Серый кардинал

Стараясь не оглядываться слишком часто, Бирюков быстро пошел по улице. Пройдя три квартала, он свернул, вышел на параллельную улицу, поискал телефон-автомат. Это отняло у него довольно много временя — четыре телефонных аппарата были без трубок, у одного покорежен диск, один молчал, только в трубке седьмого слышался обнадеживающий гудок.

Набрав номер своего квартирного телефона, Бирюков сразу услышал голос Клюева.

— Рытова уже добралась? — вместо приветствия спросил он.

— Да. Полный порядок. Дуй до хаты, Николаич.

Не позже, чем через полчаса Бирюков переступил порог своей квартиры.

— Слушай, Николаич, я ведь недаром говорил о твоих способностях. Мне Галина порассказала о твоих действиях. Ты прямо-таки матерый диверсант, честное слово. Два-два, выходит, ничья пока, — Клюев скалился, словно речь шла о счете в какой-то безобидной игре.

— Во-первых, два-один в твою пользу. В моем случае один все же дышит. А во-вторых, у меня случился заурядный фулл-контакт, уж этому я как-то обучился лет за двадцать.

— Николаич, я тебя уверяю, — даже не у каждого десятого фулл-контактера такое получилось бы, — не унимался Клюев.

— Женя, — Бирюков поморщился, — ну, не время сейчас, наверное, о ерунде судачить. Мы же не пацаны, узревшие в первый раз по «видику» Чака Норриса. Все очень серьезно. Ты погляди, что у этих ребят с собою было! Это «стечкин», да?

— Да, Николаич, он самый. Калибр девять миллиметров, магазин двадцать патронов, — Клюев кивнул, взял в руки пистолеты и стал их разглядывать.

— Но ты же знаешь, у кого «стечкины» на вооружении.

— Знаю.

— И жилеты на них были пуленепробиваемые.

— Успокойся, Николаич, ос. Ecли бы ты повнимательнее изучил эти игрушки, то заметил бы, что на одной из них номер стерт. То, что «макары» гуляют по всей Руси, тебя не удивляет? Нет. Обычное дело. То же и со «стечкиными». Ты их обыскивал? Еще боекомплекта при них не было?

— Не было.

— Вот, это говорит против того, что имел ты дело с профессионалами. Профессионалы наверняка бы еще и наружное наблюдение за «хатой» установили, они бы вам с Галиной так за здорово живешь не позволили оттуда «слинять».

— Хм... Логично, — согласился Бирюков.

— Так что ты не очень горюй по поводу того, что «бойцов невидимого фронта» завалил. Та ли еще печаль нагрянуть-посетить нас может.

— А я по телефону там говорил. Точнее, слушал. Низкий, хриплый мужской голос спрашивал какого-то Семена.

— Галочка, они друг друга по имени не называли при тебе? — Клюев обернулся к Рытовой, которая напряженно прислушивалась к их разговору.

Та молча помотала головой.

— А у тебя знакомых с таким... ортодоксальным именем нет?

— Ну что ты, Женя ..

— А ничего. Знаменитое между прочим имечко, благодаря барду. «Ну все, кончай ее, Сэмзн», — Клюев хохотнул.

— Женя, как ты можешь шутить в таком положении? — заныла Рытова.

— Могу, деточка, и буду, потому как «даже в самые тя-ажелые мамэнты ми не забывали о шютке, не правда ли, товарищ Жюков?» Ты этот анекдот о Сталине и Жукове слышала?

— Нет, — совсем уже потерянно ответила Рытова.

— Ладно, как-нибудь расскажу при случае. Так ты утверждаешь, Николаич, что голос у твоего собеседника был хрипловатый?

— И он мог принадлежать такому толстому здоровому мужику, как твой знакомый Боб.

— Почему ты так думаешь?

— А я только сейчас об этом и подумал. Я достаточно далеко от вас вчера сидел, там, в кабаке, но разговор улавливал. Обрывками, что ли. Или это мне сейчас так кажется, что улавливал.

— Вэлл, вэлл, вэлл. Якши, якши, якши, то есть. Тут ситуация такова, что без бутылки не разберешься. Но бутылки-то как раз и нету. Поскольку мы уже процентов на семьдесят убедились в том, что вокруг жилища Николаича коварный враг не рыщет, за «горючим» смотаюсь я, как самый легкий, самый молодой и самый быстрый.

Он и в самом деле обернулся удивительно скоро. Выгрузив из спортивной сумки Бирюкова две бутылки «Распутина», полкруга сыра, батон салями и массу зелени: кинза, петрушка, свежая редиска, Клюев объяснил:

— За неимением горничной, трахают дворника, да буду я правильно понят находящимися здесь дамами, потому что имею в виду тот факт, что в местах проживания Валерия Николаевича «Бурбона» не наблюдается. Не успели мы с тобой «Бурбона» попить, Николаич, только чуть губы помочили. Не дрейфь, Галина, цел твой несравненный Влад. Где-нибудь в тайных ментовских застенках сейчас томится. Менты, они, конечно, народ жутко завистливый и обидчивый. Обидно им из-за того, что случаются люди не только побогаче их, но еще и огурцы из банки могущие есть, в то время как менты не могут. Знаешь, почему, Галина?

— Нет, — уже ожидая какого-то подвоха, ответила Рытова.

— Да потому, что башка туда не пролезает. А если серьезно, то все будет зависеть от того, насколько ты нам с Николаичем прояснишь обстановку вокруг Влада. А для этого ты должна будешь сообщить нам о Владе все или почти все, за исключением вещей сугубо интимных и разных мелочей, к его коммерческой деятельности отношения не имеющих. Впрочем, и о мелочах, пожалуй, тоже надо говорить.

Клюев перемещался по кухне, и движения его напоминали движения матадора — он ловко огибал застывшую, словно в состоянии ступора, Рытову, занявшую позицию между плитой, шкафчиком и холодильником, то есть, как раз там, где Клюев курсировал, доставая томатный соус, майонез, протирая фужеры, раскладывая на тарелки салфетки.

Бирюков смотрел на него и все больше успокаивался. Если и верен расхожий трюизм, думал он, что к опасности нельзя привыкнуть, то можно научиться воспринимать ее с минимальными эмоциями. Клюев этим искусством овладел в совершенстве, похоже, что он даже какое-то удовлетворение испытывает от ощущения постоянной опасности.

— Садись, Галина, в ногах правды нет, — пригласил Клюев. — Хотя, конечно, нет ее и выше, как заметил классик.

До Рытовой смысл остроты явно не дошел, она послушно села.

— Итак, дамы и господа, — витийствовал Клюев, — поднимем бокалы, содвинем их разом. Николаичу и Галине стресс снять, а мне стимулировать деятельность головного мозга. Потому что ощущаю полнейшую заколдобленность мысли. Оп!

Бирюков, выпив, почти не почувствовал крепости спиртного и воздействия его не ощутил. У Рытовой же мгновенно заалели ее симпатичные щечки, движения стали свободнее и раскованнее.

— Итак, приступим к допросу, — объяснил Клюев. — Галина, к тебе эти придурки когда припожаловали?

— Сегодня утром, пяти еще не было. Я спала.

— И ты их впустила?!

— Вот еще! Они через балкон забралась. Я звон услышала и проснулась.

— Угу... Балкон третьего этажа. Резвые мальчики. И дерзкие. Они тебя... не трогали особенно?

— Ты в каком смысле?

— В прямом, деточка, то есть, в сексуальном. Любому нормальному мужику при виде такой очаровашки хочется только одного.

Рытова замотала головой.

— Они приказали мне одеться, ни на шаг от меня не отходили...

— Даже в клозет вместе с тобой заходили?

— Ой, ну что ты такое говоришь?! Они следили, чтобы я к входной двери не подходила, к окнам, к телефону. Но сами, похоже, звонка телефонного ждали.

— А ты уверена в том, что они ждали звонка, адресованного им, а не тебе?

Рытова немного подумала.

— Нет. Пожалуй, не совсем уверена. А вообще-то один из них подходил к телефону. Номер набрал так, чтобы не было видно, какой именно, говорил очень тихо. Я разобрала только «ждем». Или мне так показалось.

— Не показалось, — заверил Клюев. — Может быть, поэтому и к тебе приставать времени не было. Вдруг только начнешь кувыркания, а тут кто-то шасть через балкон. Ладно, товарищи и товарищи, давайте-ка еще взбодримся.

Он аккуратно разлил водку по фужерам.

— Я столько не могу, я захмелею, — запротестовала Рытова.

— А это в мою задачу и входит, — Клюев незаметно подмигнул Бирюкову. — Алкоголь — самый совершенный детектор лжи. Что у трезвого на уме... До бесчувствия я тебе, конечно, упиваться не дам, не в моих это интересах. Галя, а они тебя о чем-то расспрашивали вообще?