезентовой робе удалялся не спеша.
Он долго шел в темноте без дороги, ни разу не споткнувшись, не провалившись в какую-нибудь колдобину, не наткнувшись на неожиданное препятствие.
3
Клюев в то утро плескался в душе особенно долго. Но из шума воды, гудения труб, приглушенного рокота стиральной машины то ли на нижнем, то ли на верхнем этаже он все же выделил повторяющуюся через разные промежутки времени трель. Коленца трели были длиннее обычных телефонных звонков. Междугородка.
Наскоро прикрыв краны и набросив на бедра махровое полотенце, Клюев выбежал из ванной и подхватил телефон-трубку.
— Это Женя? — акцент, слабый, но все же различимый, давал возможность предположить, кто же это вырвал его из ванной.
— Да. Тенгиз, ты?
— Я. Наконец-то мне удалось тебя с кого-то там снять. Здравствуй.
— Камарджоба. Снимать ни с кого не пришлось, к сожалению. Просто я далеко от телефона был.
— Ладно. Ты нам нужен, понимаешь?
— Как не понять.
— День рождения очень хорошего человека, понимаешь?
— Совсем хорошего, да?
— Совсем хорошего.
— А когда день рождения-то?
— Завтра, завтра, Женя.
— Хм, повезло ему. Завтра Пасха, восемнадцатое апреля.
— Тем более хорошо. Рейс от тебя есть, я узнавал. В аэропорту тебя завтра встречу.
— Если какой-нибудь угонщик не захочет чуть-чуть свернуть — в Багдад или Тегеран, например. Или рейс не отменят. Проще справиться с угонщиками, чем заставить этих сукиных аэрофлотовских наследников подняться в небо по расписанию.
— Я думаю, ты с теми и другими справишься. До свидания.
— До свидания.
Ясно. Свиданьице на земле древней Иверии. Мимозы уже отцвели, магнолии начинают. Штат Джорджия, отколовшийся от нерушимого Юниона советских социалистических штатов. И там, в настоящей, в американской Джорджии лимоны-апельсины, мимозы-магнолии, и в бывшем советском штате аналогичная экзотика и изобилие в окружающей природе. Потому что лежат практически в тех же широтах, бывший советский штат на несколько градусов севернее. На природном изобилии сходство заканчивается, бывшей советской, ныне независимой Джорджии далековато до американской тезки, подальше, чем несколько десятков тысяч километров по карте. Через Луну маршрут проводить придется, если сравнительную диаграмму экономического процветания строить. Впрочем, некоторые и в нынешней независимой, бывшей советской, Джорджии очень неплохо себя чувствуют. Те же тысячи долларов ежемесячного дохода, те же «порше», «форды», «линкольны-континентали», те же мимозы-магнолии.